— Джереми, мы здесь иностранцы, хоть и научились болтать по-испански. Какое нам дело до классов испанского общества? Нам никогда не стать частью этой страны…

— Мы должны подавать хороший пример. Если мы, британцы, не сможем поддерживать порядок в собственном доме, чего же ждать от остальных?

— Элиза выросла в этой семье. Не думаю, что мисс Роза захочет ломать этот порядок лишь потому, что девочка подрастает.

И так все и вышло. Роза ополчилась на брата полным набором своих заболеваний. Сначала пришли колики, затем появилась отчаянная мигрень, от которой Роза в одночасье ослепла. На несколько дней дом погрузился в оцепенение: шторы задернули, все ходили на цыпочках и говорили шепотом. На кухне перестали готовить, потому что запах еды ухудшал состояние больной. Джереми Соммерс обедал в клубе и возвращался домой с растерянным и робким видом посетителя больницы. Необъяснимая слепота и всевозможные недомогания сестры вкупе с угрюмым молчанием слуг подтачивали его непреклонность. А в довершение всего няня Фресия, загадочным образом узнавшая о спорах брата и сестры, превратилась в вернейшую союзницу своей хозяйки. Джереми Соммерс считал себя человеком образованным и прагматичным и полагал, что уж его-то не запугать суевериями какой-то старой индейской ведьмы, но, когда няня Фресия начала жечь черные свечи и шалфей под предлогом борьбы с москитами и по всему дому пошли клубы дыма, он в страхе и негодовании заперся у себя в библиотеке. Ночами Джереми слышал, как старуха шаркает босыми ногами под дверью его спальни, вполголоса выпевая заговоры и проклятья. В среду, когда Джереми обнаружил в бутылке бренди мертвую ящерицу, он понял, что наступила пора решительных действий. Он впервые постучал в комнату своей сестры и был допущен в это святилище женских тайн, о существовании которого он ранее догадывался, но предпочитал там не появляться. Ему равным образом были неведомы комната для рукоделия, кухня, прачечная, темные мансардные каморки, где спали слуги, и хижина няни Фресии в глубине двора; мир Джереми Соммерса составляли гостиные, библиотека с полками из полированного черного дерева и его коллекцией охотничьих гравюр, бильярдная с роскошным резным столом, его спальня, оборудованная со спартанской неприхотливостью, и маленькая комнатка с итальянским кафелем, служившая Джереми личной уборной, — он мечтал когда-нибудь там все переоборудовать, установив современный унитаз, как на картинках американских каталогов, поскольку вычитал, что система тазиков и ведер для сбора человеческих экскрементов с целью дальнейшего их использования в качестве удобрений является источником эпидемий. Глаза Соммерса не привыкли к полумраку, а голова туманилась от смешанного запаха лекарств и вездесущей ванили. Очертания Розы едва угадывались в сумраке постели: поблекшая и страдающая, она лежала на спине без подушки, сложив руки на груди, точно репетируя близкую смерть. Стоящая рядом Элиза отжимала платок, смоченный зеленым чаем, чтобы положить Розе компресс на глаза.

— Оставь нас вдвоем, девочка, — велел Джереми, садясь на стул возле кровати.

Элиза изящно поклонилась и вышла; она знала наперечет все слабые места этого дома, поэтому, приложив ухо к тонкой перегородке между комнатами, смогла подслушать весь разговор, а затем пересказать его няне и записать в дневнике.

— Ну полно, Роза. Мы не можем продолжать эту войну. Давай договариваться. Чего ты хочешь? — спросил Джереми, заранее обрекая себя на поражение.

— Я ничего не хочу, Джереми… — чуть слышно прошептала Роза.

— Элизу никогда не примут в школу мадам Кольбер. Туда поступают только барышни из высшего общества, из известных домов. Все знают, что Элиза подкидыш.

— Ее возьмут, это я беру на себя! — выкрикнула Роза с неожиданной для умирающего человека страстью.

— Ну послушай, сестра, Элиза не нуждается в дальнейшем развитии. Она должна обучиться какому-нибудь ремеслу, чтобы зарабатывать на жизнь. Что с нею будет, когда мы с тобой больше не сможем о ней заботиться?

— Имея образование, она легко выйдет замуж, — ответила Роза, сбрасывая на пол чайный компресс и усаживаясь на постели.

— Элиза не такая уж красавица, Роза.

— Джереми, ты просто не присматривался. Девочка хорошеет день ото дня, она будет прелестна, можешь мне поверить. В претендентах недостатка не будет!

— У сироты и бесприданницы?

— У нее будет приданое! — воскликнула Роза, на ощупь выбираясь из постели и делая первые шаги — слепая, босоногая, непричесанная.

