Глава 13

Обнимая Эйвери, Маркус лежал в кровати и все никак не мог свыкнуться с мыслью, что любит свою жену. А ведь раньше он даже никогда не задумывался о любви. И вот теперь ему придется о ней серьезно подумать и как-то с ней жить. Вот только у Маркуса не было ни малейшего представления, с чего начать.

Ведь всю свою сознательную жизнь он твердо знал, чего хочет и как этого достичь. Но вот это всепоглощающее чувство, которое принято называть любовью, все изменило. Оно ничем не походило на ту глубокую привязанность, что существовала между ним и дедом, ту привязанность, что лишь усиливалась с течением времени, когда вся забота и ответственность постепенно переместилась с плеч одного на плечи другого. А эта сумасшедшая страсть, смешанная с постоянным беспокойством, ничем не напоминала ту привязанность.

Заботиться об Эйвери было просто, а вот любить — страшно. И даже когда они занимались любовью, все стало намного сложнее, чем просто дарить и получать наслаждение. И он так и не нашел сил признаться, что любит ее. Ведь он еще просто не готов дать ей над собой такую власть, все его существо восстает против такого признания.

Маркус с трудом помнил, как они вчера приносили друг другу клятву вечной верности, зато очень хорошо запомнил, как одевал ей на палец кольцо.

А ведь когда он просил выйти за него замуж, он сказал, что она очень много для него значит. Бог ты мой, да о чем он только думал? Это всепоглощающее желание быть с ней, защищать ее, оно же уже давно возникло в нем. Она та самая, единственная. Почему же он этого раньше не понимал?

Да все очень просто, он так много думал о том, как заставить ее продать коллекцию, чтобы заполучить «Очаровательную даму», что просто не обращал внимания на собственное сердце, твердившее о том, что в его руках оказалась самая лучшая женщина в мире.

Маркус неохотно выбрался из сонных объятий Эйвери. Женатый он или нет, а работать все равно нужно.

Три четверти часа спустя Маркус уже самолично следил за распаковкой картин из коллекции Каллена и сверял их со списком, а когда работа уже подходила к концу, ему позвонили с неизвестного номера. Маркус решил не отвечать, но через пару минут звонок повторился.

— Эй, ребята, идите-ка обедать, у вас есть на это целый час, — приказал Маркус, подумав, что им в любом случае пора бы уже передохнуть.

И как только все рабочие ушли, он ответил на звонок.

— Это Далтон Ротшильд, рад, что вы мне все-таки ответили.

Убедившись, что остался в полном одиночестве, Маркус запер дверь склада. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь подслушал его разговор с главой основного конкурента «Ваверли». Пусть Маркус и не имел ни малейшего представления, зачем Ротшильд ему позвонил, но кто-нибудь может услышать обрывки разговора и не так их понять.

— Чем обязан такой чести?

По правде сказать, Маркус был далеко не лестного мнения о Ротшильде и прекрасно знал, как тот обожает манипулировать людьми. И он даже не постеснялся отправить одного из своих помощников шпионить за «Ваверли».

— Прайс, у меня есть для вас отличное предложение. Давайте вместе поужинаем, и я вам все расскажу.

Маркус мрачно улыбнулся. Так не приглашают, а приказывают. Но что он на этот раз затеял? Маркус не сомневался, Анне тоже будет очень интересно это узнать. Но не стоит сразу же выказывать свое любопытство.

— Мистер Ротшильд, вы же понимаете, если нас увидят вместе, наверняка пойдут слухи, а сейчас, когда «Ваверли» и так стараются всячески очернить, нам это весьма нежелательно.

И сам Ротшильд первым пытается вылить на них побольше грязи.

— Вот именно поэтому нам и нужно встретиться. Завтра, в шесть часов. И раз уж вам так нужна секретность, жду вас у себя дома. — Ротшильд продиктовал свой адрес и повесил трубку раньше, чем Маркус успел что-нибудь ответить.

