Иви Вудс
Затерянный книжный
Посвящается всем любителям книг
Пролог
Холодная ирландская зима. Дождливые улицы Дублина. Не лучшее место и время для маленького мальчика, чтобы шататься без дела, — разве только если он не приник носом к витрине самого очаровательного на свете книжного магазина. Внутри мерцали огни, красочные обложки манили, обещая поведать увлекательные истории о приключениях, о побеге из серой реальности. За стеклом прятались книжные новинки и разные безделушки, миниатюрные воздушные шары летали под самым потолком, а где-то в глубине магазина крутились и на все лады звенели музыкальные шкатулки с механическими птичками и каруселями.
Дама, стоящая в магазине, заметила мальчика и жестом пригласила его внутрь. Он покачал головой и чуть покраснел.
— Я опоздаю в школу, — одними губами произнес он.
Она покивала и заулыбалась. Даже через стекло она казалась очень приветливой.
— Ладно, но только на минутку, — сказал мальчик, переступая порог.
До этого он целых три секунды честно боролся с желанием зайти.
— Конечно, на минутку!
Она стояла за прилавком и вынимала только что поступившие книги из большой картонной коробки. Быстрым взглядом она окинула его незаправленную рубашку, копну волос, которые явно давно не встречались с расческой, разные носки, торчащие из ботинок, и внутренне улыбнулась. «Книжный магазин Опалин» притягивал маленьких мальчиков и девочек, словно магнит.
— В каком ты классе?
— В третьем. Школа Святого Игнатиуса. — Он запрокинул голову, разглядывая деревянные самолетики, парящие под сводчатым потолком.
— И что, нравится тебе там?
Он даже фыркнул — настолько глупым показался ему этот вопрос.
Дама оставила мальчика наслаждаться старинной книгой фокусов, но он быстро забросил это занятие, подошел к ее столу и принялся рассматривать канцелярские принадлежности.
— Можешь помочь, если хочешь, — предложила она. — Я рассылаю приглашения на презентацию книги.
Мальчик пожал плечами, но принялся (возможно, даже чересчур энергично), глядя на нее, так же складывать письма и рассовывать их по конвертам. От усердия он морщил нос, и веснушки, рассыпанные по щекам, складывались в новые созвездия.
— А что это такое — Опалин? — спросил он, выговаривая незнакомое слово так старательно, что в нем появилось несколько лишних звуков.
— Опалин — это имя.
— Ваше?
— Нет, я Марта.
Она прекрасно видела, что такое объяснение не удовлетворило мальчика.
— Могу рассказать тебе историю о ней, хочешь? Она, кстати, тоже не очень любила школу… и правила.
— И делать, что велят, да? — предположил он.
— О, это она не любила особенно, — заговорщическим тоном проговорила Марта. — Давай, заканчивай раскладывать письма по конвертам, а я пока заварю чай… Хорошая история всегда начинается с чашечки хорошего чая.
Глава 1. Опалин
Лондон, 1921
Мои пальцы нежно гладили корешок книги, и тисненый рельеф обложки позволял сознанию уцепиться за нечто материальное, за то, во что я верила больше, чем в фантастический спектакль, который разыгрывался прямо на моих глазах.
Мне исполнился двадцать один год, и матушка решила, что настало время выдать меня замуж. Мой брат Линдон отыскал, к несчастью, какого-то недалекого претендента — кажется, он только что унаследовал семейный бизнес, связанный с… ввозом товаров из каких-то отдаленных мест? Я почти не слушала.
— У женщины твоих лет есть лишь два варианта, — заметила матушка, ставя блюдце с чашкой на маленький столик подле кресла. — Выйти замуж или же найти занятие, в достаточной степени благородное.
— Благородное? — скептически переспросила я. Стоило только бросить взгляд на нашу гостиную с ее облупившейся краской на стенах, с выцветшими занавесками — и нельзя было не восхититься напыщенностью, которую демонстрировала матушка. Брак родителей был мезальянсом, о чем матушка старалась почаще напоминать отцу, дабы он не позабыл.
— А обязательно делать это именно сейчас? — осведомился Линдон, обращаясь к нашей горничной, миссис Барретт, которая чистила каминную решетку от золы.
— Мадам пожелала разжечь огонь, — ответствовала горничная тоном, который не подразумевал и тени уважения. Сколько себя помню, она всегда присматривала за домом и слушалась только матушкиных приказов, а с прочими обращалась так, будто мы не более чем самозванцы.
— Суть в том, что ты должна выйти замуж, — повторил Линдон, ковыляя по комнате и тяжело опираясь на трость.
