Легким Эйвери не хватало кислорода, а руки и ноги горели огнем. Черт, а ведь обычно такие заплывы были для нее всего лишь скучноватой разминкой. Вот только на этот раз все было по-другому. Эйвери никогда еще так не выкладывалась, а Маркус, похоже, даже и не запыхался.

— Да, видимо, у тебя была отличная команда, если ты был в ней всего лишь вторым, — заметила Эйвери, когда наконец-то смогла отдышаться после подобной гонки.

— Ага, нас никто пять лет подряд победить не мог. А потом Маркус прижал ее к себе.

— По-моему, я заслужил приз, тебе так не кажется?

Эйвери вся затрепетала от его прикосновения и ощутила, как напрягся его член.

— Приз? — выдохнула она, пытаясь сосредоточиться на словах Маркуса. — Какой еще приз?

— Вот такой, — пояснил он, притягивая ее еще ближе и накрывая ее губы своими.

И Эйвери судорожно вцепилась в его плечи, как в спасательный круг, хотя утонуть она не боялась, если, конечно, не считать того, что можно было утонуть в потоке ощущений, нахлынувших на нее от нежных ласк Маркуса. С тех самых пор, как он поцеловал ее на прощание в субботу, Эйвери безумно хотелось повторить этот поцелуй. И не только повторить, а пойти дальше, намного дальше, вот только она никогда не умела, да и не была готова форсировать развитие отношений. Но теперь ей, как никогда, хотелось на деле показать Маркусу, как сильно она его хочет. Хочет во всех смыслах, в каких только женщина может хотеть мужчину.

Обвив его бедра ногами, Эйвери прижалась к его напрягшейся плоти, чувствуя, как ее собственная грудь упирается в его мускулистый торс. И, слыша тяжелое дыхание Маркуса, Эйвери приоткрыла губы, впуская в себя его язык, чувствуя, как внутри ее все тает и горит тем необузданным пламенем, в котором она рискует сгореть дотла. А потом все закончилось так же резко, как и началось.

— Что-то не так? — удивленно спросила Эйвери, когда Маркус вдруг отстранился. Ведь все ее тело молило о продолжении.

— Все не так. Эйвери, мы же только познакомились, и я — твой гость, я должен тебе помогать, а не соблазнять тебя. Извини, я не должен был так далеко заходить, здесь это совершенно неуместно.

Маркус отодвинулся еще дальше, и Эйвери ничего не оставалось, кроме как схватиться за бортик бассейна.

«А что, если я хочу, чтобы ты меня соблазнил?» Вот только даже если бы она и задала этот вопрос вслух, Маркус, быстро загребавший воду руками, все равно бы ее не услышал. А потом он вылез у противоположного края бассейна, и она смогла еще раз полюбоваться его подтянутым телом, длинными мускулистыми ногами, широкой спиной, обтянутыми мокрыми плавками ягодицами. Затем он быстро завернулся в полотенце и, даже не подумав зайти в раздевалку за одеждой, сразу пошел наверх.

Со вздохом Эйвери отцепилась от бортика, даже не зная, стоит ли ей огорчаться, что Маркус сперва так ее воспламенил, а потом убежал, или радоваться, что он оказался настоящим джентльменом.

Приняв душ, она все же смогла немного успокоиться. Ведь у нее просто нет времени на дурацкие переживания, даже если ее тело все еще гудит от возбуждения и разочарования. К тому же еще сегодня был «рабочий день», как Эйвери обычно выражалась, то есть ей нужно было выбрать какой-нибудь наряд поизысканнее, накраситься, а потом отправиться на собрание одной из благотворительных организаций, в которой она состояла.

Но перед тем как идти на собрание, Эйвери все же заглянула в кабинет, чтобы выпить с Маркусом чашечку кофе, но его там не оказалось.

— Миссис Джексон, — спросила она, через пару минут заходя на кухню, — мистер Прайс уже позавтракал?

— Нет, он просил передать, что у него какие-то дела в предместьях Лондона, так что его не будет дома весь день. И еще добавил, что может даже там и заночует и ждать его не нужно.