Уже второй день подряд после их свадьбы Эйвери проводила в одиночестве, и это ее не слишком-то радовало. Второй день? Скорее уж, вторую ночь. Вчера она заснула еще до того, как Маркус вернулся с работы, а сегодня он с утра пораньше снова направился в офис, быстро поцеловав ее на прощание. Нет, Эйвери, конечно, понимала, что после двух недель в Лондоне ему нужно наверстать упущенное, но он мог бы при этом хотя бы не ходить с таким видом, как будто у него есть дела поважнее, чем новоиспеченная жена.

И ведь она даже знала, что так занимает его мысли. Коллекция Каллена. Так неужели он все это и затеял только ради коллекции? И почему она раньше не задумывалась, как далеко он готов пойти, чтобы убедить ее расстаться с картинами? Может, он и женился на ней только ради этого? Нет, глупости. Она согласилась продать коллекцию намного раньше, чем он сделал ей предложение, намного раньше, чем они узнали, что скоро станут родителями.

Эйвери погладила ладонью живот. Но в чем же дело? Он жалеет, что она забеременела? Жалеет, что взял ее в жены? Ведь если не считать того времени, что они провели в постели, он не пробыл с ней и часа за эти два дня. Нет, у них, конечно, все получилось очень быстро, но, когда она соглашалась стать женой Маркуса, она была точно уверена и в своих чувствах, и в своем решении. Так неужели она снова оказалась всего лишь наивной доверчивой дурочкой? Неужели она так всю жизнь и будет наступать на одни и те же грабли, когда речь заходит о дружбе и отношениях?

Однако Маркус никак не походил на человека, способного жениться на ней только ради наследства. Эйвери дорогой ценой научилась быстро вычислять таких людей. Нет, Маркус помешан не на деньгах, а на искусстве, а отцовскую коллекцию он от нее и так получил.

Всю, кроме «Очаровательной дамы».

По спине Эйвери пробежал неприятный холодок. Так неужели все дело в ней? В этой картине? Он женился на ней только ради «Очаровательной дамы»? Эйвери попыталась отбросить эту мысль, но перед ее глазами стояло лицо Маркуса, когда он впервые увидел эту картину. Она ведь и тогда поняла, что он безумно хочет ее заполучить.

Зазвонил телефон, и Эйвери с радостью сняла трубку, только чтобы отвлечься от непрошеных мыслей.

— Как поживает моя любимая жена?

От одного звука любимого голоса Маркуса все ее страхи мгновенно рассеялись. Человек, который так с ней говорит и так нежно и страстно обнимает в постели, просто не может ее не любить. Эйвери постаралась сосредоточиться на этой мысли, вот только отчего-то это у нее не слишком получилось.

— Кажется, я была твоей единственной женой или ты что-то от меня скрываешь? — Как Эйвери ни старалась, в ее словах все-таки проскользнула нотка недовольства.

— Эйвери, с тобой все в порядке?

Она зажмурилась и глубоко вдохнула, прежде чем ответить:

— Конечно, со мной все в порядке, просто я соскучилась.

— Извини, но тебе придется побыть без меня еще немного. Больше всего на свете мне бы сейчас хотелось оказаться дома, но сегодня мне опять придется работать допоздна.

Эйвери прикусила губу. Умолять его вернуться пораньше она ни за что не станет.

— Жаль, и когда тебя ждать?

— Не знаю, можешь меня не ждать, только обещай, что обязательно что-нибудь съешь, хорошо?

— Не волнуйся, я о себе позабочусь, я к этому привыкла.

— Эйвери, не начинай.

— Что не начинать? Я привыкла о себе заботиться, и тебе не стоит обо мне волноваться.

— Я вернусь домой сразу, как только смогу.

— Буду ждать.

Повесив трубку, Эйвери уставилась в окно и вдруг поняла, что ужасно соскучилась по Лондону. Если бы отец был жив, он наверняка гордился тем, как сильно изменился его любимый сад. Но гордился бы он ею самой? Эйвери крепко обхватила себя руками. Даже несмотря на то, что в ней теперь рос маленький человечек, она еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Вдруг снова зазвонил телефон, и Эйвери судорожно за него схватилась, надеясь, что это звонит Маркус, чтобы сказать, что он отменил все дела и уже едет к ней.

