Не знаю, сколько времени я «забавлялся» подобным образом. Но в один прекрасный момент почувствовал чей-то взгляд. Знаете ли, человек может чувствовать направленный взгляд, особенно когда смотрят «не прикрыто». Поворачиваю голову, на губах расползается виноватая улыбка — все-таки разбудил ее.

— Извини, милая, я не хотел тебя будить.

— Все замечательно, для меня лучшее, что ты можешь сделать, это скорее выздороветь, — чмокнув горячими губами небритую щеку, боярыня встала с постели, подошла к небольшой столешнице, достала вчерашнюю склянку…

— Я не буду больше пить эту дрянь!

— Не переживай так, милый, это мазь, а не настойка — просто нанесем на раны, чтобы быстрее зажили.

— Тогда ладно.

— Вот и все, — нанеся пару мазков на каждую рану, лекарка убрала мазь в сторону.

— Милая, расскажи, как долго я был без сознания? Что с отцом?

Вопросы сыпались из меня, будто из рога изобилия. Оля едва успевала отвечать. Я узнал, что в ночь покушения окраина Старого города загорелась, но пожар удалось локализовать — сгорела всего пара дюжин подворий. Мелочь в общем-то.

Вестей об отце не было, даже доктора Бидла не выпускали из дворца. Кроме него вызвали еще двоих лекарей, бывших поблизости в поместьях дворян. Видимо, дела у батюшки действительно плохи, раз потребовалось собирать консилиум. Хотя, быть может, в здешнем времени всегда лечение происходит подобным образом?

Правда, у меня никого тут нет, только Оля. Странно другое, почему идет пятый день после ранения, а мое самочувствие никого не интересует. Есть два объяснения: первое — среди прислуги есть соглядатай, и второе — меня никто не воспринимает всерьез, считая пешкой.

Тем временем за последние дни в столицу прибыли соратники, даже Николай, проштрафившийся за мелкие махинации в пользу отца, бросил дела и примчался. Мотивы у них у всех, конечно, разные, но ведь чертовски приятно осознавать, что ты кому-то нужен на этом свете. Алехандро, близко сошедшийся с Кузьмой не только на почве армейских традиций и клинков, но и в помощи друг другу, часами обивал порог комнаты. Кузьма рядом с ним. Артур спал в ближайшей комнате, отдыхая после ночного бдения. Александр Баскаков ожидал в соседней комнате момента, когда можно будет войти ко мне…

Улучив момент, попросил Оленьку впустить друзей, мол — дела надо решать, и чем скорее — тем лучше. Но молодая лекарка надулась и запричитала, будто не ценю ее стараний, не берегу себя. От такого напора любимой, вкупе с перспективой повторного лечения, пришлось отложить свидание с друзьями до лучших времен. Денек-другой потерпеть можно, не велика беда.

Воспользовавшись небольшой победой, лекарка полила раны настойкой, после чего тихо собралась и ушла, велев мне напоследок отдыхать и не напрягаться лишний раз. Рядом с любимой сердце бьется сильней, а от счастья хочется петь и танцевать. Только в нынешнем состоянии эти действия противопоказаны — правый бок скрутило от боли, на ранах выступила свежая кровь. Может, именно из-за этого прелестная лекарка покинула меня так быстро?

В голове понемногу проясняется, на места становятся кусочки мозаики. Неясность с отцом заставляет задуматься о будущем, вспомнить хотя бы то, что возле престола обретаются своры шакалов, готовых пойти на любую подлость, лишь бы только остаться у кормила власти.

Так, что там у нас насчет этой бывшей подстилки Алексашки — Марты, ставшей в православии Екатериной? Да, лифляндка сумела вскружить голову Петру. Но царицей она пока не стала, а претендентов на трон больше нет. Хотя есть еще сестрицы по брату отца — Иоанну. Но сейчас я единственный наследник престола. Но забывать о безопасности нельзя! Береженого бог бережет. Лишний раз надеяться на людскую любовь, не говоря о благодарности, не стоит.

Поэтому необходимо стянуть витязей к дворцу, оградить отца от присутствия любимцев, если он без сознания, затем ввести в столицу регулярные войска, тех же гвардейцев к примеру, все-таки до эпохи дворцовых переворотов еще далеко и элита армии не прогнила под влиянием постоянных подачек шлюховатых фаворитов. Черт! Кто бы знал, что на государя додумаются сделать покушение?! В моем времени о таком даже не упоминается. Видимо, это произошло из-за вмешательства в естественный ход событий.

Бог ты мой, как все не вовремя, я не готов к такой ответственности, да и квалифицированных кадров кот наплакал, хорошо хоть витязи подрастают, какая-никакая опора. Базы управленцев вовсе нет, как, впрочем, и бюрократического люда. Вообще никого нет — пустота.

