— А ты не задумывался почему?

— Разумеется, задумывался, но решил, это твое дело, и если ты захочешь, сама мне обо всем расскажешь.

И Эйвери вдруг поняла, что именно так ей и нужно было поступить, ведь тогда Маркус мог бы сам ей во всем признаться, и ей бы теперь не пришлось клещами вытаскивать из него правду.

— Я тогда столкнулась с нашим общим знакомым, Питером Камероном.

— Он мне не знакомый, — скривился Маркус.

— Но он на удивление много о тебе знает, особенно для того, кто тебе даже не приходится знакомым. И он решил, что должен кое-что мне рассказать.

— Да ну? И что же? — Маркус засунул руки в карманы и слегка покачался на пятках, всем своим видом показывая — чтобы там Питер ей ни наговорил, ему от этого ни горячо ни холодно.

— Всякого разного о тебе и о твоем прошлом. О твоих родителях.

— Так он сказал, что моя мать-наркоманка умерла в тюрьме из-за моего никчемного отца-наркоторговца? Но я был тогда совсем маленьким, ко мне эта история не имеет никакого отношения.

— Я знаю! Можешь даже считать, что он сделал тебе одолжение, ведь только после его слов я поняла, почему ты готов идти вперед, несмотря ни на что, и всегда хочешь быть лучшим.

— Ну так и почему же ты уходишь, если я такой замечательный? — горько усмехнулся Маркус.

— Потому что он попросил меня сегодня с ним встретиться.

— И ты встретилась? После того, как он так тебя расстроил в прошлый раз? Почему?

— Почему я с ним встретилась, сейчас не имеет никакого значения.

— Еще как имеет! Прошу тебя, Эйвери, ответь. Почему ты пошла, если знала, что он выльет на тебя очередную бочку помоев?

Эйвери судорожно сглотнула застрявший в горле комок.

— Он должен был сказать мне то, что тебе следовало сказать мне с самого начала. Тогда бы все могло сложиться иначе.

— То, что мне следовало сказать тебе с самого начала? Что же? Дай мне возможность все объяснить. Что такого тебе наговорил Питер Камерон?

— Ну так расскажи мне о себе, о себе и о своих предках. Хотя бы о трех последних поколениях. — Эйвери по глазам поняла — он знает, о чем идет речь.

— «Очаровательная дама».

— Так ты даже не пытаешься отрицать слова Питера?

— Бессмысленно отрицать правду.

Эйвери не думала, что ей может быть еще больнее, но она жестоко ошибалась.

— Но тебе бы хотелось? — усмехнулась она. — Знаешь, ведь, если бы ты с самого начала был честен, я могла бы продать ее тебе, но руководствуясь правильными соображениями. Но теперь? Даже не надейся, что еще хоть раз ее увидишь. Ты с самого начал врал, зачем тебе нужна отцовская коллекция и почему ты так настойчиво добивался, чтобы я продала «Очаровательную даму» вместе с другими полотнами. Ты вообще хоть раз сказал мне правду? Ну хоть однажды? — В повисшей тишине Эйвери подобрала с дивана сумочку. — Спасибо, что хоть сейчас не пытаешься врать. Даже не понимаю, как я раньше обо всем не догадалась. Ведь тебе нужна была лишь «Очаровательная дама»? Цель оправдывает средства. И именно поэтому я ношу твоего ребенка? Ты решил, что если загонишь меня в угол, то так уж наверняка сможешь добраться до картины? За этим ты и женился на мне? И использовал мою любовь против меня же самой? — Эйвери больше не пыталась сдерживать слезы, катившиеся по щекам.

— Да ты сама себя послушай! Это же бред! Я не пытался загнать тебя в угол. — Маркус провел рукой по волосам, и Эйвери с удивлением заметила, что у него дрожат пальцы. — Да, я приехал в Лондон, чтобы убедить тебя продать коллекцию. Да, я правнук Катлин О\'Рэйли, и да, я хотел купить «Очаровательную даму». Да, я расстроился, когда ты не захотела ее продавать. Но все совсем не так, как тебе кажется. Я бы никогда не стал специально делать тебе ребенка, чтобы заставить выйти за себя замуж, чтобы добраться до картины!

