Стоящие рядком боярыни и со своими дочерями во все глаза пялились на заморскую чуду-юду. Именно так они успели уже окрестить про себя свою новую повелительницу. Что же, Катарине Шведской было уже тридцать семь лет, и пора ее юности и свежести давно миновала. Но, как ни крути, она была королевской дочерью и сестрой!

Дело было еще и в том, что по русским меркам одета была государыня совершенно неподобающе. Нет, ее тяжелое бархатное платье, обильно украшенное золотым шитьем, было более чем роскошно. Но вот беда, его корсаж плотно обтягивал фигуру, выгодно подчеркивая стройность стана герцогини, на фоне бесформенных летников, ферязей и душегрей толпящихся перед ней русских женщин. А прическа? Тщательно уложенные волосы были прикрыты лишь золотой сеткой и тончайшей кружевной вуалью, отчего всякий встречный-поперечный мог их видеть. Для замужней бабы, по мнению ее новых подданных, это было совершенно недопустимо!

Сами они были в платках, поверх которых надеты кики, надежно скрывающие волосы от нескромных взоров. Только у девиц выпущены наружу косы, толщина которых могла поразить человека, незнакомого с уловками некоторых представительниц прекрасного пола, заплетавших в это природное украшение конский волос.

Следовавшие за Катариной придворные были одеты в той же манере, что и их повелительница, хотя и скромнее, но то ведь немки! С них какой спрос? А тут царица, понимать надо!

— Регина Аделаида, — обратилась герцогиня к своей первой даме — баронессе фон Гершов, — вас не затруднит быть моей переводчицей? Нужно ведь как-то познакомиться с этими дамами.

Ответом ей было лишь неловкое, но от этого не менее красноречивое молчание. Дело в том, что жена царского приближенного, урожденная графиня фон Буксгевден, за несколько лет жизни в Москве так и не удосужилась выучить русский язык. Жена Кароля все время проводила в Кукуе, обитатели которого были сплошь иностранцами, а немногочисленные русские гости, как правило, знали немецкий или шведский. Тех же, кто не разумел ее речь, фрау фон Гершов не удостаивала общением.

— Досадно, — поморщилась Катарина, отметив про себя, что ее первая дама вовсе не так умна, как ей казалось ранее. — Но как же нам разговаривать?

Недоуменные взгляды новых подданных красноречиво свидетельствовали, что никто из них немецкую речь не понимает. То же самое было со шведским и латынью. Государыня даже хотела сдаться и послать кого-нибудь за толмачами к мужу, но тут ее внимательный взгляд упал на двух девушек, державшихся в сторонке от основной массы боярынь. Старшей из них не было на вид еще и двадцати, но она уже вступила в пору своего расцвета. Точеные черты лица, сияющие глаза, четко очерченные губы и природный румянец вместе создавали такую необъяснимую прелесть, что будущая царица не могла не почувствовать укол женской зависти.

Ее спутница была еще совсем девочкой, лет, наверное, не более тринадцати, однако и в этом весьма юном возрасте чрезвычайно милой. Чувствовалось, что через год или два, когда она станет входить в возраст, ее красота лишит покоя не одного благонравного юношу, но уже и сейчас ею хотелось любоваться.

В отличие от прочих женщин, явно злоупотреблявших косметикой, лица их были чисты, румянец естествен, а губы алые от природы. Наряды этих боярышень также отличались скромностью декора, хотя при внимательном взгляде было видно, что сшиты они очень искусно и из дорогой ткани.

Но самое главное, что привлекло внимание герцогини — насмешливая улыбка младшей девушки, которую та и не подумала скрывать. Похоже, она догадалась о причине заминки и откровенно забавлялась ею.

— Вы меня понимаете? — резко спросила Катарина.

— Да, ваше величество, — на хорошем немецком отвечала девочка, сделав при этом самый настоящий книксен.

— Почему же вы до сих пор молчали?

— Благовоспитанной девице в моем возрасте не следует отвечать взрослым, пока ее не спрашивают! — с самым серьезным видом отвечала та.

— Это похвально, — ничуть не смутилась шведская принцесса. — Как ваше имя, дитя мое?

— Мария Пушкарева, ваше величество!

— Мне знакома ваша фамилия. Вы дочь одного из бояр моего царственного супруга?

— Нет, государыня. Мой отец командует Стремянным полком.

— Ах да, Анисим Пушкарев. Я помню вашего родителя.

— Он будет счастлив узнать об этом! — еще раз сделала книксен девочка.

— А ведь вы тоже понимаете меня, не так ли? — повернулась герцогиня к ее спутнице.

— Да, ваше величество, — с достоинством отвечала она.

— Но ответить сразу вам тоже помешала благовоспитанность?

— Именно так. По нашим обычаям первенство принадлежит представителям самых знатных родов. Я же всего лишь…

— Дайте угадаю, — перебила ее Катарина, — вас зовут Алена и вы сестра окольничего Вельяминова?

