Роберт ждал меня в офисе, в приёмной, как простой смертный сотрудник.

— Знал, что ты придёшь, — сказал он вместо приветствия.

— Проходи, — кивнул я.

Я являлся исполняющим обязанности с тех пор, как отец слег. Теперь дела передавать нужно… кому? Да блять, кому эта стая решит, моё слово больше не будет иметь веса. Чувствую ли я облегчение? Не знаю. Я жил делами компании с тех пор, как себя помнил.

— Я ездил к ней, — огорошил Роберт.

— К кому?

Я сразу догадался к кому. Сразу. Главное это не показывать, насколько тебя задевают слова, никогда не показывать своих чувств, этому я рано научился.

— К Завьяловой.

— На хрена?

— Кто-то должен действовать. Ваш отец в гробу перевернётся если увидит, что дело всей его жизни…

— Мне похуй! — крикнул я. — А если это так волнует отца, мог бы не составлять такое идиотское завещание!

— Наверное, у него были какие-то свои соображения… он ничего не делал просто так.

Я отмахнулся. Подавил желание выпить — не стоит уподобляться сестре. Снова закурил. Подумал — не с моей наследственностью столько курить. Папа не курил вовсе, загнулся от рака лёгких, что же ждёт меня? Лениво подумал, без страха.

— И как она? — спросил я.

— Выглядит отчаянно нуждающейся в деньгах. Она согласится, Артур.

Она была такой красивой. Или красота в глазах смотрящего и мне только казалось так? Я был уверен, что горевать она долго не станет и очень скоро выскочит за очередного богача. Что пошло не так?

Можно спросить, как она выглядит. Столько же смеха в её глазах, что и раньше. Скорее всего у Роберта даже фотографии есть. Но я не стал.

Уходя он положил мне бумаги на стол. Я глянул мельком — адрес. Номер телефона. Вот Юлька бы охренела, если бы я сейчас написал классическое, как дела. От этой мысли даже улыбнуло. Бумаги бросил в ящик стола, не вчитываясь.

Домой вернулся только поздним вечером. Дом возвышался тёмной громадиной, почти все окна сливаются с темнотой, лишь несколько светятся. И тихо так, словно все разбежались. Ждать, когда можно будет деньги получить. Хотя я был уверен, что та же Стелла ещё не раз здесь появится, чтобы попытаться вынудить из меня официальный отказ от гонки за наследством.

По полутемной лестнице поднялся наверх. И правда, склеп. В моём кабинете едва мерцает настольная лампа. Щелкаю выключателем и вздрагиваю — в кресле посетителя сидит мама.

Такая же маленькая, как Эльза, такая же худенькая, вот только лицо уже почти неузнаваемо, спасибо пластической хирургии.

— Ты теперь в роли местного привидения? — спросил я, сбрасывая влажное, от снега пальто, прямо на диван.

— Ну если уж папа решил не баловать нас своим посмертным присутствием…

— Хватило его прижизненно, — поморщился я. — Ближе к делу, мам, что нужно?

Она поджала губы. Посмотрела на меня снизу вверх, словно взвешивая слова.

— Ты женишься на ней.

— Мам, — поднял руку я, призывая её к молчанию.

— Женишься, — отчеканила она. — Поверь, я бы не протянула столько лет с твоим отцом, если бы не умела быть жёсткой и добиваться желаемого. И да, я не была хорошей матерью. Но я мать. Я не хочу смотреть, как мои дети, мои возможные внуки лишаются каких либо гарантий на будущее, по прихоти старого маразматика и его упрямого сына! Ты знаешь, что мы потеряем все. Компанию доведут до разорения и перекупят по дешёвке, этих денег будет много, но не для моих детей, которые не привыкли их считать. Они останутся без ничего.

— Я не хочу об этом волноваться.

— Ты должен!

Слово каменным грузом легло на плечи. Впрочем, там оно и было все тридцать три года моей жизни, я даже не успел насладиться тем, как без этой ноши легко.

Глава 6. Юля

После визита Роберта невинная бумажка воспринималась не такой уж и невинной. Но все равно выйдя из дома за Дианкой, а я старалась забирать её пораньше, я остановилась на лестнице высчитывая график работы соседки Ксюши. Несмотря на свою падкость до мужчин, девицей она была неплохой, не раз и не два выручала меня с дочкой, когда срочно нужно было выбежать по делам.

Судя по всему выходило, что Ксюша сегодня была выходная — работала она два через два. Я поднялась на этаж выше и постучала в дверь. Ксюша тоже в звонок не смотрела никогда.

— О, привет! — воскликнула она. — С мелкой нужно посидеть? Но не больше двух часиков, я на свидание убегаю.

То и было видно — на голове бигуди, один глаз подведен, второй ещё нет.

— Мелкая в садике, — ответила я. — Вот как раз за ней иду.

— Что-то случилось?

Оба глаза, и подведенный, и нет уставились на меня с толикой беспокойства.

— Да просто все о дочке, да о дочке… как у тебя дела на личном фронте?

