— Вы кто? А, понятно кто. Из второго?

— Да, — удивился титулярный советник.

— Что, претензии предъявлять явились?

— Претензии? — непонимающе переспросил Кунцевич, — с чего бы это мне предъявлять вам претензии?

— Ну как же! Ведь это я сообщил полиции о вашем ночном визите к покойной. Но, это мой долг, и потому вины за собой никакой не чувствую. А если хотите стреляться, то будем стреляться. Только… Послушайте, а нет ли у вас водки? Очень, знаете ли хочется выпить. Буквально рюмашку — две, и я буду готов.

— Водки нет, но можно позвонить и её вам доставят.

— Не доставят. Капитон Андреевич запретили-с.

— Капитон Андреевич? Кто такой Капитон Андреевич?

— О! Это страшный человек! Потомственный помещик, дух крепостничества впитал с молоком матери, и потому ведёт себя, как деспот. Явился сегодня, хотел силой меня к себе в именье отвезти, еле я от него отбился… Теперь за доктором побежал!

— Я ничего не понимаю! Какой деспот? Какое имение? Какой доктор?

— Что здесь может быть непонятного? Я должен отмежевать у него несколько участков — он их продавать собирается. Я приехал, дорог нет, лошадей нет, пришлось ждать. Скучно, ни дам, ни общества. Ну я и запил. И вот пью-с. Он не дождался, сам за мной приехал, и давай права качать! Можно подумать, что я у него в услужении. А не угадал, братец, не угадал! Я — чиновник губернского правления, я среднее образование имею! У меня чин! Стреляться! — неожиданно землемер утратил пыл, прошёл в номер и сел на кровать. — Впрочем, доктор должен помочь. Говорят, сейчас есть капли, выпил — вмиг похмелье проходит. Мне, признаться, и самому пить надоело. Но не могу-с, боюсь умру, если не выпью. Послушайте, голубчик, не сочтите за оскорбление, но… Не будете ли вы столь любезны сходить в ресторан и принесите мне сороковочку [1/40 ведра, около трёхсот граммов жидкости.], а?

— Хорошо, принесу.

— Век благодарен буду! Только лично принесите, никому не поручайте — прислуга не понесёт, Капитона Андреевича забояться.

Получив водку, землемер зубами разгрыз сургучную пробку и ополовинил бутылку прямо из горлышка. На лице у него заиграла блаженная улыбка.

— Прошу простить, я вам не представился — Зенон Юлианович Чернявский, коллежский регистратор, младший землемерный помощник.

— Мечислав Николаевич Кунцевич, титулярный советник.

— Очень приятно-с. Да что же это я! Будете? — он протянул сыщику бутылку.

— Нет, благодарю.

— Ну как хотите, — сказал Чернявский и сделал ещё один большой глоток.

— Полегчало? — поинтересовался сыщик.

— О! Да!. Премного благодарен!

— Тогда, в благодарность, ответьте, пожалуйста, на несколько моих вопросов.

— Полностью к вашим услугам!

— Скажите, а при каких обстоятельствах вы видели, как я наносил визит убиенной?

— Сон алкоголика, краток и чуток, милостивый государь, — язык у землемера начал заплетаться. — Я в тот вечер крепко поддал, а когда ночью проснулся, понял, что выпить у меня ничегошеньки не осталось. До коридорного не дозвонился, самому идти искать водки невмоготу было, вот и лежал бессоно, утра ждал. Потом и лежать не мог — стал по номеру ходить. Слышу — дверь скрипнула, я свою чуть-чуть отворил, так, из интереса, гляжу — вы от барыни вышли.

— А почему вы решили, что это я? Хорошо меня разглядели?

— Вовсе я вас не разглядел. Увидел только мужской силуэт, и все. А когда поутру пристав ко мне пришёл, я ему и сказал, что мужчина от Натальи Романовны уходил. Портье с приставом был, так тот и указал на вас — не иначе, говорит, как жилец это из второго номера, он весь вечер в ресторане за барыней ухлёстывал.

— Понятно. А выстрела вы не слышали?

— А что, был выстрел? Мамочка моя!

С утра Мечислав Николаевич посетил нотариуса, с его помощью нашёл ходатая по делам, который взялся продать дом и землю за пятипроцентное вознаграждение. Выдав комиссионеру доверенность, Кунцевич вернулся в гостиницу, пообедал, собрал вещи и велел кликнуть извозчика. Подписав счёт и расплатившись, он направился к пролётке.

— Ключик отдать забыли! — окликнул его портье.

— Ах, да. — Титулярный советник порылся в карманах и, вытащив небольшой ключ от дверного замка, протянул его служащему.

— А что, часто постояльцы с ключами уезжают? — поинтересовался сыщик.

— Ох, частенько. Раньше у нас тульские замки стояли, так там ключи были такие, что не во всякий карман влезут. Их никто с собой не увозил, а как хозяин новые замки поставил, французской фирмы, с маленькими ключами, так только и успеваем, что слесарю дубликаты заказывать. А платить из своего кармана приходится. Вот и следим во все глаза за господами постояльцами, когда они выезжать изволят.