Но это оказался вовсе не ее муж, а Питер Камерон, который зачем-то вдруг срочно захотел с ней встретиться. Эйвери хотела было отказаться, но потом вдруг вспомнила свои тревожные мысли о причинах, побудивших Маркуса на ней жениться. И согласилась.

Возможно, она об этом еще крепко пожалеет, но сидеть и бояться в одиночестве она сейчас больше не в состоянии. И Эйвери пошла в итальянский ресторанчик, где они договорились встретиться.

— Думаю, сперва стоит что-нибудь заказать, — вместо приветствия, начал Питер, протягивая ей меню.

Вспомнив о своем обещании Маркусу, Эйвери сделала заказ, который, к счастью, весьма быстро принесли, избавив их от необходимости вести светскую беседу.

— Поздравляю со свадьбой, хотя, наверное, мне скорее стоит поздравлять Маркуса.

— А почему не нас обоих?

— Просто я считаю, что он выигрывает от вашего брака намного больше, чем тебе кажется.

— И что же? — уточнила Эйвери, откладывая вилку. Все ясно, ей точно не следовало сюда идти.

— Ну, помнишь, я рассказывал тебе о его родителях?

— Да, но я не понимаю, при чем здесь это. Маркус — это Маркус, и он долго и тяжело трудился, чтобы добиться своего теперешнего положения.

— Над тобой он тоже тяжело трудился?

Я не собираюсь все это слушать, — устало возразила Эйвери, поднимаясь из-за стола.

— Сядь, пожалуйста. Я действительно должен сказать тебе кое-что важное.

Эйвери секунду помедлила, а потом снова села.

— Переходи сразу к делу.

— А доедать ты не собираешься?

— Аппетит пропал. Что значит, Маркус выигрывает от нашего брака больше, чем мне кажется?

Но Питер лишь пожал плечами, отправил в рот очередную порцию спагетти, тщательно ее прожевал и только потом ответил:

— Брачный договор вы же подписывать не стали?

Конечно нет, ведь она вышла за него по любви и верила, что у них все будет хорошо. Во всяком случае, раньше верила.

— Наверняка он теперь прыгает от радости, что ему принадлежит половина «Очаровательной дамы», ведь именно ее-то он и добивался с самого начала. Ты об этом знала?

— Или ты прекратишь ходить вокруг да около, или я прямо сейчас уйду, — пригрозила Эйвери, чувствуя, как болезненно сжимается ее сердце.

— Никуда ты не уйдешь, ведь тебе хочется все узнать ничуть не меньше, чем мне тебе все это рассказать. Как я уже и говорил, ты знаешь, что случилось с родителями Маркуса и что его вырастил дед.

— Знаю.

— И наверное, тебе будет интересно узнать, что мать деда Маркуса звали Катлин Прайс, в девичестве О\'Рэйли.

Эйвери смотрела на него непонимающим взглядом.

— И насколько мне известно, именно с Катлин О\'Рэйли, которая была любовницей твоего прадеда, и нарисована «Очаровательная дама». Ничего себе совпадение, да? А, кроме того, доподлинно известно, что эту картину подарили некоему человеку с инициалами «К.О.». И как мне кажется, этим человекам была сама Катлин О\'Рэйли, а после ее смерти картина перешла к ее сыну. Работа самого Бакстера Каллена, неплохое наследство, как тебе? Вот только сын такой щедрости явно не оценил, и двадцать пять лет назад продал картину твоему отцу. И Маркус несколько раз пытался ее выкупить, ты об этом знала?

Онемевшая, Эйвери сумела лишь слабо покачать головой.

— А он неплохо все устроил. Стремительный роман и предложение руки и сердца, все так романтично, если, конечно, не приглядываться к его мотивам. И, женившись на тебе, Маркус наконец-то добрался до вожделенной картины. Очень умно, ты не находишь?

Умно? Вот только она бы описала это немного иначе. Хотя сейчас у нее просто не осталось ни слов, ни мыслей, чтобы что-либо там описывать. Одна лишь пронизывающая сердце боль. Конечно, есть некоторая вероятность, что Питер врет, вот только Эйвери в этом сильно сомневалась. Для этого история слишком хорошо подогнана, да и сам Питер от этого ничего не выигрывает.

