Вот черт. Мало того что какая-то сволочь меня обокрала, так еще и всю квартиру мне провоняла. Я открыла окно, потому что меня уже тошнило; пора и суп варить. Я так планировала. Потому и поехала в этот чертов магазин. Может, если бы я туда не поехала, сволочь бы меня и не обокрала. Тяжко, вот что я скажу. Но умирать от голода я не собиралась, а ела между тем в последний раз еще утром. Одно яйцо всмятку, как всегда. И еще — не особенно свежее печенье, оно вкусное и дешевое. Неудивительно, что я жутко проголодалась. А на голодный желудок и думается плохо. Так что я потащила проклятую тележку на кухню и стала доставать оттуда покупки. Мне удалось дешево купить много отличных овощей. Помидорчики с бочками, зато цена подходящая. Какая разница — все равно варить. Я поставила кастрюлю на огонь и принялась нарезать овощи.
— Помощь не требуется?
— О господи! Смерти моей хотите?
Меня снова напугал Голум.
— Вы что тут делаете? Будьте любезны уйти.
— Я вижу, у вас квартиру взломали.
— Какой вы наблюдательный. Вам бы на телевикторину.
— Вы в полицию звонили?
Я, прищурившись, смотрела на Голума. Нож мелькал, кроша овощи.
— Я посмотрю, что можно сделать с дверью.
— Ну так за работу. Чего стоите, языком треплете?
— А?
— Я говорю — вот спасибо за помощь. Или вроде того…
— Всегда рад. — Голум, не двигаясь с места, смотрел на меня.
— Хватит любезностей. Дело само не сделается. А пустая болтовня уж точно не поможет.
Голум ушел, и через минуту до меня донеслись громкие стоны. Я прервалась и выглянула в прихожую. Голум раскорячился у стены, придавленный дверью, которую он поднял с очевидным намерением вернуть на место.
— Вы мне не поможете? — с трудом проговорил он.
Стоя с картофелиной в одной руке и ножом в другой, я смотрела, как Голум безуспешно пытается выбраться из-под двери.
— Сделайте что-нибудь, вы же задохнетесь, — констатировала я. — Ногой толкните — и высвободите голову.
— Вы так думаете? — слабеющим голосом проговорил Голум.
— Конечно. Смелее! А я вам буду говорить, получается у вас или нет.
— А может, вы тоже немножко… — Голум внезапно замолчал. Он уже еле дышал.
— Что-что? Громче, вас не слышно… И не копайтесь там, иначе дверь вас совсем раздавит.
Голум собрался с силами и толкнул дверь ногой. Дверь сдвинулась на несколько сантиметров — не много, но она явно перестала давить на Голума: его лицо приобрело нормальный цвет, Голум с шумом втягивал в себя воздух.
— Ну, раз вы уже выбрались, то я вернусь к своим занятиям, — с этими словами я отступила на кухню. — Если что — зовите. Я помогу.
Во что превратились мужчины? Предлагают помочь, а потом им самим оказывается нужна помощь. Не будь я прямо сейчас занята, я сама навесила бы дверь. Безо всякой жалости к себе. Позорище.
Я снова занялась приготовлением супа. Вода уже закипела. Я бросила в кастрюлю бульонный кубик (курицы же мне не досталось) и продолжила резать овощи.
БАБАХ! — донеслось из прихожей.
— Ой-ой-ой! — взвыл Голум.
— Вы чем там занимаетесь? — осведомилась я. — Решили окончательно доломать дверь?
Голум не ответил. Как невежливо. Я занялась супом и вышла к Голуму, лишь когда услышала, что он с кем-то препирается. Оказалось — с полицейским. Соизволили появиться.
— Это я звонила. Приехали наконец. Сколько можно ждать?
— Очень приятно. Оперуполномоченный Михал Собещанский. — И полицейский протянул мне руку.
Досадно, но ни на одного актера он не был похож, а такое сложное имя мне и не запомнить — я его забыла, как только услышала. Я решила дать полицейскому шанс и назвала его Боревич, хотя он ни капли не походил на того умного и красивого детектива [Лейтенант Славомир Боревич (актер Бронислав Чешляк) — главный герой детективного сериала «Вызываю 07», который шел по польскому телевидению с 1976 по 1978 год.].
Рукопожатие у него оказалось вялым. Не люблю таких.
— Так вы, будьте добры, принимайтесь за дело — мне надо как можно скорее отыскать свои вещи. Неплохо было бы арестовать преступника, и я бы уже заперла общую дверь — сами видите, мне придется покупать новые замки.
— Должен вам сообщить, — как-то неуверенно начал Боревич, — что раскрываемость подобных дел, к сожалению, невысока. Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах…
— Что значит «невысока»? Какая еще раскрываемость? Вы что хотите сказать?