Ну вот, он опять убежал. И почему-то от одной этой мысли сердце Эйвери болезненно сжалось.

— Да, понятно, ведь он очень занятой человек. Миссис Джексон пристально на нее посмотрела:

— Также он просил передать, что, когда вернется, обязательно возьмется за то дело, о котором ты его просила.

В душе Эйвери вдруг расцвела надежда. Может, он убежал из Лондона вовсе не от нее?

— Спасибо, — улыбнулась она, чувствуя, что теперь ее глупое сердце будет весь день радостно ждать его возвращения.

Маркус в очередной раз выругал себя за то, что так постыдно вчера убежал от Эйвери. В конце концов, он взрослый мужчина, который вполне может добиться от красивой женщины того, что ему нужно. Вот только когда он держал ее вчера в своих объятиях в бассейне, он совершенно забыл о своих целях. Опять. Ее близость просто отвратительно сказывается на его способности мыслить, а такой роскоши он себе позволить не может. Так что вчерашняя поездка помогла Маркусу немного прийти в себя и вспомнить, зачем он на самом деле приехал в Англию. Затем, чтобы вернуть семье «Очаровательную даму».

Вчера, разговаривая с дедом по телефону, он по глупости упомянул, что видел эту картину. И последовавшая за этими словами тишина все еще звенела у него в ушах.

— Значит, Каллены выкупили ее обратно, — обреченно признал дед. — Не думаю, что они согласятся снова с ней расстаться.

И это было утверждение, а не вопрос.

— Сейчас я над этим как раз работаю.

Больше ему сказать было нечего, а к злости от собственной беспомощности воспоминания об Эйвери Каллен в его руках лишь подливали масла в огонь. Гладкая мокрая ткань купальника под его пальцами, ощущение переливающихся мышц, ее ноги, обвивающие его бедра, ее тело, прижавшееся к его возбужденному телу…

Эйвери так сильно действовала на Маркуса, что ему было уже совсем не до шуток. Ведь изначально предполагалось, что это он будет ее использовать. Недаром же он всегда так умело пользовался врожденным очарованием, что ни в школе, ни в колледже никто так и не догадался о его более чем скромном происхождении из бостонского рабочего класса. Маркус Прайс долго приучал себя тяжело работать, всегда думал головой и ни перед чем не останавливался ради намеченной цели.

«Ты хочешь Эйвери Каллен», — прошептал тоненький голосок у него в голове. И Маркус, признав правоту непрошеного советчика, просто оставил эту мысль на задворках сознания. Да, конечно, он хочет Эйвери. Да и какой нормальный мужчина может ее не хотеть? Она — настоящая богиня с телом обещающим чувственные наслаждения, но при этом она умудрялась одновременно сохранять наивный вид и яростно прижиматься к нему в порыве страсти, чем еще сильнее распаляла его желание. Вот только «Очаровательную даму» он хотел все же больше, чем Эйвери.

И именно с этой мыслью Маркус вернулся к Эйвери в дом.

Он рассчитывал, что между ними повиснет напряжение, но она вела себя вполне дружелюбно и мирно. Да и вообще, если не считать слегка покрасневших при встрече щек, она вела себя так, словно между ними вообще ничего не случилось, а в его вчерашнем отсутствии не было ничего особенного. Маркус даже почувствовал себя немного уязвленным этим спокойствием, и, когда она пригласила его составить ей компанию на благотворительный обед в выходные, он с радостью согласился. Ведь этот обед пройдет у одного старого друга семьи Каллен, так что Маркус сможет не только завести подходящие связи на будущее, но, возможно, сумеет что-нибудь узнать и о пропавшем ангеле.

Когда в пятницу вечером они подъезжали к замку Фернклера, Эйвери игриво спросила:

— И как тебе?

— Думаю, у них неплохо идут дела, раз они сумели сохранить в своих руках такой домик, — признал Маркус, глядя на роскошный замок, яснее всяких слов говоривший о богатстве и процветании своих владельцев.