— И когда ты узнал, что я беременна, эта мысль даже не пришла тебе в голову? — Эйвери по глазам прочитала его ответ. — Вечером я улетаю в Лондон, и как только я там окажусь, мой адвокат сразу начнет готовить все необходимые для развода бумаги.

— Эйвери, прошу тебя, не надо.

— Прощай, Маркус.

Глава 14

Больше всего на свете Маркусу сейчас хотелось броситься следом за Эйвери, на руках принести ее обратно и убедить в том, что она все не так поняла. Сказать, что он любит ее. Вот только он прекрасно понимал, что она не только ему не поверит, но еще и обвинит в очередной попытке обмануть себя.

И ведь сначала он действительно пытался ею манипулировать. Маркус сразу же понял, что понравился Эйвери, и ему нужно было просто развернуться и уйти, особенно после того, как она показала ему картину. А он не смог. И теперь ничто не изменит его отвратительного поступка.

А что еще хуже, у него и у самого постепенно возникли чувства к Эйвери, а потом и настоящая любовь пробилась сквозь броню, которую он старательно выковывал уже много лет. Он так верил в свою силу, а оказался лишь обыкновенным уязвимым человеком. А теперь покорившая его женщина ушла вместе с их будущим ребенком.

А в довершение всего за ней совершенно бессмысленно бежать. Ей сейчас слишком больно, и все по его вине. А под этой болью Маркус разглядел настоящую ярость. Что ж, у Эйвери достаточно причин злиться, нужно дать ей время немного успокоиться.

Вот только отступать он не собирается. Хочет она того или нет, но ей придется сообщать ему о развитии их сына или дочери, а постепенно он сумеет достучаться и до нее самой. И они заново начнут их семейную жизнь, но на этот раз у них все будет по-другому.

Маркус в отчаянии расхаживал по комнате, понимая, что сейчас он ничего не может сделать. Нужно было просто объяснить, почему он так страстно желал заполучить картину и вернуть ее деду. Вот только он не нашел в себе сил вслух сказать, что это именно из-за него деду пришлось продавать картину.

Хоть он и сказал Эйвери, что родители, которые даже не захотели заботиться о своем единственном сыне, и не имеют к нему никакого отношения, в глубине души он считал, что это не так.

Прайсы никогда не были особенно богаты, а уж о той роскоши, к которой привыкли Каллены, и говорить было нечего, но они всегда были дружной семьей, помнящей своих предков, а «Очаровательная дама» была неустанным тому напоминанием.

Это полотно как бы стало для Маркуса олицетворением всех жертв, которые пришлось принести его семье. Катлин поступилась своей репутацией, работой и будущим своей семьи просто потому, что приглянулась богатому художнику. А дед пожертвовал своей единственной настоящей ценностью, и все ради него, ради Маркуса. Так разве можно его теперь осуждать за то, что он так отчаянно хочет вернуть картину деду?

Видимо, да. Иначе бы ему самому не пришлось расплачиваться за это желание. Он потерял любимую женщину, но еще сможет все исправить. Ведь Маркус всегда умел упорно работать и добиваться желаемого.

А для этого ему нужно как-то доказать, что «Очаровательная дама» не имеет никакого отношения к его чувствам к Эйвери. И тут он вспомнил о ее единственной просьбе — отыскать ангела. В горячке переезда в Нью-Йорк и уж тем более когда они узнали, что у них будет ребенок, Маркусу было как-то не до ангела.

Он сильно подвел Эйвери, а он к этому совершенно не привык. К тому же, если он все-таки сумеет отыскать пропавшую статую, Эйвери поймет, что он сделал это только ради нее, и поверит в его любовь.