— Да, ваше величество!

Ответ девушки прозвучал хлестко, как выстрел. Но шведскую принцессу было нелегко смутить. Еще раз внимательно окинув взглядом ту, которую многие небезосновательно полагали любовницей ее мужа, она, как ни в чем не бывало, попросила соперницу:

— Вас не затруднит представить мне остальных дам?

— Отчего же. Для меня честь служить вам! — невозмутимо ответила Алена и, подойдя к будущей царице, начала называть стоящих перед ней боярынь, иногда добавляя краткую характеристику: — Княгиня Домника Мстиславская, урожденная Темкина-Ростовская. Третья супруга главы Семибоярщины князя Федора Ивановича — одного из знатнейших людей нашего царства.

Княгиня, довольно молодая еще женщина, низко поклонилась государыне, на что та ответила милостивым кивком.

— Рядом с ней, — продолжила Вельяминова, — княгиня Мария Воротынская — сестра Марии Шуйской — вдовы царя Василия. Ее муж — Иван Михайлович, был горячим противником поляков и лишь совсем недавно вернулся из плена.

— А где ее сестра?

— В монастыре, ваше величество. Далее, родная сестра митрополита Филарета — Анастасия Никитична, в замужестве княгиня Лыкова-Оболенская. Ее муж считается главой оппозиции и в последнее время важных постов не занимает.

— В Москве тоже есть оппозиция? — хмыкнула Катарина.

— Ишь, змеюка бесстыжая! — раздраженно прошипела боярыня вслед взявшейся толмачить Алене. — Мало того что к государю в постелю влезла, так еще и царице подольстилась! И как тебя только земля носит…

Лицо Вельяминовой на мгновение окаменело, но она тут же справилась с волнением и ответила:

— Иногда встречается, ваше величество.

— Буду знать. А кто эти дамы?

— Это тоже родственницы Филарета. Ульяна Федоровна — супруга его брата Ивана Никитича.

— Канцлера?

— Да, его чин при дворе можно назвать и так. Рядом с ней жена Михаила Романова — Мария и Ефимия Михальская.

— Супруга царского телохранителя?

— Именно так.

— Герр Корнилий тоже родственник Романовым?

— Он — нет, а вот она — троюродная сестра матери Михаила, инокини Марфы.

— Она тоже здесь?

— Нет, что вы, она в Новодевичьем монастыре. Кстати, как и упомянутая мной вдова Василия Шуйского.

— Я слышала, что вдов часто насильно заставляют принять постриг?

— Скажем так, их мнения на этот счет никто не спрашивает.

— Ужасная практика!

— Таковы обычаи в нашей стране.

— Понимаю. Однако я не намерена мириться с подобным произволом. Впрочем, это дело будущего, а сейчас давайте продолжим.

— Как вам будет угодно.

Принц Карл Густав вышел на Красные сени, где его уже поджидал Петер. Формально этот мальчишка был слугой наследника, но на самом деле они были самыми близкими друзьями еще с тех времен, когда устраивали проказы в Шверине, где отец Петера служил конюхом.

— Ну что, осмотрелся? — весело спросил его принц. — Как тебе нравится здесь?

— Сказать по правде, ваше высочество, в Мекленбурге лучше. Тут даже псарни хорошей нет.

— Разве?

— Точно вам говорю, мой принц.

— Тоска.

— И не говорите. Но у меня есть одна идея.

— Не знаю, — задумался Карл-Густав. — Отец велел мне идти к матери.

— Госпоже герцогине сейчас не до нас. Она знакомится с женами придворных. Вы бы видели, мой принц, на кого похожи эти клуши!

— Успею еще насмотреться.

— Так и я вам об этом. Давайте лучше как следует осмотрим эту крепость.

— Кремль.

— Что?

— По-русски эта крепость называется «кремль».

— Пусть будет, — пожал плечами Петер. — Ну так что?

— Пошли!

Мальчишки весело двинулись исполнять свое намерение, но вскоре попались на глаза охраняющим кремль стрельцам. Один из них — чернобородый мужик с большим блестящим топором в руках — преградил им дорогу и строго спросил:

— Куда путь держите?

Хотя принц и его спутник и не успели еще достаточно изучить русский язык, но догадаться о смысле вопроса было нетрудно. Поэтому Карл Густав попытался придать своему голосу как можно более достоинства и представился:

— Я принц Русский и Мекленбургский, а также герцог Вестгетландский!

— Чего? — недоуменно переспросил часовой, ни слова не понявший из этой тарабарщины, и обернулся к своему товарищу.

— Не видишь, царевич от мамок сбег, — снисходительно пояснил ему тот. — Сказывали наши, что страсть какой шкодный мальчишка, пошли ему Господь здоровья!