— Да, — кивнула Эйвери, — а еще они также собирают произведения искусства. И это одна из причин, по которой ежегодный благотворительный обед проходит именно у них. Я уверена, ты сможешь по достоинству оценить их галерею.

Многообещающее начало. Ведь помимо перспективных клиентов больше всего его сейчас интересовали частные коллекции. Эйвери предупреждала, что здесь придерживаются старых традиций, поэтому Маркус не удивился, когда все отправились одеваться перед обедом, вот только он никак не ожидал, что наряд Эйвери произведет на него такое впечатление.

Светло-голубое платье длиной до середины икры мягкими складками окутывало ее божественную фигуру, а вырез, при одном взгляде на который вспоминались греческие туники, выгодно подчеркивал округлую грудь, ключицы и плечи. И Маркусу стоило немалого труда подавить свой первый порыв втолкнуть ее внутрь комнаты и повалить на огромную кровать. До боли стиснув кулаки, Маркус все же удержался в рамках приличий, вот только бешено бьющееся сердце и кипящую кровь было не так просто укротить.

— Идем? — спросил он, галантно предлагая Эйвери руку.

— Я так рада, что ты пошел со мной, — прошептала она, когда они спускались вниз.

Но Маркус еще ничего не успел сказать, как с ними начали здороваться уже собравшиеся в зале гости, и Эйвери пришлось отвечать на их приветствия и представлять всем Маркуса. Однако, несмотря на все объятия и поцелуи, Маркус просто не мог не заметить, что ее здесь принимают не слишком-то дружелюбно.

Нет, конечно, здесь были и старые друзья семьи, с которыми Эйвери вела себя довольно непринужденно, но ее собственные знакомые, выражая ей соболезнования по поводу смерти отца, каждый раз не забывали добавить, с каким нетерпением они ждут ее возвращения в их дружные ряды. И не нужно быть гением, чтобы догадаться, что большинство из них просто используют ее в своих целях, будь то просто бесплатный ужин в роскошном ресторане или что-нибудь посерьезнее, не говоря уже о том, что Маркус даже сбился со счета, сколько раз кто-нибудь просил ее представить себя кому-нибудь еще.

Да, теперь все ясно, ведь он и сам всегда действовал также. Но когда речь заходила об Эйвери, ему совершенно не нравилось, что она позволяет себя использовать всем этим людям.

— А у тебя здесь есть хоть один настоящий друг? — спросил он после того, как Эйвери представила его очередной красотке, в которой он узнал генерального директора одного из крупнейших акционерных банков.

— По-твоему, у меня совсем нет друзей? — насмешливо спросила Эйвери.

— Просто у меня создалось такое впечатление, что все собравшиеся здесь люди только и думают о том, как бы тебя использовать в своих целях.

— А разве бывает иначе? — тихо спросила Эйвери. — Ведь вполне можно сказать, что раз я всех их здесь собрала на благотворительный обед, то и я хочу их использовать в своих целях. — Эйвери улыбнулась и пожала плечами. — Уж таковы правила игры, Маркус, или ты хочешь сказать, что сам так никогда не делал? Но мы все равно делаем то, что должны.

Эйвери утащили здороваться с очередным гостем, и Маркус прислонился к колонне с бокалом французского шампанского в руке. «Но мы все равно делаем то, что должны». А разве он делает не то, что должен? Разве он не должен отплатить деду за все, чем старик для него пожертвовал? Разве в этом случае цель не оправдывает средства?

Но, несмотря на все свои усилия, Маркус так и не смог убедить себя, что чем-то сильно отличается от всей этой подлизывающейся весь вечер к Эйвери толпы. Он отлично знает, что Эйвери к нему тянет, и тот эпизод в бассейне только лишний раз это подтвердил, и он хорошо знает таких женщин. Уж если они отдаются кому-то, то отдаются до конца, и телом, и душой. Вот только любовь — это совершенно не к нему. Она в его планы не входит.

Любовь не давала маме увидеть истинный облик отца, пристрастила ее к наркотикам и убила. У Маркуса не было ни малейшего желания ранить Эйвери, а если между ними начнется роман, он обязательно ее ранит.