Он был на восемнадцать лет старше меня, и всю правую сторону тела ему изуродовало шрапнелью во Фландрском сражении. Брат, которого я знала, остался похоронен где-то там, на поле боя, а от ужаса, то и дело проскальзывавшего в его глазах, меня бросало в дрожь. Не хотелось признавать, но я начинала всерьез бояться его.
— Он составит тебе хорошую партию. Пенсии отца матушке едва хватает, чтобы вести хозяйство. Пора наконец оторваться от твоих драгоценных книжек и выйти в реальный мир.
Я еще крепче сжала в руках книгу. Очень редкий том — первое американское издание «Грозового перевала», подарок отца, как и любовь к чтению в целом. Будто талисман, я носила при себе книгу в тканевом переплете, на корешке которой была золотом выгравирована наглая ложь: «От автора “Джейн Эйр”». Мы с отцом совершенно случайно наткнулись на нее, гуляя по блошиному рынку в Кэмдене (о чем, разумеется, не должна была прознать матушка). Позже я узнала, что английский издатель Эмили Бронте намеренно допустил эту ошибку, желая нажиться на коммерческом успехе «Джейн Эйр». Книга была отнюдь не в лучшем состоянии: по краям тканевый переплет потрепался, а на обороте и вовсе щеголял V-образным вырезом; страницы едва не выпадали, потому что нитки, которыми их когда-то прошили, истерлись от времени и пользования. Однако для меня все эти детали, включая запах крепких сигарет, который впитала бумага, были подобны машине времени.
Возможно, тогда-то и упало первое семя в благодатную почву. Я поняла: книга никогда не бывает такой, какой кажется.
Думаю, отец надеялся, что любовь к книгам перерастет в любовь к учебе, но в моем случае она лишь усилила отвращение к урокам. Я жила в мечтах и каждый вечер мчалась домой из школы, чтобы с порога начать упрашивать его почитать мне. Отец работал на государственной службе, был хорошим человеком и любил учиться новому. Он говорил, что книги — это нечто большее, чем просто слова на бумаге, что они, подобно порталам, переносят нас в другие места и другие жизни. Я всей душой полюбила книги и те миры, что скрывались в них, и этой любовью была обязана отцу.
— Если наклонить голову, — сказал он мне как-то раз, — можно услышать, как старые книги шепчут о своих секретах.
Я нашла на полке старинный том в переплете из телячьей кожи со страницами, выцветшими от времени. Поднесла его к уху и крепко зажмурилась, воображая, что вот сейчас-то я услышу все тайны, которые хочет поведать мне автор. Однако этого не случилось; по крайней мере, никаких слов я не уловила.
— Что ты слышишь? — спросил отец.
Я помедлила, позволяя звукам наполнить меня до краев.
— Я слышу… море!
Казалось, будто к уху поднесли раковину, будто страницы перелистывает свежий морской бриз. Отец улыбнулся и потрепал меня по щеке.
— Папа, это они дышат, да? — спросила я тогда.
— Да, — ответил он. — Ты слышишь дыхание историй.
Когда в 1918 году отец умер от испанки, я всю ночь провела подле него, без сна, держа его уже холодную руку и читая вслух его любимую книгу — «Дэвида Копперфильда» Чарльза Диккенса. Глупо, но тогда я воображала, будто слова смогут вернуть его к жизни.
— Я отказываюсь выходить замуж за мужчину, которого никогда в жизни не видела, исключительно для того, чтоб поправить семейные финансы. Сама эта идея абсурдна!
На этих словах миссис Барретт уронила щетку, металл зазвенел о мрамор, а лицо брата исказилось. Он терпеть не мог громких звуков.
— Подите вон!
Колени у бедной женщины были уже немолодые, поэтому она поднялась на ноги только с четвертой попытки, после чего гордо покинула комнату. Не знаю, каким чудом она удержалась и не хлопнула дверью.
Я тем временем продолжала защищаться.
— Если я для вас такая обуза, то это легко решается — я просто уеду и начну жить самостоятельно.
— И куда же, во имя всех святых, ты намерена отправиться? У тебя ведь ни гроша за душой, — прокомментировала матушка. Ей уже минуло шестьдесят, и мое появление на свет она всегда считала «небольшим сюрпризом», что звучит весьма затейливо, если не знать о ее стойком отвращении к любого рода неожиданностям. Меня растили люди много старше меня, и это лишь усиливало мое стремление вырваться на свободу и познать современный мир.
— У меня есть друзья, — упрямо сказала я. — И я могла бы работать!
От этих слов матушка так и ахнула.
— Ах ты неблагодарная дрянь! — рыкнул Линдон.
Я попыталась вскочить со стула, но он мертвой хваткой вцепился мне в запястье.
— Мне больно!
— И будет еще больнее, если не начнешь делать, что говорят!