— Дьяр, почему ты не спросил об Иреке? О том, какие чувства он к тебе испытывал на церемонии? Я ведь видела истину «оком сердца». Он тебя любит, но…

— Себя он любит больше, — усмехнулся синеглазый. — Это естественно.

— Скорее, жалеет себя. А вот тебя… не пожалеет. В смысле…

— Завидует, знаю, — перебил он. — Он всегда ревновал отца ко мне и Зарге. А что до жалости… мы — темные маги, Лика, мы не умеем жалеть. Мы для этого слишком рациональны. Но я благодарен тебе, что ты не сообщила Янге об истинных чувствах Ирека. Мы с братом сами разберемся. Уверен, присягу он не переступит.

Я пожала плечами, мол, мое дело — предупредить, и, бросив последний взгляд на усталого владыку, шагнула к черной дыре портала.

В этот миг серая полоса света, сочившегося из приоткрытой двери, мигнула, словно кто-то подошел с той стороны. Дьяр среагировал мгновенно — толчком придав мне ускорение, закинул в треклятый портал, а сам прыжком оказался у входа в комнату, на лету перетекая в боевую ипостась.

Я еще задержалась на пороге, чтобы увидеть, как распахивается заговоренная дверь, открывая взгляду огромную серо-мглистую крылатую фигуру с глазами-бельмами. Чудовище клубилось, как туман, и дымные клочья тут же растеклись по комнате, даже запах сырости долетел.

— Клан Предрассветных и я, Предвечный Сшантиш-граш, приветствуют тебя, сын Сатарфа из клана Полночного Звездопада, — по-змеиному прошипело жуткое существо, изобразив что-то вроде поклона. — Пусть твоя воля станет моей волей, а твоя душа моей душой…

«Какая странная формулировка вассальной клятвы», — мелькнула мысль. И «оком сердца» не посмотреть на гостя: у Великих Теней нет живого сердца.

Дослушать не удалось: Дьяр щелкнул невесть откуда появившейся в его руке шипастой многохвостой плеткой, разорвав туман в клочья. Коварный, но, видимо, слабый гость оглушительно завизжал, как побитый щенок. И тут мой портал схлопнулся, обрубив тишком потянувшиеся ко мне туманные струйки. Что бы ни задумывал этот Сшантиш-граш, Дьяр его раскусил.

Да и не слишком ли поздно приперся этот Предрассветный? Солнце уже поднялось, значит, час его силы прошел. Хоть в этом моему работодателю повезло. Я подавила отчаянное беспокойство: все равно помочь в этой битве ничем не могу. В конце концов, при стольких ипостасях владыки какая-нибудь выживет.

Глава 3. Ирек, или Сделка со смертью

«Хозяйка! Спаси-и-и меня-а-а-а!» — шарахнуло по мозгам, едва я сделала шаг к Башне трех принцесс. И оглядеться не успела. Лишь краем глаза заметила, что моя комната уже вполне жилая, как прежде — ну, просто стремительно здесь ремонты делают! — и рванула вниз на второй этаж спасать Шурша. И, конечно, забыла, что до сих пор в туфлях на огромных шпильках, и навернулась.

Хорошо, что на винтовой лестнице не так легко, грохнувшись, пересчитать все ступени от верха до низа, но пяток я все-таки пересчитала, врезалась плечом в стену, едва не вышибив кость из сустава. Пока в глазах гасли звездочки, осознала, что мой дракончик задыхается… от смеха.

«Спаси, а то сдохну-у-у-у!» — подвывал Шурш.

В залу я еле приковыляла, держась за стеночку: подвернутая нога моментально распухла в лодыжке. Дверь на этаж была распахнута, и в глаза ударил такой яркий солнечный свет, что первой мыслью было: башня все-таки разрушена. Ну не могли узкие бойницы пропускать столько света.

Проморгалась. Прислушалась. Хотя, что уж там слух напрягать, Ирек просто орал на забившегося в угол дракончика:

— Видишь? Нет, ты посмотри, посмотри на меня, Шурш! Видишь, уродство какое? Как мне с этим жить? Я выродок! Я эти свои крылья с детства ненавижу! Ведь я темный! Я демон, а не фея! Я на таких крыльях и летать-то не могу — боюсь, вдруг кто увидит этот позор. Знаешь, что это такое у меня за спиной? Оружие массового поражения! От смеха весь Тархареш сдохнет, а меня обвинят в уничтожении демонической расы! Не отворачивайся, Шурш, смотри! И только попробуй заржать!

Дракончик пытался не пробовать. Он мелко трясся и давился спазмами беззвучного хохота. Он свернулся калачиком и обмотал хвостом собственную морду так, что доносился только сдавленный стон. Да еще и крыльями глаза прикрыл.

А зрелище было роскошным. Я, раскрыв рот от восторга, упивалась дивной картиной: на Шурша нападал, пока еще словесно, злобный демон со смуглой кожей, волной темных волос, когтями размером с ладонь и грозно распахнутыми крыльями — демонической формы с острыми перьями-копьями, но нежно-золотыми, сияющими, как невероятная драгоценность. Совсем не смешные крылья.