Если бы она просто согласилась продать коллекцию, он мог бы анонимно купить «Очаровательную даму» и уйти, пока еще не успел разбить ей сердце.

Глава 7

Эйвери украдкой наблюдала за тем, как Маркус разговаривает с людьми. Он, безусловно, умел себя вести в обществе и уже успел завоевать уважение пожилых джентльменов и обзавестись поклонницами среди молодых и не очень молодых дам. Но, несмотря на это, он время от времени отрывался от своих собеседников, находил ее взглядом и, когда их глаза встречались, слегка кивал ей и улыбался, отчего у нее каждый раз теплело на душе. И это тепло уже начинало разгонять тот мрак, что царил у нее в душе со дня смерти отца.

Эйвери уже давно окончательно убедилась, что безумно хочет Маркуса. Стоило ей его только увидеть, как ее сердце начинало биться в груди чуточку быстрее, а все ее нервные окончания напрягались. И когда чуть раньше они стояли и разговаривали, а он случайно дотронулся рукой до ее руки, она почувствовала себя так, словно ее ударило током. Но дело не только в простом физическом желании. Эйвери чувствовала, что под безупречной маской где-то в глубине его души скрывается нечто такое, что он отчаянно пытался оберегать от посторонних взглядов, и от этого ей хотелось получше узнать и понять его.

Вспомнив, что привело Маркуса в ее жизнь, Эйвери задумалась о том, права ли она, так упрямо отказываясь продавать великолепную отцовскую коллекцию. Ведь если честно, за что она так отчаянно цепляется? За работы импрессионистов, которые отец с жадностью собирал на протяжении многих лет. А зачем он их собирал? Затем, что они дарили ему радость.

Эйвери в очередной раз вспомнила слова Теда Уэллса. Неужели она правда думает, что отец любил ее меньше, чем свои картины? Старательно покопавшись в душе, Эйвери была вынуждена признать — она всегда знала, что отец ее любит, но при этом она каждый день самим своим существованием напоминала ему о смерти горячо любимой женщины. И сколько бы она ни цеплялась за коллекцию, ни прошлого, ни своего детства ей изменить не удастся. А отец наверняка хотел бы, чтобы его коллекцией могли наслаждаться истинные ценители.

Потянувшись к бокалу превосходного вина из огромных замковых запасов, Эйвери вдруг поняла, что уже приняла окончательное решение. Она выставит коллекцию на торги, потому что так будет правильно. И Маркус Прайс — именно тот человек, который ей для этого нужен. Осталось лишь найти подходящее время, чтобы сообщить ему об этом.

Домой они вернулись в субботу поздно вечером. Аукцион детских работ прошел лучше некуда, так что вместе с пятничным благотворительным ужином им удалось собрать более чем достаточно денег на следующий год. Подъезжая к дому, Эйвери с трудом справлялась с зевотой.

— Устала? — спросил Маркус.

— Немного.

Решившись продать коллекцию, Эйвери так вчера волновалась, что долго не могла заснуть, а утром с радостью принялась готовиться к аукциону, только чтобы не думать о том, как и когда сказать об этом Маркусу. Сложно решиться на такой важный шаг.

Эйвери уже успела придумать, как распорядится полученными деньгами. Благотворительное общество, для которого они сегодня собирали деньги, всегда арендовало для себя помещения, но что, если у него будет свое собственное здание? Эйвери уже загорелась идеей, представляя, как они теперь смогут расширить свою деятельность и помогут еще сотням детей развить свои таланты.

Как только они вошли в дом, Эйвери решила, что наконец-то пора сказать Маркусу о своем решении. Сразу после легкого ужина, когда они отдыхали, наслаждаясь вином, Эйвери начала:

— Маркус, я тут подумала…

— О статуе? Слушай, мне, конечно, жаль, что нам пока еще ничего не удалось найти, но почти уверен, я знаю, в каком направлении нам нужно двигаться.

Эйвери покачала головой:

— Я не про это. Я приняла окончательное решение о коллекции отца.