— И от «генеральского» номера ключи увозили?

— И увозили и теряли-с. Последний раз — неделю назад, примерно. Но тогда я за дубликат не платил — с постояльца деньги стребовал, потому как его вина.

— А как фамилия того постояльца, можешь сказать?

— Так господин Кречмер, об котором вы давеча изволили спрашивать. Они неделю назад тоже приезжали-с.

Глава 3. Первопрестольная

Поезд прибыл в Первопрестольную в половине седьмого утра. Отмахнувшись от налетевших гостиничных комиссионеров, Кунцевич, поторговавшись с извозчиком и спустив назначенную «ванькой» цену за проезд с рубля до полтинника, велел везти себя на Большую Лубянку, в меблированные комнаты «Империал», располагавшиеся в доме страхового общества «Россия». В этих меблирашках он останавливался всякий раз, приезжая в Москву. Расположившись в чистеньком номере с минимальным набором мебели, титулярный советник умылся, отказался от предложенного коридорным чая и, выйдя на улицу, направился на соседнюю Мясницкую, где выпил кофе с пирожными в пользующемся большой популярностью у знатоков кафе Виноградова. Посмотрев на часы, Мечислав Николаевич решил прогуляться до Охотного ряда, чтобы оттуда добраться до Гнездниковского на недавно появившемся в старой столице новом средстве передвижения — электрическом трамвае, которого Петербург ещё не знал. Вскоре к остановочному павильону подкатил, звеня на все лады, трамвай № 1, следовавший до Петровского парка. Мечислав Николаевич отдал кондуктору пятачок и через десять минут вышел у Страстного монастыря. Он пересёк шумную Тверскую и по бульвару дошёл до дома градоначальника, в котором располагалось нужное чиновнику учреждение — Адресный стол. Титулярный советник, воспользовавшись казённым пером и чернилами заполнил два запросных бланка, подумал немного и заполнил третий. Отдав миловидной барышне гривенник и отказавшись от копейки сдачи, сыщик, обождав на скамейке двадцать минут получил три адресных справки. Из них следовало, что никто из интересовавших его лиц прописанным в Москве не значится. Покойница выписалась из собственного дома в Криво-Рыбном проулке за два дня до своей смерти, а вот господин Карл Иванович Кречмер в Москве никогда жительства не имел. Третий персонаж, сведения о прописке которого Кунцевич запросил на всякий случай, в столице ранее проживал, но выписался заграницу на следующий день после отъезда в Муром госпожи Кошельковой, то есть накануне её убийства. Очевидно, постоянным жителем Первопрестольной чухонец не был, потому как прописан в Москве был только месяц и жил всё это время в меблированных комнатах «Фальц-Фейн». Располагались они, в отличие от дома Кошельковой совсем рядом, на Тверской, поэтому первым делом Мечислав Николаевич решил заглянуть туда.

— Номерочек желаете? — служитель оглядел Кунцевича с ног до головы и вынес по результатам осмотра вердикт, — полторарублёвые есть во втором этаже. С прислугой и двумя самоварами в день. У нас электрическое освещение-с!

— Благодарю, но номер мне не нужен. Я разыскиваю своего знакомого — господина Рютенена. Он мне написал, что у вас стоит.

— Стояли-с, цельный месяц стояли-с. Но съехали, дня четыре уж как.

— Ах как жаль! А у меня к нему важное дело. Не говорил он куда уезжает? Может быть приказал почту куда-нибудь пересылать?

— Приказали-с, а как же! В Финляндию, в Выборг, в главный почтамт. Прямо сейчас собирался письмо туда направить, утром пришло. Дня через два ваш приятель его и получит.

Кунцевич несколько секунд не мигая глядел на портье, о чём-то глубоко задумавшись, опомнился и сказал:

— Не приятель он мне вовсе, а даже и наоборот. Жена моя к нему сбежала. Может навещала его, может видели? Эдакая блондинка, высокая, такая, знаете ли, худощавая, но с грудью, — Мечислав Николаевич руками показал размеры груди, — и глаза, глаза зелёные. Натальей Романовной кличут.

Портье посмотрел на него с едва заметной ухмылкой и ничего не ответил. Сыщик суетливо полез в карман пиджака, достал оттуда бумажник и положил на стойку зелёную, под цвет глаз разыскиваемой, ассигнацию. Бумажка тут же растворилась в воздухе.

— Не навещали-с, а буквально жили совместно. Мадам и из номера-то почитай не выходила.

— Как?! Боже мой! — титулярный советник схватился за сердце, — ах она, тварь! Я же всё для неё… Предательница! Скажите, а уехали, уехали они вместе?

— Нет-с, сначала барыня, потом Густав Альбертович.

— Я так и думал. Тогда… тогда письмо, которое вы получили, из Мурома, ведь так?