— По-хорошему прошу, помоги мне, Шурш! — демон бесстрашно нависал над драконом смерти, теребил его, намереваясь вытащить спрятанную морду из колец хвоста. — Ты ведь моему отцу помог, научил его, как крылья вернуть. А мне не надо возвращать, мне надо всего лишь перекрасить этот ужас. Чтобы они стали нормальными, черными. Не могу я больше прятаться, надоело! Лучше уж сдохнуть! А ты мне отказываешься дорогу показать к своим родичам. Ну что с тебя, убудет? Почему ты отцу помог, а мне не хочешь? Какую цену тебе надо заплатить за тайну? Я все сделаю, что ты скажешь.

Шуршу — я почувствовала — внезапно стало не смешно. Понял мой умненький дракоша, что парень и впрямь на все пойдет. Он развернул кольца и так серьезно глянул в глаза просителя, что даже меня мороз пробрал, сердце замерло, а дыхание перехватило. Ой, что-то сейчас будет!

«Шурш, не надо!» — взмолилась я. «Надо, хозяйка. Пожалуйста, разреши». И я промолчала.

— Все сделаешь? — переспросил дракон Смерти на языке династии Холь. — Совсем все, что захочу?

Второгодник и злостный прогульщик Ирек его прекрасно понял.

— Скажи, что ты хочешь, Шурш.

— Что-то должно умереть, демон. Что-то очень ценное должно навсегда для тебя исчезнуть в обмен на твою сокровенную мечту. Иначе не будет превращения.

— И… что же? — сразу охрип парень.

— Отдай смерти свою любовь. Настоящую любовь, истинную, единственную в жизни. За крылья, какие тебе надо. Настоящие темные крылья и настоящую жизнь демона. Тебе и идти никуда не придется. Все произойдет здесь и сейчас.

Ирек отшатнулся и замолчал, опустив голову. Встопорщенные крылья потускнели, повяли, как осенние листья.

«Хозяйка, уйди, пожалуйста, — жалобно взмолился Шурш. — Твоя сила мешает его выбору».

Ладони непроизвольно сжались в кулаки. Мешаю, значит. Да я ничего не делаю! Стою, никого не трогаю. Не дышу почти.

«Лика, он должен сам. Не зови Лойт, пожалуйста. Ты не можешь мешать Судьбе».

Медленно, беззвучно я отступила на лестницу. Даже боль в ноге с перепугу прошла. Я не имею права вмешиваться, когда разумное существо, наделенное душой и сердцем, выбирает судьбу.

Драконы мудры. А драконы Смерти, которых лунные девы называют Исполняющими Желания, — мудрейшие из мудрых. Даже маленькие. Они смотрят до дна души и назначают соразмерную цену. Всегда.

Значит, мечта Ирека о темных крыльях демона и свободном полете в небесах Тархареша соизмерима с великим даром любви, дающимся каждому при рождении.

Какой же силы должна быть его мечта…

Или как мало он ценит дар любви.

Цвет крыльев, какая мелочь. Для кого-то.

Из-за их солнечного цвета Тьма не смогла дать ему Отраженную тень. Не знаю, что это такое, но, наверное, что-то очень важное, если Сатарф не решился признать сына. А каково расти без отца, я хорошо представляла. Я помню свою тоску и боль, но я-то девушка, а Иреку пришлось еще хуже.

Из-за сияния своих крыльев он не мог летать в стране демонов и добровольно лишил себя неба. Тоже могу представить. Мои запертые крыловые щели зудят и ноют, спину нещадно ломит: крылья рвутся на свободу, но здесь их нельзя раскрывать. Это мука. Но я-то ее терплю каких-то полгода, а он — всю жизнь.

Из-за них не он, первенец, стал владыкой.

Не потому ли так чернеет его сердце, когда он смотрит на Дьяра? Синеглазому досталось все, чего лишен Ирек: и трон, и отец, и небо.

Не хочу знать, каким сейчас будет его выбор. Не хочу. Потому что мне больно и страшно за него.

Я бесшумно спустилась на первый этаж.

* * *

Бабка Кикируся, кастелянша Академии, а по совместительству нянька Темного Трона, сидела, насупив седые брови, в своем излюбленном кресле-качалке. Спицы так и мелькали в ее руках, но само рукоделие оставалось невидимым. Нитка тянулась от клубка в корзинке и исчезала в пяди от ловких пальцев ведьмы.

Она глянула на меня исподлобья и еще сильней нахмурилась, скорбно опустив уголки губ. Проворчала:

— Вяжешь им всю жизнь, стараешься как проклятая, а они… — ее ладошка вспорхнула и вытерла морщинистую щеку.

«Да она плачет!» — ахнула я про себя.

— Принесло же тебя к нам с этим яйцом чешуйчатым, недовылупленным! Все ниточки мне перепутали! — причитала ведьма, снова взявшись за спицы. — Где ж это видано, судьбу так выворачивать с белого на черное? Златокрылый-то мой настрадался за свои годы, как и тебе не довелось. Только-только смирился с судьбой, оживать начал сердечком… Ох, зря я Шуршалу твоего в Тархареш пустила, змея подколодного. Еще и кормила его, заразу хвостатую, вкусненькое оставляла, ненароком будто бы, простынок ему не жалела, крахмалила, чтобы игрался. А он, неблагодарный, этакую цену брать с моего мальчика вздумал.