Ксюша расцвела — про это она рассказывать любила.

— Я влюблена, Юль! Замуж выйду, в этот раз точно!

— Значит он не женат?

— Нет, я даже паспорт посмотрела. Хватит с меня женатиков, самой замуж пора, двадцать восемь уже. Часики тикают!

Версия провалилась, но проверить стоило. Дочку я домой вела крайне неторопясь — как-то страшно было. Но все обошлось, вечер нас ждал спокойный. Дианка хорошо поела, выглядела умиротворенной, то и дело залазила на подоконник и смотрела, как падает снег — он её завораживал. Ничего кроме крупного, хлопьями, снега, в этот вечер её не интересовало, ни книжки, ни игрушки. Мне пришлось устелить подоконник одеялом, чтобы моя радость не отморозила себе попу.

И следующий день был спокойным. Я расслабилась. Мало ли чего Роберт приходил? Может его совесть замучила, хотя в это я не очень верила. Нет у них там совести, ни у кого, думаю они продали её за начальный капитал бизнеса.

Но обе следующие ночи я думала о Роберте, вот не хочется, а в голову лезет. Он здорово сдал, старость никого не щадит. Он младше был Вершинина отца, сколько Роберту сейчас, пятьдесят? Прошедшие семь лет отметились на его лице глубокими морщинами, похудел, запали щеки. Только глаза такие же, проницательные, дерьмовые глаза — никогда не знаешь, о чем думает, чего ждать.

Зачем приходил?

Тем не менее я расслабилась. Настала пятница, в этот день у нас снова садик. Снег успел растаять, впрочем на непроницаемом лице моей дочери разочарования было не разобрать. Темнело рано, несмотря на то, что вышли мы из садика в четыре, домой шли в сумерках. Рядышком, но так далеко друг от друга — как всегда.

Я остановилась, вынимая из почтового ящика квитанции, не удержавшись надорвала одну их них и чуть не застонала вслух — с ботинками себе точно придётся повременить, тепло дали и суммы на платёжках были просто дикими. Подумала — зря испортила себе настроение, можно было и завтра посмотреть.

Дианка тем временем поднялась на наш этаж. Она была не от мира сего, но в пространстве ориентировалась неплохо, и если я мешкалась в подъезде, Диана поднималась и ждала меня возле квартиры. Я запихнула квитанции в карман и устремилась за ней.

Она ждала меня не у квартиры, как обычно. Стояла у самой лестницы не подходя к дверям, в сторонке.

— Всё хорошо? — спросила я поднимаясь.

Словно дочь ответила бы мне. Она же внимательно на что-то смотрела, не отрывая взгляда. Я обошла дочь и остановилась рядом с ней. Этого не могло быть и между тем происходило.

На нашем коврике лежал голубь. Мертвый, со свернутой шеей и расправленными, словно в последней попытке взлететь, крыльями. На него и смотрела моя дочь.

— Черт! — не сдержалась я. — Черт, черт!

Вытащила из кармана квитанции, попыталась завернуть в них тельце, но бумаги не хватало, мои пальцы касались холодных перьев. По коже мурашки, к горлу подкатила рвота. Не хватало ещё, чтобы меня стошнило прямо на трупик, у дочки и так впечатлений выше крыши.

— Не смотри пожалуйста! — взмолилась я.

Но Дианка смотрела. Я взяла себя в руки — чего тупила! Можно было просто сразу завернуть птицу в коврик и вместе с ним выбросить.

— Стой здесь, — сказала я Диане. — Мама через три минуты.

Мусорные баки недалеко от подъезда, бегом я уложилась за пару минут. Потом поднимаясь, пытаясь отдышаться и держась за колющий бок поняла — квитанций у меня больше нет. Ну и хрен с ним, зло подумала я. В следующем месяце заплачу.

Дианка не ужинала. Сидела смотрела на свой чай и свои макароны и не ела.

— Птичка просто состарилась, — пыталась объяснить я. — Её никто не обижал.

Моя дочь мне не верила. Уснула рано, свернувшись клубком, лицом к стене. Даже на снег смотреть не стала — а он снова пошёл к ночи. У меня опускались руки.

— Ненавижу, — сказала я покойному Вершинину. — Ты даже мёртвым отравляешь все вокруг!

И вот что делать? Идти в полицию? Что я там скажу? Что кто-то мстит мне не пойми за что, нищей разведенке, в одиночестве растящей ребёнка инвалида? Трупик им из мусорки достану?

Телефон зазвонил так резко и громко, что я подпрыгнула.

— Да! — отрывисто бросила я.

— С работы иду, — порадовала меня соседка Ксюша. — Несу бутылку вискаря и два литра газировки. Тяжело, между прочим!

— И? — спросила я переводя дыхание.

— И, и, — передразнила Ксюша. — Лёд ставь морозиться, сейчас приду, пятница же!

Я не стала говорить ей, что несмотря на то, что завтра суббота, ей то работать. Мне тоже нужна была передышка, мне нужен был алкоголь в бокале и никаких мыслей в голове.