Выплакав целое море слез я сходила в душ, но легче не стало. Ещё тошнило, ещё покачивало, на отражение смотреть было невозможно без слез, а плакать мне больше нельзя. Заставила себя выпить два стакана воды, таблетку аспирина и только потом легла спать.

Утро было ужасным. Диана никогда меня не будила, обычно я заводила будильник, чтобы просыпаться раньше неё. Сейчас я встала только в одиннадцать, Дианка сидела в пижаме на полу и раскладывала кубик рядочками.

— Черт! — вырвалось у меня.

Разогрела приготовленное ещё вчера мясо, Диана поела, видимо немного позабыла про голубя. У меня гудело в голове, я не представляла, как мне теперь работать, три кружки кофе не помогли.

— Пойдём гулять? — предложила я. — И прости пожалуйста, что мама сегодня такая…

Дианка посидела немного, подумала, потом отправилась надевать носки. Значит да. Одеваться сама она умела, но никогда не угадаешь, будет или не будет в конкретный момент. Иногда бывало совсем тяжко, когда она и сама не одевалась и мне не позволяла себя трогать. В такие дни у меня просто опускались руки и я боялась думать о том, что дальше будет.

Сегодня дочь была явно в хорошем настроении. Быть может потому, что на улице снова снег. А я сегодня была умнее — прежде чем открывать дверь, посмотрела в глазок. Никого. И никаких сюрпризов перед дверью, слава богу.

Гуляли мы долго. Подморозило и снег не таял. Дианка не играла, детей она побаивалась, поэтому площадки мы обходили. Поэтому гуляли мы просто расхаживая пешком туда, куда моей дочке придётся.

Я торопилась, поэтому не надела тёплых носков, и сейчас мои ноги в тонких осенних ботинках совсем окоченели. Хотелось плакать, я то и дело хлюпала носом, удерживаясь от слез только силой воли. Так всегда — стоит только начать себя жалеть, и остановиться будет сложно.

— Соберись, — строго сказала я себе. — Думай о своей дочери.

И тоскливо посмотрела на дочку — та ещё и не думала домой идти. Но плюсы от прогулки были, мне немного полегчало и прояснилось в голове. Подумаешь, ноги замёрзли, переживу…

— Диан? — попросила я. — Пойдём домой?

Она и виду не подала, что меня услышала, но минут через десять все же повернула к дому. Я приободрилась, утром поесть не смогла, сейчас перекушу, попью горячего чая, затем в горячую же ванну…

Дианку в подъезде вперёд не пустила, мало ли какие сюрпризы там ждут. К счастью, ничего не было. Ни записок, ни дохлых птиц. Но Дианка явно тоже уже всего ожидала, выглянула сначала за угол лестничного марша и потом только пошла к квартире. Уроды, кто бы это ни был, испугали мне ребёнка.

Сообщение пришло, когда я готовила обед. Макароны, Дианке без ничего, она только так их ела, себе с остатками вчерашнего сыра. Я толком ни с кем не общалась, сообщений не ждала, поэтому к телефону не потянулась — скорее всего, спам.

И заглянула только после ванной.

"Думай о своей дочери, она так беззащитна"

Я зубами скрипнула от злости и бессилия.

— Никто, никто не думает о ней кроме меня! — закричала я. — И без ваших напоминаний!

В ответ тишина, даже Дианка не обернулась.

Глава 9. Артур

Над потолком клубился дым, кондиционер не справлялся. Можно было бы вообразить себе шумную вечеринку, но курил я один. Просто одну за другой. Одна пустая пачка валялась на столе, во второй уже несколько сигарет осталось.

— С вашей наследственностью столько курить неразумный риск…

Я вскинул голову рассматривая говорящего.

— Вы считаете, что жить и работать во благо своей семьи и компании это мой долг?

— Я считаю, что есть куда менее изощренные и куда более быстрые способы умереть, чем рак лёгких, — спокойно ответил Роберт.

Меня мутило. Встал, открыл окно нараспашку. Там — темнота. Вывалился по пояс, вдыхая холодный воздух, впуская его в накуренный кабинет. Стало немного легче. Вернулся и буквально рухнул в кресло.

— Это все давит на меня пиздец, — признался я. — Зачем было растить из меня наследника и ставить такие унизительные условия вступления в наследство, которое принадлежит мне по праву?

— Я не знаю, чем руководствовался ваш отец.

— Да брось, — поморщился я. — Всё ты знаешь. Ты такой же старой гандон, как и мой отец.

Роберт никак не отреагировал, а я вдруг подумал, что он ничем не заслужил. Я помню его всю свою сознательную жизнь, и участия в моем воспитании он принимал куда больше, чем отец.

— Брак может быть фиктивным, — повторил он в сотый раз. — Кто узнает? Никто не станет лезть в вашу постель, Артур. Всего год.

— Я… — почти задохнулся я от накативших чувств. — Я же воспринимал это наследие, как неизбежность. Оно было частью меня, понимаешь? А теперь я…я как будто вижу возможность сбежать.

