— Мужчина по природе дикарь; удел женщины — хранить нравственные ценности и служить примером поведения, — говаривал Джереми Соммерс.

— Ах, братец, мы оба знаем, что моя природа куда более дикая, чем твоя, — усмехалась Роза.

В 1843 году рыжеволосый жизнелюбец Джейкоб Тодд сошел на берег в Вальпараисо с грузом из трех сотен библий на испанском языке. Он обладал самым красивым голосом проповедника, который когда-либо слышали в этих краях. Никто не был удивлен: прибыл еще один миссионер из тех, что бродят по стране, проповедуя протестантское вероучение. Правда, в его случае путешествие явилось результатом неукротимого любопытства, а не религиозного пыла. Однажды этот искатель приключений, перебрав пива в своем лондонском клубе, хвастливо заявил, что смог бы продать Библию в любом конце света. Приятели завязали ему глаза, раскрутили глобус, и его палец ткнулся в колонию Королевства Испания, затерянную в нижней половине мира, в краю, где никто из этих веселых выпивох даже не предполагал наличия жизни. Вскоре Тодд выяснил, что карта устарела, что колония обрела независимость больше тридцати лет назад и теперь носит гордое имя Республика Чили, что это католическая страна, где протестантизм находится под запретом, однако спор есть спор, и Тодд был не намерен отступать. Он не имел ни жены, ни привязанности к определенному человеку или ремеслу, и идея странного путешествия ему сразу же понравилась. Три месяца в одну сторону, три месяца обратно, плаванье по двум океанам — проект был рассчитан на долгий срок. Друзья провожали Тодда восторженным гулом и пророчили ему трагическую кончину от рук папистов в неведомой варварской стране, а финансовую поддержку оказало Британское и иностранное библейское общество, оплатившее и книги, и билет, и вот он уже на корабле, следующем в порт Вальпараисо. Условия пари состояли в том, чтобы продать библии и вернуться не позже чем через год, имея на руках подписанные чеки на все экземпляры. В библиотечных архивах Тодд изучил письма знаменитых мореходов и торговцев, которые побывали в Чили и описывали этот метисный народ численностью чуть более миллиона и диковинную географию страны: высоченные горы, обрывистые берега, плодородные долины, древние леса и вечные льды. Чили пользовалось репутацией государства самого нетерпимого в вопросах религии на всем Американском континенте — в этом путешественники были единодушны. И все-таки благочестивые миссионеры пытались распространять протестантизм: не зная ни слова по-испански и на языках индейцев, они отправлялись на юг — туда, где твердая земля рассыпается бусинками островов. Кто-то умер от голода, от холода или — ходили слухи — был съеден своими же прихожанами. И в городах дела шли не лучше. Священное для чилийцев понятие гостеприимства побеждало религиозную нетерпимость, и чужакам из вежливости разрешали проповедовать, но проповеди их никто не слушал. Чилийцы приходили разве только поглазеть на диковинных пасторов; это было как представление, в котором выступали еретики. Но и эти обстоятельства не поколебали решимости Джейкоба Тодда: он ведь был не миссионер, а продавец библий.

В библиотеке Тодд вычитал, что после обретения независимости в 1810 году Чили открыло двери иммигрантам, которые начали прибывать сотнями, обустраиваясь на этой длинной узкой полоске земли, «с ног до головы» омываемой Тихим океаном. Англичане быстро сколачивали здесь состояние на торговле и судоходстве; многие из них перевезли сюда семьи и остались жить. Они сформировали внутри страны отдельный маленький народ со своими обычаями, верованиями, газетами, клубами, школами и больницами, но все это они проделали так благопристойно, что не только не возбудили подозрений, но еще и послужили примером цивилизованности. В основном англичане селились в Вальпараисо, чтобы контролировать все тихоокеанское судоходство, так что город, на заре республики представлявший собой бессмысленное скопище лачуг, меньше чем за двадцать лет превратился в важный порт, где вставали на якорь парусники, которые пересекли Атлантический океан и обогнули мыс Горн, а позже и пароходы, прошедшие через Магелланов пролив.

