— Значит, сейчас проверишь, — спокойно ответил принц Чан. — Сейчас придёт постельничий. На нём и проверишь.
Я на миг отвернулся к окну. Нет, это понятно, что для наследного принца чужой наложник — вещь неприкасаемая, грязная и вообще фу, но это был уже перебор даже для моего терпения. Вот кого, а постельничих я обслуживать не намеревался!
— Мой принц, позвольте спросить, разве блюда с семейного стола Сына Неба отдают простым смертным? За что вы так жестоко со мной обходитесь?
Принц Чан смешался. Я заглянул ему в глаза с немой мольбой, всем своим видом показывая, что готов выполнить любой приказ, и замер в ожидании ответа.
— И правда. Ты же не мой наложник, а тетушки Сайны, — спохватился принц Чан, лицо у него стало напряженным.
Наконец он решился и, вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, потянулся к рубахе.
— Ладно, так и быть. Всё равно тетушка будет проверять… И только посмей коснуться чего-то ещё!
Он исподлобья стрельнул взглядом, уселся на край постели и повернулся ко мне обнажённой спиной.
— Мой принц, — крайне озадаченный таким внезапным поворотом, я раскашлялся. — Прошу прощения… Не могли бы вы собрать волосы?
Мне вновь достался короткий испепеляющий взгляд. Принц засопел, но неохотно послушался и собрал волосы в пучок, закрепив его нефритовой шпилькой.
Мои первые прикосновения были неуверенными и робкими — я вспоминал явившуюся во сне карту. Принц сильно отличался от золотокожего императора. Чтобы понять, где у него расположены нужные точки, пришлось изрядно напрячь воображение. Впрочем, я начал с поглаживаний, и принц не заметил моей нерешительности. Когда я пробежался пальцами вдоль позвоночника, там, где в моём сне мерцали огоньки, то вдруг и правда нащупал точки! Они чуть выделялись — словно крохотные сплетения узелков под кожей. Как только я нащупал их и надавил, по жилам пронеслось знакомое тепло жизненных сил, закололо пальцы, а принц повёл лопатками и расслабился.
— О! — в его голосе послышалось удивление. — Ого!
— Вы что-то чувствуете? — я поднимался к шее неторопливыми проминающими движениями.
Этот способ был гораздо труднее, чем привычные методы. От меня потребовалось всё моё сосредоточение, усилие всего разума, чтобы направить энергию в чужое тело. Но всё же это помогло! Способ оказался рабочим!
— Да. Тепло… Похоже, твой метод и правда работает… — пробормотал принц Чан. Плечи у него опустились, из груди вырвался довольный вздох, когда мои пальцы размяли шею.
— Мне прекратить? Позовёте вашего телохранителя?
— М-м… Он так никогда не сможет, ты прав. У него для этого слишком грубые руки. И на развитие таланта уйдёт несколько лет, если он вообще есть, — с сожалением заключил принц Чан и улёгся животом на подушку. — Продолжай.
Он позволил промять все точки, которые явились мне во сне. А когда я закончил и накрыл его одеялом, он повернулся и окинул меня странным взглядом, словно только сейчас рассмотрел:
— Что ж, я нашёл этот способ приемлемым. Иди, этим вечером придёшь ещё… самый лучший наложник…
Я, сдержав довольную улыбку, поклонился и пошёл к себе. Проходя мимо кабинета, я не удержался и вновь заглянул внутрь, силясь понять, что же не давало мне покоя. Вчера аккуратная стопка свитков мешала рассмотреть стол с циновки. Сейчас же мне стало видно всё целиком, и я понял, что на полках не лежало никаких древних свитков — ни один не отдавал желтизной и не выглядел ветхим. На столе виднелся набор для каллиграфии, которого не было вчера. И свеча стояла совсем не там, где я оставил её ночью.
Свеча. Целая, высокая, с едва тронутым фитилём. Совсем не тот огарок, который остался после моего полуночного визита. Словно я не сидел за столом принца и не читал ничего. Исчезнувшие свитки, появившийся набор для каллиграфии, свеча… Это означало, что на самом деле не было никакого свитка с легендами бенов и никакого забытого бога, а был лишь сон. Поразительно, что я умудрился передать ян, видимо, я так желал найти выход, что разум вытащил из глубин памяти всё, что только успел впитать от учителей, и придумал такое оригинальное решение.
Что ж, я всегда мог рассчитывать лишь на себя.
Нохой и слуги уже ожидали меня в покоях. Стоило мне показаться, как евнух подскочил и поклонился:
— Господин Гармонии Октай!
Его голос звенел, а в глазах остальных слуг читалась плохо скрываемая радость. Даже у Юна, жалость которого всегда мешалась с долей презрения. Тут же появился завтрак, а бочку в купальне наполнила горячая вода. Слуги ещё никогда не обращались со мной так учтиво. Когда Нохой спросил, стоит ли пригласить лекаря, я покачал головой.