Она считала, что Маркус не такой, как все, но жестоко ошиблась. Он просто ее использовал, а потом предал. Никогда еще ей не было так больно.

Маркус добрался до дома Ротшильда, все еще размышляя, что тому от него понадобилось. После той истории с Анной он умудрился выйти сухим из воды, так неужели он придумал очередной способ напакостить «Ваверли»?

В их деле репутация очень много значит, так что сейчас им всем нужно держаться на высоте.

— Добрый день, мистер Прайс, я — Слоан, помощник мистера Ротшильда. Позвольте мне проводить вас.

Вслед за Слоаном Маркус пошел по застеленному ковром коридору к двойным дверям, его проводник набрал код и приложил большой палец к сканеру. И как только Маркус оказался внутри роскошных апартаментов, он сразу же понял, зачем понадобилась такая повышенная безопасность и предосторожности. Он попал в настоящий музей, уставленный бесценными произведениями искусства, начиная от устилавшего пол ковра до свисавших с потолка светильников. Маркус оценил висевшую в прихожей тарелочку, эмаль клуазоне, XII век. Подобное сокровище ему доводилось видеть лишь однажды, да и то на фотографии.

— Неплохо? Как вам кажется? — спросил Ротшильд, выводя Маркуса из задумчивости.

— Весьма, — согласился Маркус, пожимая протянутую руку.

— Спасибо, Слоан, дальше мы с мистером Прайсом сами справимся.

Сначала они выпили немного виски, потом Ротшильд поздравил Маркуса с тем, что ему удалось заполучить коллекцию Каллена и жениться на Эйвери, и добавил:

— Скажи честно, женитьба на Эйвери — это часть сделки?

Задохнувшись от ярости, Маркус лишь с трудом сдержался, чтобы не сказать Ротшильду все, что он о нем думает. Ведь ему еще нужно узнать, что тому от него понадобилось.

— Со всем уважением, но мой брак не имеет к вам никакого отношения.

— А ты мне нравишься, ведь не каждый человек способен так далеко зайти в погоне за своей целью.

Вместо ответа, Маркус лишь пригубил вина, наслаждаясь изысканным букетом, а потом, к огромному удивлению Маркуса, Ротшильд вдруг сам сменил тему разговора и повел себя как самый радушный хозяин, так что при любых других обстоятельствах Маркус наверняка смог бы с чистой совестью наслаждаться вечером и приятной беседой. Теперь понятно, что Анна в нем нашла, вот только создается такое впечатление, что этот человек ничего не делает просто так. И больше всего на свете Маркусу сейчас бы хотелось оказаться дома, рядом с женой, но он просто обязан был ради Анны выяснить, что на сей раз затеял этот паук.

И лишь когда они уселись за стол, Ротшильд наконец-то добрался до сути вопроса.

— Что ж, перейдем к делу, Прайс. Я ценю твою рабочую этику, ты добился потрясающих результатов у «Ваверли». Но там ты лишь понапрасну тратишь свои силы, они скоро пойдут ко дну, и если ты останешься с ними, они потянут тебя за собой. А я не хочу смотреть, как ты тонешь, так что предлагаю прямо — переходи ко мне. — Далее Ротшильд назвал такую должность и зарплату, от которых у Маркуса даже зубы свело. — И приноси с собой коллекцию Каллена.

Ротшильд определенно знал, как сделать соблазнительное предложение. И если бы Маркуса чуть хуже воспитали, он наверняка бы его принял.

— Весьма заманчиво, — признал Маркус, не спеша давать однозначный ответ.

Но?

— Но я не согласен.

— Не согласен? Да ладно тебе, Маркус, ведь я же могу называть тебя Маркус? Ты же умный человек. Неужели ты правда хочешь, чтобы твоя так долго и старательно создаваемая репутация испачкалась об Анну Ричардсон?

— Я польщен тем, что вы так тщательно собирали на меня информацию, — улыбнулся Маркус, ничем не показывая бушевавшей в нем ярости.