Открывавшийся взору утомленного путника вид на Вальпараисо не мог не удивить. В порту стояло больше сотни судов под самыми разными флагами. Горы со снежными вершинами выглядели такими близкими, что вырастали, казалось, прямо из черно-синего моря, благоухавшего невозможным ароматом сирен. Джейкоб Тодд так никогда и не узнал, что в глубине под этими мирными водами покоился целый город из потопленных испанских парусников и скелетов чилийских патриотов, которых сбросили в море солдаты генерал-капитана, привязав к их ногам камни. Корабль бросил якорь в бухте, над которой, издавая голодные крики, махали гигантскими крыльями суматошные чайки. Покачиваясь на волнах, дрейфовали бесчисленные лодки с грузом огромных, еще живых угрей и окуней, которые отчаянно трепыхались на воздухе. Тодду объяснили, что Вальпараисо — это крупный торговый центр тихоокеанского побережья, на здешних складах цветные металлы, шерсть овец и альпака дожидаются отправки на рынки всего света. Лодки доставили пассажиров и грузы на твердую землю. Тодд очутился в порту среди моряков, грузчиков, пассажиров, ослов и тележек; в городе, обрамленном амфитеатром крутых склонов холмов, внизу было так же тесно и грязно, как и во многих славных городах Европы. Вальпараисо показался Тодду архитектурной нелепостью, созданной из дерева и необожженного кирпича: любой пожар грозил испепелить его в считаные часы. Экипаж, запряженный двумя тощими клячами, доставил его вместе со всеми саквояжами и ящиками в «Английский отель». По дороге Тодд видел площадь с рядом вполне приличных зданий, грубоватые церкви и одноэтажные особняки в окружении просторных садов и огородов. Тодд насчитал около сотни кварталов, но вскоре понял, что этот город обманывает взгляд: на деле это настоящий лабиринт из проулков и тупиков. Вдалеке Тодд разглядел рыбацкий район с лачугами, открытыми морскому ветру, и с сетями, похожими на гигантскую паутину; еще дальше виднелись плодородные поля, грядки и фруктовые деревья. По городу ездили экипажи самой новой лондонской конструкции, ландо, фиакры и кабриолеты, а также упряжки мулов, понукаемых малолетними оборванцами, и телеги с волами — в самом центре города. На углах монахи и монашенки просили милостыню для бедных, вокруг них сновали своры бездомных псов и заполошные куры. Тодд видел женщин с тяжелыми тюками и корзинами, босых, но с черными платками на голове, дети цеплялись за их юбки; но куда больше было мужчин в островерхих шляпах — мужчины, все без исключения праздные, сидели на порогах домов или беседовали, собравшись в кружок.

Уже через час после высадки с корабля Джейкоб Тодд устроился в уютном холле «Английского отеля», куря черные каирские сигары и листая британский журнал, чьи новости порядком устарели. Тодд с облегчением вздохнул: судя по всему, ему будет несложно здесь прижиться и, если позволит его рента, он сможет обосноваться почти с тем же комфортом, что и в Лондоне. Англичанин дожидался, чтобы к нему подошел кто-нибудь из прислуги (в этих местах, по-видимому, никто никуда не спешил), но в этот момент в отель вошел Джон Соммерс, капитан парусника, доставившего Тодда в Вальпараисо. Это был дородный черноволосый мужчина с обветренным загорелым лицом, он кичился своей славой крепкого выпивохи, прожженного бабника и заядлого игрока в карты и кости. Они с Тоддом успели сдружиться, игра не давала им скучать бесконечными ночами в открытом море и в штормовые дни с ледяным ветром, когда парусник огибал мыс Горн на самом южном конце света. Джон Соммерс появился в компании бледного мужчины с подстриженной бородкой, с ног до головы одетого в черное, — то был его брат Джереми. Сложно было подобрать две столь различные человеческие натуры. Джон являл собой воплощение здоровья и крепости, был прямодушен, шумлив и сердечен; брат его походил на привидение, обреченное на вечную зиму. Он из тех людей, которые вроде как есть, а вроде как их и нету, и запомнить таких сложно, поскольку они не имеют точных контуров, — вот как определил его Джейкоб Тодд. Не дожидаясь приглашения, братья уселись за его стол с непосредственностью соотечественников на чужбине. Наконец появилась служанка, и капитан Джон Соммерс заказал бутылку виски, а Джереми попросил чай на том особом жаргоне, который британцы изобрели для разговоров с прислугой.

— Как обстоят дела дома? — поинтересовался Джереми. Он говорил тихо, почти шепотом, едва размыкая губы и подчеркивая британский выговор.

— За последние триста лет в Англии ровным счетом ничего не произошло, — ответил за приезжего капитан.

— Простите мое любопытство, мистер Тодд, но я не мог не обратить внимания на ваш багаж. Мне показалось, что на нескольких ящиках указано «Библии», — или я ошибаюсь?

— Вы правы, это библии.

— Никто не предупредил нас о назначении нового пастора…

— Мы три месяца провели в море, а я даже не подумал, что везу пастора, мистер Тодд! — воскликнул Джон.