— Да у меня просто горло перехватило! Я его так близко в первый раз увидел. Местные давно знают, как мимо него ходить. Я и не заговаривал с ним никогда. А тут — прямо у ворот! И никак его не прогнать. Появляется хитро — раз в пять лет и только в пору посевов. Только жрец примчится — а он уже исчез! Тут и раньше постоялый двор был, ещё мой прадед открыл. Но дела у меня шли не шибко хорошо. Как мы радовались, когда стали постоялым двором принца Чана! И деньги получили, отстроились. Я думал, что благословение принца сработает, призрак не появится. — Он кивнул на стену, где в полумраке белел шёлковый свиток с витиеватой подписью и императорской печатью. — Да не вышло. Ох, чую, теперь много людишек пропадёт из-за этого Господина с зонтом!

Хозяин разлил нам горячительное, не обидев и себя. Выпили, не почувствовав вкуса. В желудке сделалось горячо, по жилам пробежало тепло, и что-то мелко дрожащее внутри расслабилось.

Раб сноровисто расставил перед нами тарелки и пристроился в ближайшем углу, успешно прикинувшись деталью обстановки.

— Что же случилось с господином Хаганом? — спросил я.

Хозяин даже приосанился, пригладил бородку и заговорил. Речь была гладкая, красивая, явно не один раз повторённая.

— Сто лет назад в этих местах жил клан Хуай. Господин, которого вы встретили, служил при нём счетоводом. И вот однажды поехал он по землям и взял с собой нового слугу Ланя. Лань был парнем не только новым, но и неграмотным. Он подумал, что господин едет за налогами. На обратном пути он подсыпал в господскую еду отраву. Наверное, цели отравить счетовода не было, просто не рассчитал и подсыпал слишком много. Когда господин с сыном заснули, Лань стащил шкатулку с бумагами. Но едва он отъехал от места преступления, как повозка налетела на камень, с неё слетело колесо, и от тряски господин проснулся. Пока не обнаружили пропажу, Лань убежал — только крикнул, что пошёл рубить ветки для колеса. Господина Хагана обнаружили утром. Он сидел у повозки и держал над головой зонт с ласточками. Говорят, его сын так и умер во сне. С тех пор раз в пять лет, в одну из ночей праздника посевов, повозка счетовода появляется на освящённом тракте. Господин жаждет покарать слугу и просит всякого прохожего посмотреть, куда он убежал. Но стоит только сойти с тракта, как будешь разорван нечистью!

Как много удивительно точных подробностей знал этот человек!

— Это сам Лань рассказал после того, как нашли тело счетовода? — не утерпел я.

Хозяин отмахнулся:

— Нет, тот слуга сгинул без следа. То ли нечисть разорвала, то ли сбежал — никто не знает. Шкатулку с бумагами никто не нашёл.

— Тогда откуда?..

— Так Господин с зонтом больно словоохотливый. Если с ним слишком долго разговаривать или, убереги Небеса, зайти в повозку, то он обвинит в воровстве той самой шкатулки и убьёт! А ещё говорят, если в ночь его появления Владыка Гроз решит пролить дождь на эти земли, можно увидеть, как счетовод умирает. Вот люди всё сложили и догадались, — пояснил хозяин. — Только как теперь успокоить его жажду мести, никто не знает. Жрецы ничего не могут сделать, а благословение императора помогает только на пять лет.

Я подумал и возразил:

— Но мне не показалось, что господин Хаган желал мести. Он просил нас найти слугу, это правда, но лишь из-за того, что не умел чинить повозки. Как только мы починили колесо, он забыл про слугу и поехал в поместье!

Хозяин озадаченно крякнул, почесал бороду и торжественно заключил:

— Значит, много лет невежественный народ считал Господина с бумажным зонтом мстительным духом. Лишь пара путников выслушала его и починила колесо. Тогда Господин с бумажным зонтом навсегда покинул место своей смерти! То был жрец…

— Нищего принца, — смутившись, подсказал я, когда мужчина вытянул шею в попытке рассмотреть подвеску на моём поясе.

— И храбрый, но молчаливый воин, который его сопровождал! — припечатал хозяин. — Прекрасная история!

Тархан чуть не поперхнулся едой.

— Комната, — напомнил он и заработал палочками ещё быстрее.

— Да-да, конечно. Эй, Бо! — он жестом подозвал раба. — Проводи досточтимых в лучшие покои, те, с выходом на крышу. Я сдам их вам всего за десять медных монет — половину цены.

Он повернулся к Тархану, безошибочно определив главного владельца денег, и тот, не торгуясь, отсчитал монетки.

Комната и правда оказалась лучшей: вместо циновок были мягкие матрасы, в углу стоял умывальник, на окнах висела тонкая полупрозрачная ткань, защищавшая от насекомых. Я потрогал белоснежную постель и как никогда отчетливо ощутил слой грязи на теле. Тархан потер шею, украдкой взглянул на ладонь и поморщился, явно разделив мои чувства.