— Не нужно, Нохой. Принц Чан был достаточно бережен. Как оказалось, — я не удержал вздоха, — он не вымещает злость на невиновных. Разозлить его несложно, но он соизмеряет наказание со степенью вины. Видимо, та убитая наложница серьёзно оскорбила его.
— Мои глаза меня не обманывают? Вы сожалеете, что принц Чан был бережен, господин? — растерялся Нохой.
— Сожалею… — эхом повторил я и обнял ладонью чашу с отваром ромашки. Сладковатый аромат успокаивал. — Нет. Вовсе нет.
Юн, подавший напиток, с едва уловимой брезгливостью покосился на меня.
— Скорее удивлён, — я сделал глоток и провёл рукой по лицу. Пальцы предательски дрогнули. — Я ведь… Неважно.
Слуги переглянулись, на лицах читалось недоумение. Они, рождённые простыми людьми, купленные и увидевшие во дворце лучшую жизнь, испытывали жалость, видя, как обращается со мной госпожа Сайна. Они думали, что её наказания расстраивают меня, что я стремлюсь стать лучше, угодить ей. Что-то большее было недоступно их пониманию. Им никогда бы не пришло в голову, что я нарушил её приказ. Ведь то, что я в итоге сделал — нарушение. Госпожа Сайна явно не предполагала передачи жизненных сил другими, неизвестными ей способами. Разве хорошие слуги так поступают?
«Поступают, — тихо прошептал внутренний голос. — Когда знают лучшие пути для исполнения хозяйского приказа».
Нохой опустился позади и, разобрав мои волосы на пряди, заплёл косу.
— Вы устали, господин Гармонии, вам просто нужен отдых. Купальня готова. Горячая вода очистит тело и успокоит душу. Я принесу вам сладостей, а потом вы отдохнёте, вечером, если позволите…
— Сегодня вечером принц Чан пожелал меня видеть у себя.
Нохой на мгновение замешкался. Мне следовало бы уделить этому больше внимания, но я и правда чувствовал себя слишком уставшим. Я даже умудрился уснуть прямо в бочке и проспал до тех пор, пока вода не остыла. Как оказалось, это была непростительная ошибка.
Стоило лишь выйти из купальни и переодеться, как примчался слуга из императорского дворца:
— Господин Гармонии, госпожа Сайна и император Алтан желают, чтобы вы присоединились к их обеду в Цветочной беседке!
Это звучало необычно. После ночей госпожа всегда давала мне отлежаться и прийти в себя, как бы ни относилась. Сначала я заподозрил, что наш с принцем обман вскрылся, но затем отбросил эту мысль. Принц выгнал наблюдателя, лично пообещал вырвать мне язык, если я кому-то проболтаюсь, а сам он ни за что бы не признался. От следующей мысли в груди затрепетала робкая радость. Ведь приказ был последним, и я всё же сумел исполнить его. А это значит…
Но вслух я высказал лишь своё недоумение:
— С чего вдруг такая внезапность?
Нохой потупился:
— Простите. Я доложил госпоже, что наследный принц желает видеть вас повторно. Но это же неправильно! Ваша ян сейчас истощена. Вам нужно восстановиться. Поговорите с госпожой, пусть она отведёт вам другое время!
Поражённый такой заботой в самое сердце, я не нашёл слов и лишь покачал головой:
— Ох, Нохой… Добросердечие тебя погубит. Подай зелёный наряд.
Когда я вошёл в беседку, то за столом, помимо императора Алтана и госпожи Сайны, увидел принца Чана. Тот сидел насупленный и мрачный.
— Октай, милый мой цветок! — ласково обратилась ко мне госпожа Сайна. — Объясни, отчего принц Чан получил намного меньше ян, чем должен был?
Я резко выдохнул, стараясь не измениться в лице. Да, это был ожидаемый вопрос, и ответ был заготовлен.
— Но получил же! — принц Чан вскинул голову, яростно взглянув на госпожу.
— Помолчи, сын, — проронил император Алтан.
С нашей последней встречи он сильно постарел. Лицо покрылось морщинами, в опущенных уголках губ наметились складки — отпечаток пережитой утраты, — в волосах блестела седина. Он был бледен, неподвижен и казался искусно сделанной куклой. Лишь в глазах, обращённых к принцу, горел огонёк гнева.
Чан возразил:
— Я не буду молчать! В первую очередь это моё дело!
Император опустил ладонь на стол. Тлеющие угольки гнева в глазах вспыхнули ярким пламенем. Золотые хучжи, закрывающие отросшие ногти, громко звякнули. На миг горестные складки разгладились, и вместо потерявшего сыновей отца я вновь увидел мужчину, преисполненного власти и сдержанной силы.
— Твоё тело, твоя душа и твои поступки — это в первую очередь дело империи, — чеканя каждое слово, пророкотал император. И его ярость по-прежнему выглядела устрашающей. — Каждый твой вздох принадлежит народу. Твоё благо — это благо всей империи! И ты смеешь увиливать от лечения, невоспитанный наглец?