Глава 1

22 декабря 1709 года от Р. X.
Москва

Солнце недавно село, но улицы Первопрестольной освещались так, словно наступил новый день. Сотни факелов в руках молодых воинов давали достаточно света, чтобы видеть любого прохожего.

Жизнь в столице пробудилась внезапно, единым порывом. Покушение на царя всколыхнуло мрачные тенета города, пробудило Тайную канцелярию. За день в подвалы Преображенского приказа попало столько народу, сколько, наверное, не было никогда. Полицейские, усиленные солдатскими патрулями, лютовали. Они, словно гончие, врывались в дома, выискивая бомбистов, но ничего не находили, порой вытаскивая из постелей сонных мужиков просто за то, что в избе лежит старый дедовский бердыш или вовсе древняя пищаль, оставшаяся со стародавнего времени.

В то же время гвардейцы во главе обер- и унтер-офицеров кружили по московским улочкам, хватая встречных бродяг, не всматриваясь в лица. Если и ошиблись — не беда, под пытками они все расскажут, обвинить будет в чем. Нападение на царя было плевком на честь и мундиры всех присутствующих на месте взрыва, слишком дерзко, грязно это было! Прощать такое нельзя ни в коем случае!

После взрыва бомбы под копытами лошадей царя и царевича, витязи во главе с Прохором заняли круговую оборону возле лежащих без сознания царственных особ. Но никаких выстрелов из толпы не было, вокруг только истерический визг почтенных матрон и беспорядочная беготня, раздражающая почище клопов на грязной постели. Дошло до того, что часть витязей, не выдержав, пустила в ход приклады фузей, осаживая горластых людишек. Но вот люди начали рассеиваться. Чуть больше десятка человек лежали на мостовой, закрывая окровавленные лица трясущимися руками. Серый снег пропитался черной кровью. Вой сотен голосов стих, лишь иногда где-то вдалеке слышались гневные проклятия и плач. Ровные шеренги гвардейских полков оцепили всю улицу…

В то время, когда витязи с преображенцами и семеновцами разгоняли паникующую толпу, Прохор осматривал царя с царевичем. Проверив пульс, взглянул на кровавые раны, все, как учили в корпусе, облегченно вздохнул — живы! Только у царя-батюшки пара мелких осколков попали в лицо, да одна бровь рассечена пополам, заливая кровью все лицо. Нет, ЭТО не лицо — языческая маска древнего божка! Еще один осколок торчал в бедре, но вынимать кривой чугунный огарок полковник не решился — пусть доктора занимаются, не дай бог не так сделает.

Раны Старшего брата относительно безопасны, кровь тугими толчками льется из предплечья, еще одно алое пятно расползалось по груди. Чтобы наследник не умер от потери крови, Прохор с парой витязей перетянули руку выше раны, останавливая кровотечение. Закупорили тряпицами рассеченную осколком грудь.

Через минуту возле плотного кольца витязей застыла рота преображенцев, во главе гвардейцев бледный светлейший князь.

— Что с государем, солдат? — протиснулся через ряды витязей Александр Меншиков, молча разошедшихся в сторону по приказу Прохора. — О, бог ты мой, мин херц!

Алексашка, презрительно относящийся к витязям, казнокрад, вор и вымогатель, генерал кавалерии, бесспорный фаворит Петра, упал на колени перед бессознательным государем. Нежно, словно ребенка обхватил окровавленную голову, провел холеной дрожащей рукой по лицу, вытирая накрахмаленными кружевными манжетами кровь, струящуюся по щеке и подбородку. Недолго думая, светлейший князь аккуратно положил голову царя на колени, снял камзол, напрягся и с видимым усилием оторвал рукав белоснежной сорочки, скупыми движениями вытер лоб царя, после чего, прижимая к рассеченной брови ткань, приказал:

— Носилки несите!

— Так нет их, ваше превосх… — виновато ответил один из гвардейцев.

— Берите где хотите, но чтоб через минуту были здесь! — казалось, еще немного и разгневанный Меншиков кинется на гвардейца.

— Возьмите носилки Карла — перед вами в колонне несли, они целые, да и искать ничего не нужно, — предложил Прохор озадаченным гвардейцам.

Алексашка странно посмотрел на витязя, хотел что-то сказать, но промолчал. Аккуратно приподнял царя, баюкая, словно младенца. Дождавшись носилок, светлейший князь с Прохором и тремя гвардейцами аккуратно переложили Петра. Будто величайшую драгоценность всего мира государя обложили подушками, укрыли шинелями и снятыми камзолами. Уходя, Алексашка приказал одному из капралов найти и привести во дворец доктора Бидла, главу единственного госпиталя столицы.