Да и откуда им появиться, если служивое сословие только при Петре начало понемногу отвыкать от мысли, что гражданская служба должна быть отдельной от воинской. Зачем далеко ходить? Вон я отлучился на полгода, и вместо нормальной спаянной команды сподвижников увидел «заклиненный механизм» аппарата. Вроде бы и дела делаются, но делаются так, что не хочется даже разбираться.

Как же тяжело заставить людей работать! Что им надо? Во-первых, заработок, удовлетворяющий их потребности. Во-вторых, возможность заняться любимым или интересным делом. В-третьих, быть уверенным в завтрашнем дне, то есть в государстве. В-четвертых, не быть балластом общества — стать связующим звеном. Проще говоря, человек должен знать, что он НУЖЕН Отечеству. Как этого добиться?

Да, есть о чем подумать, непременно стоит поговорить с отцом Варфоломеем и епископом Иерофаном, не мешало бы и от оппозиции церкви умного человека пригласить…. Стефана Яворского, к примеру, митрополита Рязанского. Являясь ярым противником реформ батюшки, он пытался после моего «преображения» вмешиваться в дела, но так ничего и не добился, и поняв, что царевич уже не тот — воздействовать привычным способом постоянного напоминания церковных догм не получается, он отдалился. Предпочитая следить из резиденции.

Впрочем, я немного увлекся, мысли не в то русло повернули, будем решать проблемы по мере появления. Главное — узнать, что случилось с отцом, жив ли? Напрягая мозги, заставляя со скрипом работать, я окончательно растратил все силы организма. Продолжая обдумывать сложившуюся ситуацию, ища оптимальный выход с наименьшими «затратами», не заметил, как веки смежились, перед глазами расплылась благословенная темнота.

Мир погрузился в сладостное забвенье…

* * *

27 декабря 1709 года от Р. X.

Преображенские палаты.

Алексей Петрович Романов

Солнце плавно садилось за горизонт. Часы пробили пять раз, удары, как рокот судьбы, проносились по улочкам Москвы. Красная площадь за последние дни стала местом паломничества сотен людей, приносящих под стены Кремля толстые восковые свечи. В Успенском соборе который день идут службы за здравие государя и его наследника, впрочем все остальные церкви, храмы, соборы земель русских от него не отстают — службы не прекращаются ни на минуту.

Негодование царем-батюшкой, страх перед «антихристом», неудовольствие проводимыми реформами отступили перед случившимся несчастьем. Москва замерла, ожидая вестей из дворца.

Между тем мало кто знал, что полк витязей, вошедший на территорию Преображенского дворца, куда отнесли государя, занял опорные позиции на подступах к комнатам царевича, блокируя свободный проход в опочивальню государя. Приказ Старшего брата был четким и лаконичным: «Занять оборону — в случае сопротивления или неудовольствия со стороны аристократии арестовать виновных и посадить под замок».

Две роты гвардейцев: Преображенская и семеновская, недоуменно взирали на перемещения молодых воинов, резво вытеснивших опешивших от такой наглости ветеранов Северной войны. Старшие офицеры во главе с канцлером Головкиным попытались было восстановить статус кво, попросту приказав витязям «убираться обратно в медвежий угол». Произошла небольшая стычка, в результате пара гвардейцев-преображенцев получила легкие ранения, а один витязь доставлен в лазарет с рассеченным бедром.

Об этом я узнал буквально полчаса назад, отдавая приказ в обед, не думал, что «птенцы гнезда Петрова» решатся на столь открытую конфронтацию, выходит — дела действительно неважные, поэтому стоит торопиться к отцу.

— Все в сборе? — вопреки запрету Оли, встал с кровати, решив, что непозволительно долго оставлял дела без внимания.

Одевшись в темно-зеленую форму витязей, с золотыми аксельбантами (у всех витязей аксельбанты белые, золотые разрешается носить только витязям царской крови), поправил портупею с подаренной отцом шпагой, оглядел себя в зеркало, виновато улыбнулся нахмурившейся боярыне, сидящей ко мне вполоборота:

— Милая, успокойся, все будет хорошо — перетянули меня так, что, даже прыгая по лестнице, рана не откроется.

— Правда? — с какой-то детской надеждой спрашивает прелестная лекарка.

— Конечно, разве ты сомневаешься? — теперь моя очередь хмуриться.

— Тогда иди, делай что должен… — улыбнулась она.

«…и будь что будет, — добавляю про себя. — Спрашивается, как понимать особей женского пола, если у них логики нет в помине? Впрочем, не буду забивать голову, пусть будет как аксиома, всем известная и не требующая доказательств!»