Эрнест дал показания в суде. Адвокат Сеймура Троттера обратил внимание на преклонный возраст своего клиента, его угасающие умственные способности и немощь, применил новую, отчаянную тактику защиты: он заявил, что жертвой является не Белль, а Сеймур. Но случай был безнадежен, и Белль выиграла два миллиона долларов — максимальный штраф за злоупотребление служебным положением. Ее адвокаты выжали бы и больше, но проку от этого было бы мало: после развода и оплаты судебных издержек карманы Сеймура опустели.

Так закончилась история Сеймура Троттера. Почти сразу после суда он тихо покинул город, и никто никогда больше о нем не слышал, за исключением Эрнеста, который год спустя получил от него письмо (без обратного адреса).

До прихода первого пациента оставалось несколько минут. Но Эрнест не смог удержаться и еще раз перечитал последнее послание от Сеймура Троттера.

Дорогой Эрнест,

В те дьявольские времена охоты на ведьм только вы проявили заботу обо мне. Благодарю вас за эту поддержку. У меня все хорошо. Я пропал и не хочу, чтобы меня нашли. Я многим вам обязан — свидетельством тому это письмо и эта фотография, где я и Белль. Кстати, на заднем плане — дом Белль: ей досталась солидная сумма.

СЕЙМУР.

Эрнест в очередной раз посмотрел на выцветшую фотографию. На усыпанной пальмами полянке в инвалидном кресле сидит Сеймур. Белль стоит сзади, несчастная и изможденная, руки сжимают рукояти кресла. Голова опущена. Позади нее — изящный колониальный домик, за которым зеленеют сверкающие волны тропического моря. Сеймур улыбается — широкой бестолковой кривой улыбкой. Одной рукой он держится за поручень кресла, а вторая, с костылем, победоносно указывает в небо.

Эта фотография всегда вызывала у него непонятное недомогание. Он вглядывался в изображение, пытаясь проникнуть внутрь, пытаясь найти подсказку, понять, что же действительно случилось с Сеймуром и Белль. Ключ к разгадке он искал в глазах Белль. Взгляд ее был грустным, даже подавленным. Почему? Она получила то, что хотела, так ведь? Он поднес фотографию к глазам и попытался поймать взгляд Белль. Но она всегда смотрела в сторону.

Глава 1

Последние пять лет три дня в неделю Джастин Астрид начинал свой день с визита к доктору Эрнесту Лэшу. Сегодняшнее утро началось точно так же, как и семьсот предыдущих: в 7.50 утра он вошел в здание в викторианском стиле на Сакраменто-стрит, выкрашенное в приятные глазу розовато-лиловый и красновато-коричневый цвета, миновал вестибюль, поднялся на второй этаж, вошел в слабо освещенную приемную Эрнеста Лэша, пропитанную густым, насыщенным ароматом жаркого по-итальянски. Джастин вдохнул аппетитный аромат, налил себе кофе в чашку японского фарфора, вручную расписанную орнаментом из плодов хурмы, сел на жесткий зеленый диван и открыл спортивный раздел «Сан-Франциско кроникл».

Но Джастин не мог читать о вчерашнем бейсбольном матче. Не сегодня. Произошло кое-что очень важное, так что и обстановка требовалась торжественная. Он закрыл газету и уставился на дверь кабинета Эрнеста.

Ровно в восемь утра Эрнест убрал папку Сеймура Троттера в картотеку, пролистал карту Джастина, прибрался на столе, сунул газету в ящик стола, спрятал кофейную чашку, встал и, перед тем как открыть дверь, обернулся и оглядел кабинет. Никаких следов обитания человека. Хорошо.

Он открыл дверь, и пару мгновений мужчины смотрели друг на друга. Лекарь и пациент. Джастин с «Кроникл» в руке, газета Эрнеста спрятана в глубине ящика стола. Джастин в темно-синем костюме и итальянском шелковом полосатом галстуке. Эрнест в темно-синем блейзере и цветастом галстуке от Либерти. У обоих около пятнадцати фунтов лишнего веса, у Джастина они ушли в подбородки и щеки, а у Эрнеста — в переваливающийся через брючный ремень живот. Джастин носил закрученные вверх, тянущиеся к носу усы. Ухоженная борода Эрнеста была самой опрятной чертой его внешности. На живом, подвижном лице Джастина выделялись тревожные, бегающие глазки. Эрнест носил тяжелые круглые очки и мог долгое время не моргать.

«Я ушел от жены, — сказал Джастин, устроившись на своем стуле. — Вчера вечером. Просто взял и ушел. Провел ночь с Лаурой». Он произнес все это спокойным, бесстрастным голосом, после чего замолчал и уставился на Эрнеста.

«Вот так просто?» — тихо спросил Эрнест.

«Вот так просто, — улыбнулся Джастин. — Когда я понимаю, что нужно делать, я время зря не теряю».