Сами витязи, уложив Старшего брата на сделанные из подручных средств носилки, понесли наследника к первому попавшемуся дому, боясь, что он попросту не выдержит длительного путешествия до дворца. Ближайшим домом, пригодным для размещения царевича, оказался дом ремесленника Смирнова, местного сапожника, обихаживающего здешнюю округу кожаными изделиями.

Непрерывно всхлипывая, Оля шла следом за истекающим кровью любимым. В комнате, переборов панику, взяла себя в руки, приказала приготовить принесенные мази и настойки. Достала маленькую ступку, следом за ней из котомки появились сухие травы. Маленькая овальная деревяшка упала в ступку, из стеклянной мензурки Оля плеснула в емкость настойки, сразу начав смешивать с травами. Процесс длился до тех пор, пока на дне не оказалась однородная горько пахнущая кашица.

В помощниках у лекарки пара учеников, взятых специально для демонстрации царю. Да и сам Алексей хотел посмотреть, на что годятся обученные травничеству лекари, не зря же он приказал добрать в сей класс больше народу.

Травники Руслан и Сергей грели воду, выкладывали серые бинты, аккуратно резали на теле наследника парадную форму, смывали кровь и грязь, поливали слабой настойкой раны…

Убедившись, что Старший брат жив, Митюха собрал полк, оставив возле дома сапожника первую роту. Так получилось, что именно в ней собрались наиболее подготовленные витязи корпуса. Построив оставшиеся семь рот, под барабанный бой и гудение полкового горна отправился в самый неблагоприятный район Москвы — Старый город. Почему именно туда? Все просто — паре разведчиков удалось проследить путь несостоявшихся убийц, крики прохожих, смешанные с отборной бранью, выдали бомбистов лучше всяких меток на земле. Вот только дальше первых улочек Старого города витязи пройти не смогли, во-первых, нападавшие затерялись, а во-вторых, на улице появились десятка полтора мужиков с серьезными намерениями не дать «мальцам» пройти.

Что могут сделать два молодых воина против толпы? Ничего, даже если они тренированные и опытные бойцы. В уличной драке против нескольких дюжин оборванцев и разбойников у них нет шансов. Отбиваться от стольких врагов может разве что былинный богатырь, создающий улицы и переулочки одним замахом.

Упорно подкрадывалась мысль, будто от царя решили избавиться местные воротилы. Правда, бандитам от покушения какой прок? Раньше государь ими особо не занимался, изредка устраивая рейды на разбойников в губерниях. Но Прохор не задумывался о всех аспектах преступной жизни столицы, чувство ярости и боли с головой захлестнули полковника.

Не обращая внимания на крики гражданских и сутолоку города, крайние витязи несли в руках горящие факелы, роняющие на снежный покров тлеющие частицы пакли, с шипением затухающие в снегу.

Набедренные сумки, наполовину заполненные бумажными патронами, покачивались в такт движению. Фузеи замерли на правом плече, заняв место на погоне, плотно пришитом к бушлату. Придерживая ладонью приклад, витязи шли в ногу, сверкая рифленым медведем на треухе. В ало-красном свете факелов блестели трехгранные штыки, примкнутые к дулам. В глазах воинов, прошедших не одно сражение, горел фанатичный огонек. Молодые солдаты знали — царевич больше чем просто брат. Пусть и Старший.

Как можно назвать того, кто дал крышу над головой, пищу, семью? Того, кто смог изменить судьбу многих беспризорников, не чаявших другой участи — быть отбросами общества, скитаться по улочкам городов, грабя, убивая или выпрашивая милостыню? Жить, постоянно ожидая появления отряда полиции в сопровождении очередного доносчика. Кем мог быть человек, давший отрокам новый дом, заботу и суровую армейскую ласку наставников?!

Отцом, повелителем, хозяином… богом или всеми сразу?

Будь на то воля царевича — он с легкостью бы обрел послушных марионеток, но он выбрал тяжкую долю духовного наставника, хотя и сам порой нуждается в помощи и наставлениях. И сейчас он лежит в доме, истекая кровью из-за грошовых амбиций кучки грязных выродков, возомнивших себя хозяевами жизни — причем не только своей!

Многие из витязей в прошлом беспризорники, гонимые обществом бродяги, частенько попадавшие под влияние уличных банд и шаек. Они до сих пор помнят вкус гнили на губах, постоянный запах миазмов по утрам и ноющую боль в спине после ежедневных побоев.

Время хаоса — время, когда мальчишки чуть не скатились до уровня зверей, облаченных в людскую плоть, словно шерстью, на всю жизнь отпечаталось в юношеском сознании. Именно это чувство позволило им вытравить остатки вседозволенности и познать великое чувство преданности достойному, благородному человеку. Человеку, помогшему выбраться им «со дна», показавшему лучшую жизнь: с высокими идеалами, необычным будущим, новым смыслом жизни.