И, решив не терять времени даром, Маркус сразу же принялся за работу, к тому же работа всегда помогала ему справляться даже с самыми трудными ситуациями.

А когда он оторвался от компьютера, то заметил, что уже стемнело. Эйвери наверняка уже в Лондоне, и, осознав, как далеко она убежала, Маркус почувствовал почти физическую боль. Что ж, ему придется какое-то время пожить с этой болью. Пускай она будет лишь напоминанием о том, как ему необходимо вернуть Эйвери.

Залезая под душ, Маркус пытался представить, что она сейчас делает. Заедет ли она домой, чтобы отдохнуть с дороги, или сразу же отправится к адвокату?

Маркус стоял под струями теплой воды, чувствуя, как боль в груди становится все сильнее. А потом сдался и сделал именно то, чего пытался не делать с того мгновения, как за Эйвери закрылась дверь. Смешиваясь с водой, слезы потекли по его щекам. Маркус оплакивал и свою семью, обманутую мать и воспитавшего его деда, и свою собственную глупость, из-за которой разрушил то, чего даже никогда и не надеялся добиться. Безоговорочную любовь любимой женщины.

Выбравшись из такси перед домом, Эйвери чувствовала себя так, будто была здесь последний раз не семь дней, а семь лет назад. Выйдя из самолета, она первым же делом позвонила адвокату в офис, но, как оказалось, тот на весь день уехал по делам. А говорить с другими людьми о собственной глупости она еще не была готова.

— Заходи, дорогая, — приветствовала ее миссис Джексон. — Я приготовила тебе кровать.

Эйвери послушно позволила отвести себя наверх, раздеть и уложить в постель. Вот только она была так напряжена, что заснуть все равно не сумела.

И, полюбовавшись потолком целый час, Эйвери решила, что с нее хватит, поднялась, надела джинсы и кофту и вышла в сад.

И заметила, что Тед успел неплохо потрудиться в ее отсутствие.

— Не ожидал, что ты так скоро вернешься, — заметил появившийся из-за угла садовник. — Но я рад, что могу лично попрощаться.

— Я тоже не ожидала. И спасибо за отличную работу, я помню, ты с самого начала говорил, что пробудешь здесь всего месяц, но, может, тебя еще можно переубедить? Ты просто волшебник, и мне бы очень хотелось, чтобы ты остался.

— Спасибо за приятные слова, но мне действительно пора уходить, меня ждут дома. Кстати, отличное колечко, поздравляю.

Эйвери попыталась стянуть дурацкое кольцо, но во время полета у нее слегка распухли пальцы, так что кольцо осталось на месте.

— Не стоит, это была ошибка. — И Эйвери вдруг всхлипнула.

— Ну что ты, — пробормотал Тед, неуклюже погладив ее по плечу. — Расскажи мне все.

И не в силах больше держать это в себе, Эйвери все ему рассказала.

— Знаешь, возможно, для него все и началось с работы и «Очаровательной дамы», но я наблюдал за вами и видел, что, даже несмотря на то, что он отчаянно борется со своими чувствами, с каждым днем он все больше и больше любит тебя. — И, увидев, как в ее глазах всколыхнулась надежда, добавил: — Просто дай ему еще один шанс.

Я не уверена, что смогу.

— Прислушайся к своему сердцу, — посоветовал Тед. — Ему лучше знать, ну а мне пора прощаться. Запомни мои слова, дай ему еще один шанс. Он стоит того. Вы оба стоите.

* * *

После второй бессонной ночи подряд Маркус пришел в офис, гадая, где ему теперь искать ангела. Он так рассчитывал на последний след, но тот в очередной раз привел его в никуда.

Встретили его возмущенные вопли Линетты, пытавшейся кому-то объяснить, что сюда нельзя посторонним. И эта сцена напомнила ему то, как миссис Джексон в первый раз пыталась не пустить его в сад к Эйвери. Остается лишь надеяться, что эти две женщины никогда не встретятся.