— Как это — приданое? Мы никогда это не обсуждали…

— Потому что момент еще не настал, Джереми. Девушке на выданье требуются драгоценности, запас разнообразного белья на несколько лет вперед и все необходимое для ее будущего дома, а еще немалая сумма денег, которая позволит молодоженам начать какое-нибудь дело.

— А могу я узнать, каков будет вклад жениха?

— За женихом — дом и обязанность содержать супругу до скончания дней. Как бы то ни было, Элиза станет девушкой на выданье только через несколько лет, и к этому времени у нее будет приданое. Об этом позаботимся мы с Джоном, у тебя не попросим ни реала, но сейчас не стоит терять время на разговоры о будущем. Ты должен относиться к Элизе как к своей дочери.

— Она не моя дочь, Роза.

— Тогда относись к ней как к моей дочери. По крайней мере на это ты согласен?

— Да, согласен, — уступил Джереми.

Чайные компрессы оказались чудотворными. Больная полностью исцелилась, через двое суток она вновь обрела и зрение, и цветущий вид. Роза окружила своего брата самой нежной заботой: никогда еще сестра не была с ним так обходительна и улыбчива. Дом вернулся к нормальному ритму жизни, из кухни в столовую снова стали поступать знаменитые креольские кушанья няни Фресии, замешенные Элизой душистые хлебцы и изысканные пирожные, которыми так славился гостеприимный дом Соммерсов. С этого момента мисс Роза решительным образом исправила все ошибки, допущенные ею в обхождении с Элизой, и с материнской заботливостью, никогда доселе не проявлявшейся, принялась готовить девушку к школе, одновременно разрабатывая планы долгосрочной осады мадам Кольбер. Роза решила, что Элиза получит хорошее образование, приданое и репутацию красавицы, пускай даже не являясь таковой, ибо считала, что красота — это вопрос стиля. Любая женщина, которая будет подавать себя с горделивой уверенностью в своей красоте, в конце концов всех заставит поверить, что она на самом деле прекрасна, утверждала мисс Роза. А первым шагом к обретению независимости для Элизы станет хороший брак, ведь у девушки, в отличие от самой мисс Розы, нет старшего брата, за которым можно спрятаться как за стеной. Для себя Роза не видела в замужестве никаких преимуществ и считала, что жена является собственностью мужа и у нее куда меньше прав, чем у слуги или ребенка; однако, с другой стороны, одинокая женщина без средств подвергается куда более страшным опасностям. Замужняя женщина, обладая хитростью, по крайней мере способна управлять своим мужем, а при известном везении может еще и рано овдоветь…

— Элиза, я бы с радостью отдала половину своей жизни, чтобы обладать мужской свободой. Но мы женщины, и с этим ничего не поделаешь. Единственное, что нам остается, — это извлекать выгоду из той малости, какая у нас есть.

Роза не сказала приемной дочери, что в тот единственный раз, когда она попыталась отправиться в свободный полет, она сразу же расквасила нос о суровую реальность, — не сказала, потому что не хотела заронить в душу девушки крамольные идеи. Роза была полна решимости обеспечить для нее лучший жребий, обучить ее науке притворства, манипуляций и уловок, потому что такие средства полезнее наивности — в этом Роза не сомневалась. Она запиралась с Элизой на три часа по утрам и еще на три часа по вечерам, чтобы штудировать доставляемые из Англии учебники; Роза уделяла особое внимание занятиям с преподавателем французского, потому что этим языком должна владеть любая воспитанная барышня. В оставшееся время Роза пристально следила за каждым стежком Элизы, готовившей себе приданое — простыни, скатерти, салфетки и нижнее белье; по завершении вышивки все это оборачивали полотном, прокладывали лавандой и закрывали в сундуки. Каждые три месяца содержимое сундуков извлекали на свет и вывешивали на солнце, предупреждая таким образом губительное воздействие сырости и моли в течение лет, остающихся до выхода Элизы замуж. Роза приобрела шкатулку для драгоценностей, которые войдут в приданое, и поручила Джону наполнять ее подарками из дальних путешествий. В шкатулке копились индийские сапфиры, бразильские изумруды и аметисты, ожерелья и браслеты из венецианского золота; там даже лежала маленькая бриллиантовая заколка. Джереми Соммерс не вдавался в подробности и предпочитал не знать, каким образом брат и сестра финансируют это неслыханное предприятие.

Уроки фортепиано — теперь с прибывшим из Бельгии учителем, который хлестал линейкой по непослушным пальцам своих учеников, — превратились для Элизы в ежедневную пытку. А еще девушка посещала академию бальных танцев, и по наущению преподавателя академии мисс Роза заставляла Элизу часами ходить с книгой на голове, чтобы выработать прямую осанку. Элиза делала все уроки, сидела за фортепиано и ходила прямая как свечка с книгой на голове, но по ночам босиком проскальзывала во двор для слуг, и рассвет нередко заставал ее спящей на тюфяке в обнимку с няней Фресией.