— Да, я вообще все делаю очень тщательно, и именно поэтому меня и удивляет то, что ты так отчаянно цепляешься за кого-то вроде Анны Ричардсон. Теперь, когда она связалась с ворованными антиками, и это уже не говоря о той истории со мной, она точно надолго не задержится в нашем бизнесе. А вместе с ней пойдут ко дну и все, кто работает на «Ваверли».

Маркус судорожно сжал точеную ножку бокала и нарочито аккуратно поставил его на стол. Просто не верится, как далеко Ротшильд способен зайти, чтобы уничтожить своих соперников.

Поддержка Анны всегда очень много значила для Маркуса, ведь именно эта поддержка помогала Маркусу настойчиво стремиться вперед, покоряя все новые горизонты. И во многом Анна походила на его деда, оба этих человека были безоговорочно честны и готовы до конца стоять за тех, в кого они верили. Анна взяла его на работу сразу после колледжа и всегда одновременно и поощряла его самые смелые начинания, и направляла разумным советом. Он стольким ей обязан, что она как минимум может всегда рассчитывать на его безоговорочную верность.

— Мистер Ротшильд, вы привели весьма весомые доводы, но в них не хватает кое-чего очень важного.

— Да неужели? И чего же?

Маркус с радостью отметил, что на красивом лице Ротшильда заметно поубавилось самоуверенности.

— Правды, — резко ответил он. — Спасибо вам и за приятный вечер, и за ваше лестное предложение, которое я вынужден отклонить. — Маркус поднялся и с громким стуком отодвинул стул. — Не стоит меня провожать, я сам найду дорогу.

Услышав, как Маркус открывает дверь, Эйвери вскочила с дивана. После отвратительной встречи с Питером Камероном прошло уже два часа, так что у нее было достаточно времени подумать и принять решение.

Она с детских лет привыкла к тому, что люди пытаются использовать ее ради денег и связей. Так почему же на этот раз она так глупо попалась на удочку? А после разговора с Питером Эйвери еще и задумалась, отличается ли Маркус хоть чем-то от своих коллег. Ведь не могли же все эти слухи возникнуть на пустом месте.

Вот только отзывать коллекцию с аукциона уже слишком поздно. Что ж, она сама во всем виновата. Как там было? Позор тебе, если обманешь меня однажды, и позор мне, если обманешь меня дважды?

Ладно, что было, то было, но если все сделать так, как она решила, ей больше ни разу не придется встречаться с Маркусом.

Эйвери решила подождать, что он скажет, когда увидит собранные чемоданы.

— Что за… Эйвери, в чем дело?

Она почувствовала, как ее глупое сердце затрепетало при виде смеси гнева и растерянности на его лице.

— Я ухожу.

— Что? Но почему?

Неужели он так в себе уверен, что даже не думает, что она могла узнать правду? Почувствовав, как глаза заволокла пелена слез, Эйвери поспешно задрала голову к потолку, чтобы не позволить им скатиться по щекам.

— А я-то думала, такой проницательный человек, как ты, мог бы и сам догадаться.

Я не знаю, о чем ты.

— Скажи мне, Маркус, зачем ты на самом деле приехал в Лондон?

— Но ты же с самого начала это знала: чтобы убедить тебя продать коллекцию твоего отца. Я не понимаю… мне казалось, ты рада своему решению, или ты передумала и больше не хочешь расставаться с картинами?

— А для тебя это имеет хоть какое-то значение?

— Конечно, имеет, я хочу, чтобы ты была счастлива.

Маркус потянулся, чтобы взять ее за руку, но Эйвери отпрянула:

— Не трогай меня.

Маркус дернулся так, словно она его ударила по лицу.

— В чем дело, Эйвери? Из-за чего ты так расстроилась?

Она глубоко вздохнула, решившись идти до конца. А ведь так легко было бы прижаться к нему и сказать, что она просто перенервничала. Но она не отступится, пока не узнает всей правды.

— Помнишь, как я ходила на открытие галереи в Лондоне и рано вернулась домой?

— Конечно, помню, ты тогда пришла очень расстроенной.