А потом он увидел двух незнакомцев, принесших двухметровый ящик. Эти люди протянули ему бумажку с надписью: «Срочно. В собственные руки Маркусу Прайсу», потребовали, чтобы он расписался в получении и ушли.

Маркус задумчиво оглядывал посылку, когда Линетта вдруг достала из стола фомку и протянула ее Маркусу:

— Думаю, его стоит открыть.

— Ты хранишь лом у себя в столе?

— Да.

— Тогда не забудь напомнить мне, что тебя не стоит лишний раз злить. От кого посылка?

— Не знаю, отправитель не указан.

Маркус вздохнул и принялся взламывать ящик. Внутри его ждал ангел Эйвери.

— Какая красота! — прошептала Линетта, прикасаясь рукой к белоснежному мрамору.

А к крылу этой красоты была примотана записка:

«Моя работа закончена, можете считать это моим свадебным подарком.

Садовник».

— Какой еще садовник? — удивленно спросила Линетта.

— Не знаю, — прошептал Маркус, хотя какая-то мысль и шевельнулась где-то на задворках сознания. Он потратил столько времени и сил в поисках этого ангела, а теперь он сам пришел к нему. Просто не верится.

Глава 15

Глядя в окно на мелкий моросящий дождик, Эйвери никак не могла забыть слова Теда: «Дай ему еще один шанс».

Эти слова уже третий день не шли у нее из головы.

Какая-то ее часть отчаянно сопротивлялась одной этой мысли, ведь Маркус ее использовал, предал.

Эйвери прижала руку к животу, чувствуя, как внутри ее растет новая жизнь. Частичка ее самой и Маркуса.

Будет ли ребенок на него похож? Вдруг он станет смотреть на нее глазами Маркуса? Эйвери вернулась к мольберту, рядом с которым по-прежнему лежал портрет Маркус маслом. Может, стоит закрасить его? Нет, ей теперь никогда не удастся до конца вычеркнуть его из своей жизни. Для этого она его слишком сильно любит, вот если бы только еще не было так больно. Но поверить ему она больше никогда не сможет, ведь он обманул ее.

Эйвери задумчиво покрутила обручальное кольцо на пальце. Теперь она могла легко его снять, но почему-то этого не делала. Наверное, ей просто не хочется от него уходить. В конце концов, она еще никогда никого так сильно не любила, а теперь она носит его ребенка под сердцем. Может, они смогут как-нибудь начать все сначала и жить так же счастливо, как жили ее родители, пока смерть не разлучила их?

Эйвери представила, каково ей придется без Маркуса. Жалкое подобие жизни. Теперь понятно, почему отец так и не женился снова. Он любил одну лишь маму, глубоко и искренне, так же, как сама она полюбила Маркуса.

Эйвери резко отвернулась от портрета Маркуса и вышла из студии, а на лестнице столкнулась с миссис Джексон.

— Дорогая, тебе посылка из Нью-Йорка.

— Да? А от кого? Я вроде ничего не ждала.

— Нет, но рабочие требуют, чтобы ты расписалась в получении.

И когда миссис Джексон принесла ей бумаги, Эйвери удивленно уставилась на буквы: «Статуя мраморного ангела».

— Да как он посмел!

Кроме Маркуса ей никто это прислать не мог. Но неужели он думает, что какой-то жалкой репродукцией сможет купить ее? Неужели он решил, что она не узнает своего ангела и спутает с ним фальшивку?

Эйвери бросилась на улицу, чтобы приказать рабочим убираться вместе со своим грузом, но, к ее ужасу, они уже вносили наполовину распакованную статую на террасу.

— Не… — начала она, но как только разглядела, что у них в руках, слова замерли у нее на губах.

— Просто не верится, что я дожила до этого дня, — прошептала миссис Джексон со слезами на глазах.