Последние несколько месяцев юмор прочно обосновался в их разговорах. Обычно Эрнест это только приветствовал. Его супервизор, Маршал Стрейдер, говорил, что появление в терапии шутливых эпизодов — хороший знак.

Но Эрнест не шутил, когда говорил «вот так просто». Заявление Джастина ввергло его в полное смятение. Он был взбешен! Пять лет он лечил Джастина — пять лет рвал жилы, пытаясь помочь ему бросить жену. А сегодня он между прочим сообщает ему, что ушел от нее.

Эрнест вспомнил первый сеанс Джастина и первые его слова: «Помогите мне развестись!» Несколько месяцев Эрнест тщательно исследовал ситуацию. И в конце концов пришел к выводу: Джастин должен развестись. Это был один из самых нездоровых браков, которые Эрнесту доводилось видеть. И потом, за пять лет Эрнест испробовал все известные ему психотерапевтические методики, чтобы помочь Джастину вырваться из этого ада. Ничего не получилось.

Эрнест был упрямым терапевтом. Никто никогда не мог упрекнуть его в том, что он работает вполсилы. Большинство коллег считали его слишком активным, слишком амбициозным в терапии. Супервизор постоянно пытался осадить своего подопечного: «Тпру, ковбой, помедленнее на поворотах! Подготовь почву. Ты не можешь заставить человека измениться». Но в конце концов даже Эрнесту пришлось признать свое поражение. Ему всегда нравился Джастин, он не переставал надеяться, что его жизнь когда-нибудь переменится к лучшему, но со временем Эрнест уверился в том, что он никогда не сможет бросить жену, что ему так никогда и не удастся сдвинуть его с места, — слишком глубоко разрослись корни, и Джастин так и будет мучаться с опостылевшей женой до конца дней своих.

Эрнест начал ставить перед Джастином более скромные терапевтические цели: по возможности усовершенствовать неудачный брак, достичь большей самостоятельности в профессиональной деятельности, развить лучшие коммуникативные способности. Эрнест мог справиться с этим не хуже, чем любой другой терапевт. Но ему было скучно. Терапия становилась все более предсказуемой; не происходило ничего неожиданного. Эрнест скрипел зубами и старался не уснуть, прячась за стеклами очков. Он перестал обсуждать Джастина со своим супервизором. Он уже подумывал предложить Джастину перейти к другому терапевту и представлял его реакцию.

И вот сегодня Джастин приходит и беспечно бросает, что бросил жену.

Эрнест, пытаясь скрыть бушующие эмоции, вытащил из коробки салфетку и начал протирать стекла очков.

«Расскажите мне об этом, Джастин».

Плохой ход. Он сразу это понял. Он надел очки и сделал в блокноте пометку: «Ошибка — попросил дать мне информацию — контрперенос?»

Потом он пройдется по этим пометкам с Маршалом, супервизором. Но Эрнест и сам понимал, что глупо вытягивать информацию из пациента. Почему он должен уговаривать Джастина рассказывать дальше? Нельзя давать волю любопытству. Невоздержанный — вот как назвал его Маршал пару недель назад. «Тебе нужно научиться ждать, — сказал бы Маршал. — Джастину должно быть важнее рассказать тебе об этом, чем тебе это услышать.

А если он решит не говорить тебе ничего, ты должен поднять вопрос о том, почему он приходит к тебе, платит тебе, но утаивает от тебя информацию».

Эрнест знал, что Маршал прав. Но правильность техник его не волновала — это был необычный сеанс. Спящий Джастин проснулся и ушел от жены! Эрнест посмотрел на своего пациента; ему показалось или Джастин и правда казался сегодня более сильным? Ни подобострастных кивков, ни сутулости, ни нерешительности, ни извинений за газету, которую он уронил на пол около своего стула. Он даже не вертелся на стуле, пытаясь сделать так, чтобы белье не жало.

«Ну… хотелось бы, конечно, чтобы было о чем рассказать, — все прошло так легко и просто. Словно на автопилоте. Я просто сделал это. Просто взял и ушел». Джастин замолчал.

И снова Эрнест не сдержался: «Что вы еще можете сказать, Джастин?»

«Это все из-за Лауры, моей юной подруги».

Джастин редко говорил о Лауре, но каждый раз, когда упоминал ее, он называл ее своей «юной подругой». Эрнеста это раздражало. Но он не подал виду и промолчал.

«Знаете, я проводил с ней много времени. Наверное, я мало рассказывал вам об этом. Не знаю, почему я не говорил с вами о ней. Но я встречался с ней почти каждый день. Мы обедали вместе, или ходили гулять, или шли к ней домой, чтобы пошалить в постели. Наши отношения становились все ближе, мне было так хорошо с ней. А потом, вчера, Лаура прямо сказала: «Джастин, пора тебе перебираться ко мне».

И знаете что, — продолжал Джастин, поправляя кончик усов, щекочущий ему нос, — я подумал, что она права. Действительно пора».