— Неразумно бегать от таких денег, — покачал головой Роберт.

Я сломал карандаш и выругался — и этот пластиковый. Никакого удовольствия ломать.

— Меня бесит, что отец сохраняет надо мной власть даже после смерти.

— Вы большой мальчик, Артур. К чему такая категоричность? Учитывая ваше детство, я вполне понимаю ваши чувства и даже ненависть к отцовскому делу. Но кто сказал, что вы должны стоять у руля компании всю жизнь?

Я даже замер.

— Говорите дальше, — попросил я.

— Все мы знаем, что случится, если ваши родные вступят в права наследования. Компанию разорят, причём направленно и выкупят за смешные деньги. Я знаю уже трех претендентов на покупку. И действовать они будут тонко, изнутри. Семья не успеет понять, как осталась без бизнеса.

— Но?

— Но вы можете продать компанию сами. Когда вступите в права наследования, через год после брака. Руководить вы умеете грамотно, и позиции компании не упадут. Вырученных денег будет много. И тогда вы просто поделите их поровну.

— Они потратят сколько бы им не дали, — горько ответил я. — Они не знают цены деньгам.

Сколько раз я мечтал был таким же беззаботным и просто наслаждаться отцовскими деньгами, но в меня вбивалось, как умножить, как упрочить…

— Трастовый фонд, — просто сказал Роберт. — Под грамотным управлением, на каждого члена семьи. Лучше за рубежом, там законы в отношении трастов прозрачнее. И ваши родные будут получать ежемесячный процент, плюс бонус раз в год. Это тоже будет очень много, учитывая вложенные в траст суммы. Там хватит и на любовников Стеллы, и на операции вашей мамы, и на виллы на карибах. Хватит на все и у них не будет шанса потратить сразу все.

Всё же не зря папа держал так близко Роберта. Он гений. Но черт, женитьбу это не отменяет!

— Стеллу порвёт на части, — сказал я подумав. — Она сочтет это подачкой.

— Не думайте о Стелле. Думайте о том, как договориться с вашей бывшей женой.

Черт. Мой визит к Юле только все испортил. Нужно учиться держать чувства в узде. Но она посмела… я до сих пор как будто чувствовал обжигающее прикосновение женской ладони к своей щеке и свою неудержимую ненависть.

— Я не смогу.

— Сможете, — жёстко ответил Роберт.

— Она ненавидит меня.

Я понимал это с каким то удивлением. За что? За то, что сломала мою жизнь? Она просто не имела права на ненависть.

— Она мать, — развёл руками Роберт. — Она мать особенного ребёнка. Думаю больше всего на свете ей нужны гарантии счастливого будущего для дочери. А это деньги, Артур. Предложите ей деньги. Она не устоит.

Через пару дней я снова поехал к ней. Мне это было поперёк горла, но я понимал, что Роберт прав. Это единственный способ соскочить с ненавистного долга без потерь и даже с чистой, насколько возможно, совестью.

Сидел в машине, потому что Юли не было дома. Где она, на работе? Показалась знакомая фигура только минут через двадцать. Я сразу узнал, несмотря на громоздкий пуховик, несмотря на годы в разлуке, и печать времени, которая отразилась на летящей прежде походке.

Рядом с ней шла девочка, но их лиц я не видел. Говорить на улице не хотелось, поэтому дал им ещё пятнадцать минут, затем поднялся следом.

Дверь снова распахнулась почти сразу. И снова тот же шок на лице бывшей жены.

— Научись уже смотреть в глазок, — мягко советую я.

Она пытается закрыть дверь, но я был готов и просунул в проем ногу. Мягко оттеснил Юлю и вошёл в коридор. Осматриваться не стал, я все уже видел.

— Проваливай, — повторяет Юля те же, что и в прошлый раз слова.

Взгляд её мечется и я понимаю, в чем причина — ребёнок дома, дверь в комнату открыта, оттуда весело струится яркий свет. Она боится за своего ребёнка.

— Не верещи, — прошу я. — Я на пару минут и по делу, ни тебе, ни девочке ничего не грозит.

И тут она выходит. Девочка. Я знаю, что ей шесть, ещё бы не знать. Пижама светлая, в полоску. Волосы распущены, светлые, удивительно длинные для такого маленького ребёнка.

— Диана пожалуйста, уходи, — просит Юля и делает шаг к ней.

Девочка не слушает её. Запрокидывает голову и смотрит на меня. А я…я обескуражен. На несколько мгновений обезоружен даже. Дети считаются красивыми все, я знаю. Но я не был готов к тому, насколько. Этот ребёнок так красив, что мне страшно. Большие глаза, почти прозрачно серые, с тёмным ободком вокруг зрачка завораживают. Ресницы такие длинные, что роняют тени на щёки. Господи, она так красива, что кажется не настоящей. И смотрит на меня не моргая, так внимательно, что мне и правда жутко.