Маркус осторожно поставил бокал на стол и внимательно посмотрел на Эйвери:

— И что же ты решила?

— Я решила продать коллекцию и хочу доверить тебе и «Ваверли» вести это дело.

Маркус шумно выдохнул. Эйвери рассчитывала увидеть его победоносно вспыхнувший взгляд, но выражение его лица было сейчас для нее таким же непроницаемым, как какой-нибудь древний свиток на санскрите.

— Ты в этом уверена?

Эйвери почувствовала, что начинает заводиться. Разве он не этого хотел? Разве он не за этим названивал и писал ей? Что его сейчас не устраивает?

— Конечно, уверена. Этими картинами должны любоваться люди, которые смогут их оценить по достоинству.

— Но для этого тебе достаточно выставить их в какой-нибудь галерее или музее, — возразил Маркус все с тем же непроницаемым выражением лица.

— А я думала, именно этого ты и хочешь. Может, это ты передумал? — спросила Эйвери, вставая и начиная расхаживать взад-вперед.

Маркус тоже поднялся и, поймав ее за плечи, развернул лицом к себе.

— Я-то не передумал, просто мне интересно, почему передумала ты. Не буду скрывать, если я проведу продажу этой коллекции, моя карьера сразу же пойдет в гору, но я хочу точно убедиться, что ты к этому готова.

— Если бы я не была готова, то я не стала бы тебе говорить о своем решении, — вздохнула Эйвери, все еще злясь, что он так холодно принял ее слова. — Я долго думала и наконец поняла, что эти картины мне нужны намного меньше, чем мне раньше казалось.

— А что тебе раньше казалось? — спросил Маркус, поглаживая ее плечи и руки.

— Наверное, ты хорошо себе представляешь, что эта коллекция значила для моего отца, не говоря уже о том, что он собирал ее в течение долгих лет. А если уж он и собирался расстаться хоть с одной картиной, то сперва тщательно взвешивал свое решение и хорошенько приглядывался к потенциальному покупателю. И он мог рассказать все что угодно об этих картинах, вплоть до последнего мазка. Он любил их, словно они были его собственными детьми. — Эйвери по глазам видела, что Маркус правильно ее понял, и сейчас она его ненавидела за это понимание, за то, что он чувствует ее уязвимость.

— Тебе кажется, он любил их больше, чем тебя?

— Да, когда-то мне так действительно казалось, и я думала, что, если сохраню коллекцию у себя, он от этого станет ко мне хоть чуточку ближе. Но недавно Тед кое-что сказал, и я поняла — пока эти картины у меня, они никому не приносят пользы, и меньше всего — мне самой.

— Тед?

— Садовник. Я едва его знаю, но он за несколько минут сумел лучше меня понять, чем я сама себя понимала все эти месяцы, прошедшие после смерти отца.

— Иногда, посмотрев со стороны, легче понять чужие проблемы, — заметил Маркус, обнимая Эйвери.

Прижавшись к его груди, Эйвери почувствовала себя на удивление спокойно, ведь здесь она была в полной безопасности. Вот только искушение слишком сильно. Эйвери прижалась щекой к его груди, глубоко вдыхая его запах и прислушиваясь к биению его сердца.

— Так ты согласен? Займешься отцовской коллекцией? — спросила она через некоторое время. — Или мне поискать кого-нибудь еще?

Эйвери почувствовала, как под ее щекой напряглись, а потом снова расслабились его мускулы, когда он понял, что она просто дразнится.

— Конечно, я согласен. Если хочешь, могу прямо сейчас этим и заняться.

— Не сейчас. — Эйвери слегка покачала головой. — Но не волнуйся, я не передумаю. Я хочу спросить у тебя кое-что еще.

— И что же?

— Ты займешься со мной любовью?

Только услышав гул в ушах, Маркус понял, что забыл дышать.

— Ты уверена? — спросил он, убирая с ее лица прядку.

— Ты правда считаешь, что я не в состоянии принять ни одного решения? — улыбнулась Эйвери. — По-моему, ты сегодня задаешь слишком много вопросов, вместо того чтобы переходить прямо к делу.