Эйвери упала на колени, не обращая внимания на то, что влажная трава сразу же промочила ей джинсы. Не веря собственным глазам, Эйвери смотрела, как рабочие устанавливают статую на тот самый пьедестал, на котором она когда-то стояла.

А потом еще и солнце выглянуло из-за туч и осветило ангела своими лучами, как бы одобряя его возвращение на законное место.

А когда рабочие уехали, Эйвери поднялась и подошла к статуе, легонько провела рукой по мраморному крылу.

— Ты вернулся, — прошептала она. — Он нашел тебя и вернул мне.

Эйвери, как в детстве, принялась рассказывать своему лучшему другу и защитнику все свои тайны, и ей сразу же стало легче.

— Мне так его не хватает, так не хватает, — закончила она свою исповедь, — но я не знаю, смогу ли хоть когда-нибудь ему снова поверить.

— А ты попытайся. Эйвери, прошу тебя, дай мне еще один шанс.

Эйвери обернулась и удивленно моргнула:

— Что ты здесь делаешь?

Вместо ответа, Маркус лишь протянул ей какую-то бумажку.

— Его свадебный подарок? Что… — Эйвери непонимающе смотрела на буквы. — От Теда? Его подарок нам на свадьбу?

— Я хотел бы, чтобы это именно я отыскал твоего ангела, но главное, что он все-таки вернулся, ведь так?

— Да, но зачем он это сделал? Да еще назвал ангела свадебным подарком.

— Наверное, он хотел, чтобы мы попробовали все начать сначала.

— Маркус, я не знаю… — Эйвери закусила губу. — У нас все так быстро получилось и не было времени ни о чем толком подумать. И я все еще чувствую себя так, будто ты меня использовал, предал.

— Я знаю, и мне очень жаль. Я должен был с самого начала честно тебе во всем признаться. Эйвери, я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. Кроме тебя, мне ничего не нужно в этом мире, и я просто не смогу жить, зная, что даже не попытался все исправить и вернуть тебя.

— Мне страшно, — прошептала Эйвери. — Ты сделал мне так больно, и я больше никогда не хочу быть такой уязвимой. Никогда-никогда.

— Но разве мы не всегда уязвимы для тех, кого любим? Думаешь, я сейчас не чувствую себя уязвимым, когда знаю, что вся моя дальнейшая жизнь и счастье зависят от одного твоего слова?

И у меня действительно есть над тобой такая власть?

— Да, и даже больше того. Я был дураком, когда сказал тебе, что мое прошлое не имеет ко мне никакого отношения. Я ошибался, ведь именно мое прошлое дало мне цель жизни. Дед узнал о моем существовании, только когда социальные работники принесли меня к нему. И видимо, он решил, что если возьмет меня, то его любимая дочь, моя непутевая мать, однажды вернется домой. Но он ошибся, а потом заявился мой дорогой папаша и пригрозил меня забрать, так что деду пришлось продать свою единственную драгоценность, «Очаровательную даму», чтобы откупиться от него.

— Но, Маркус, никакой суд не отдал бы тебя такому отцу.

— Я знаю, но дед решил не рисковать и попросил друга-юриста составить договор, после подписания которого отец не имел уже на меня никаких прав. Я узнал всю эту историю, когда мне было двенадцать, и поклялся, что, когда вырасту, обязательно верну деду эту картину.

— Я понимаю, — прошептала Эйвери со слезами на глазах.

— Понимаешь, почему я совершил величайшую глупость в жизни и попытался использовать тебя, чтобы добраться до картины? Но можешь ли ты меня за это простить?

— Могу и прощаю, — ответила Эйвери, глядя ему в глаза. — Я так привыкла, что меня пытаются использовать все подряд, что решила — ты такой же. Прости меня за это.

— И ты была совершенно права, — признал Маркус, целуя ей руки.