— Нам бы ещё пару кувшинов кипятка и отрез ткани, — попросил я раба.

Видимо, мальчишка поставил воду заранее, потому что вернулся очень быстро. Мы обтерлись над тазом для умывания, с помощью мыльного корня помыли головы и, посвежевшие, улеглись в чистые постели.

— Интересно, есть ли тут баня? Я хочу помыться как следует, — пробормотал я.

— Лучше на горячие источники, — сонно ответил Тархан. — Каждый гость Южной провинции должен побывать на её горячих источниках…

Я постарался вспомнить карту Южной провинции:

— Да, здесь неподалёку стоит город Ногон. Где-то рядом с ним должен быть источник. Правда, я никогда там не был. Завтра спросим.

Тархан согласно ухнул.

Я повернулся на бок и уставился в окно. На небе светила круглая луна, и лужица холодного серебряного света на полу комнаты очень походила на ту, в которой стояла повозка господина Хагана.

— Тархан?

— М?

— Как думаешь, господин Хаган доедет до дома?

Тархан промычал что-то неопределённое, и я понял, что он уже спит. Мне бы тоже следовало, в конце концов, из-за сильной усталости я и слез с повозки, но мысли всё никак не давали покоя — всё вертелись вокруг беспокойного духа счетовода. Мне не верилось, что мы были первыми, кто не прошёл мимо и починил колесо. Какой здравомыслящий человек сойдёт с освящённого тракта тёмной ночью? Да ещё в месяцы посевов, когда всюду рыщет нечисть! Таких дураков во всей Поднебесной не найти! Нет, мы с Тарханом точно были не единственными, и господин Хаган не раз совершал этот путь. Что-то его держало на этом свете. Только что? Мог ли хозяин постоялого двора упустить какую-нибудь часть истории или рассказать неправильно? Ведь это случилось давно, а народная память не свиток легенд. Пусть догадаться, что случилось с Хаганом, не слишком сложно, но какие-то важные детали народ наверняка не знал.

Я несколько раз мысленно повторял встречу с несчастным духом, но усталость всё же взяла своё и погрузила в мягкий сон.

Перекрёсток остался позади. Дождь кончился, и капли стекали с зеленеющих листьев в лужи. Между камнями собралась вода, и солнце играло в ней, отчего дорога казалась сияющей. Он шёл рядом, белый, чистый, и с золотого лица на меня смотрели лукавые зелёные глаза.

Мы прошли мимо постоялого двора, мимо повозки, рядом с которой топтался господин с бумажным зонтом, вышли к повороту и остановились — с царственной ноги слетела сандалия и исчезла в кустах у корявого дерева. Я подошёл к нему и увидел, что сандалия застряла в яме между корней. Я наклонился, чтобы поднять…

И проснулся.

Солнце уже стояло высоко и било прямо мне в глаза. Я потёр лицо, чтобы сбросить остатки сна, и сел. В комнате было тихо. На столике стыла еда. Постель Тархана по обыкновению пустовала. Палач всегда вставал раньше меня, хотя мы ложились в одно время. Это не удивляло. Господину Гармонии дозволялся долгий сон, потому что работа была ночной. Палач же работал иначе. От старых привычек невозможно было избавиться в короткий срок.

Приведя себя в порядок и позавтракав, я спустился вниз. Постояльцы проводили меня заинтересованными взглядами, некоторые с почтением поздоровались, но никто не подошёл, к моему облегчению. Не увидев Тархана, я выловил знакомого раба и спросил:

— Где мой спутник?

— Воин? Во дворе, — охотно ответил мальчишка. — У осла подкова слетела. Он помогает поставить её на место.

Тархан ко всему прочему ещё и кузнец?

Как оказалось, кузнец стоял в стороне с подковами наготове, а помощь требовалась немного иная.

Тархан привязывал копыта осла к столбам. Привязывал ловко, выдавая немалую сноровку. Я по себе знал, вязал он так, что не вырваться. Его движения, жёсткие и неумолимые, тело, нависающее над ослом в безмолвной угрозе, даже суровое выражение лица — всё показывало, что это не какой-нибудь крестьянин, а палач. И осёл, умный зверь, молчал и не брыкался, глядя на Тархана, словно мышь на змею.

— Как вы с ним ловко! — восхищался тем временем какой-то толстяк, видимо, хозяин осла. — А у меня он всё время орёт и лягается!

Я вспомнил, что орать у Тархана можно только с разрешения и до тех пор, пока ему не наскучит, и невольно посочувствовал скотине.

Тем временем палач закончил связывать свою жертву и уступил место кузнецу.

— Чем я могу вас отблагодарить? — лучась от радости, спросил толстяк.

— Можете подсказать, где здесь ближайшие горячие источники? — спросил Тархан.