— Возможно, — согласилась Эйвери, чувствуя, как от тепла его губ быстрее бьется ее сердце. — Но в Нью-Йорке я не хотела тебя слушать, я хотела просто уйти и ушла.

— Ты все сделала правильно. Я действительно поначалу тебя использовал, и перед тем, как предложить тебе выйти за меня замуж, я действительно подумал о том, какие выгоды это мне принесет. Но когда я клялся тебе в церкви, мои слова шли от чистого сердца.

— Но после свадьбы ты сразу же отдалился от меня, и мне в голову стали приходить всякие мысли. В том числе и та, что ты женился на мне, только чтобы добраться до «Очаровательной дамы», а потом еще и Питер подтвердил мои подозрения. И его слова звучали так разумно.

Я дурак, нам нужно было просто наслаждаться друг другом, а вместо этого я сразу потащил тебя под венец.

— Но я и сама не слишком сопротивлялась, — усмехнулась Эйвери.

— Да… — Маркус наклонился и поцеловал ее в губы. И я этому очень рад, но теперь я тебя ни за что не отпущу. Ведь ты объяснила мне, что значит любить и быть любимым.

— Что ж, возможно, нам стоит попробовать начать все сначала, — прошептала Эйвери, еще раз его целуя.

— С удовольствием.

А когда он проснулся следующим утром после ночи страстной любви и не нашел Эйвери рядом с собой в кровати, то оглянулся и увидел ее с прямоугольным предметом в руках и сразу же понял — это та картина, на которой она изобразила его обнаженным.

— Это тебе свадебный подарок от меня, — пояснила Эйвери, протягивая ему портрет.

Вот только развернув картину, он увидел не себя, а свою прабабушку.

— Эйвери, но ты не обязана этого делать. Ты — единственная очаровательная дама, которая мне нужна отныне и навсегда.

— Тогда отдай ее деду.

И, отложив картину, Маркус обвил Эйвери руками и показал ей свою любовь самым красноречивым из доступных ему способов.

Во время своих страстных упражнений они столкнули картину, а когда все-таки смогли оторваться друг от друга, заметили, что из рамы выпал конверт и пачка акций.

«Дорогая Катлин, — прочитала Эйвери, распечатав письмо, — с печалью пишу тебе эти строки. Я любил и всегда буду любить тебя, но я не могу бросить жену, такой скандал поставит крест и на судьбе наших с ней детей и на наших семьях. Мне не следовало так сближаться с тобой, но теперь уже ничего не исправишь, и я до конца своих дней буду хранить в своем сердце любовь к тебе. И пусть я не могу стать твоим мужем, позволь мне, по крайней мере, обеспечить тебя на всю жизнь. Надеюсь, эти акции тебе пригодятся.

Навеки твой, Бакстер К».

— Он все-таки ее любил, — прошептал Маркус, не веря собственным ушам. И я теперь наконец-то понял, что значила его записка. Дед до сих пор ее хранит.

— Записка?

— «Важно лишь то, что внутри». Но сама Катлин считала, что речь идет всего лишь о картине, с которой она так и не решалась расстаться, хотя всегда могла ее продать. Ведь Бакстер Каллен уже тогда был очень известным художником.

— Мне хочется верить, что она сохранила ее в знак памяти об их любви. Что же касается денег, твой дед теперь несметно богат. Ведь эти акции теперь стоят миллионы. И я не шучу.

Не веря своим глазам, Маркус уставился на акции. Катлин трудилась как проклятая, получая лишь жалкие гроши, и все это время у нее были несметные богатства.

— Маркус, мне так жаль, ведь, если бы акции нашлись раньше, у вашей семьи все могло сложиться совсем иначе.

— А мне не жаль. Пусть жизнь порой и была к нам сурова, но, если бы все сложилось иначе, я мог бы никогда не встретить тебя.

— Маркус, — прошептала она, готовая вот-вот заплакать. — Я люблю тебя, ты — мужчина моей мечты. Сегодня, завтра и навсегда.