— Ну, так я пойду, — решил Голум. — Дверь худо-бедно, но держится.
— Держится? — Я критически оглядела плоды его трудов. — Дерьмо, а не работа. Еще хуже, чем было. Определенно хуже.
И я схватила Голума за рукав рубашки. Голум испуганно вытаращился на меня.
— Никуда вы не пойдете. Будете свидетелем, — прибавила я.
— На первый взгляд такие дела кажутся простыми, но это не так. У нас их много, а людей мало, ну и есть еще приоритеты… — продолжал полицейский.
— Меня это не интересует. Зачем вы мне вообще об этом говорите? Я хочу вернуть свои вещи. Вызовите, пожалуйста, этих, как их там… экспертов, собаку, прокурора — и ищите, вынюхивайте, выслеживайте!
— К сожалению, у нас нет таких ресурсов. Я бы очень хотел…
— Вы не могли бы меня отпустить? — спросил Голум, кривясь от боли.
Да, хватка у меня крепкая. Как у каждого, кто ездит в общественном транспорте.
— Слушайте… — с этими словами я втолкнула в квартиру Боревича, за ним — Голума и наконец заперла за ними дурно отремонтированную дверь. — Я никого отсюда не выпущу, пока досточтимый пан детектив не отыщет следов взломщика.
— Уважаемая, так нельзя, — воспротивился Боревич.
— Время у меня есть. Я могу вас продержать довольно долго. Прошу. Вот место преступления. Покажите, на что вы способны. Или я вам должна показать, как вести расследование?
Полицейский тяжело вздохнул и закатил глаза. Голум не протестовал — он был доволен уже тем, что я ослабила хватку, и в запястье у него снова начала циркулировать кровь.
— Не нужно сердиться. Я сделаю все, чтобы вычислить и задержать виновного, — заверил Боревич. — Я только хочу, чтобы вы знали: когда дело касается преступлений такого рода, отыскать украденное бывает нелегко, а в течение одного дня и вовсе невозможно.
— Ладно, ладно, принимайтесь за дело, а то у меня из-за вашей болтовни суп выкипит. — Я повернулась к кухне и велела Голуму: — А вы за ним приглядывайте.
Я смерила обоих грозным взглядом, так что оба поняли: я не шучу.
Суп обещал выйти неплохим. Хотя картошку я бросила поздно. Теперь надо решить, что делать: оставить картошку недоваренной или еще подержать суп на огне, рискуя переварить капусту.
— Перечислите, пожалуйста, что у вас пропало, — начал полицейский — он наконец приступил к работе.
— Большая сумма денег, важные документы и кое-какие ювелирные украшения. Телевизор оставили, потому что он сломан. Доберусь до этой сволочи — убью.
— Успокойтесь, пожалуйста. Не надо так говорить, это противоправные угрозы.
На его невежливое предупреждение я ответила молчанием.
— В котором часу вы вышли из дома? — допытывался Боревич.
— Сегодня?
— Да, сегодня. Полагаю, что вчера с вашей квартирой еще ничего не случилось.
— Браво. Вы угадали. Я вышла из дома незадолго до девяти. До магазина несколько остановок, а мне надо было приехать к открытию. Заманивают людей несбыточными обещаниями, а потом выясняется, что курицы давно уже нет. Сами знаете, как оно обстоит. Покупать продукты по обычным ценам не каждому под силу…
— Когда вы вернулись домой?
— Недавно. Вы, я вижу, несколько нелюдим. А значит, с вами не поговоришь, как с нормальным человеком.
— Сколько могло быть времени?
— Около одиннадцати, — внезапно вклинился Голум.
— А вы кто? Муж? — спросил полицейский.
— Я? Нет! — отперся Голум.
— Вы что, спятили?! — Я повернулась к Боревичу. — Я — с ним? Как вам такое в голову-то пришло!
И я посмотрела на бедного Голума. Волос на голове — раз-два и обчелся. Пусть бы вообще лысый был, но нет. Жалкие пучки, произраставшие у него на голове, пробуждали болезненные воспоминания о былой шевелюре. На бледном лоснящемся лице — огромные голубые зенки. Сутулый, с тощего зада мешком свисают тренировочные штаны. Абсолютно никаких достоинств, вот вам крест. Как можно было дать такому человеку имя киногероя? Голум из фильма небось богатырь, красавец, высокий и сильный, с буйной шевелюрой. А этот что? Лысое чучело с Медзяной, десять.
— Кем вы приходитесь потерпевшей? — спросил Боревич.
Я ответила за Голума:
— Никем.
Лицо у Голума еще больше вытянулось, что придало ему исключительно неприятный вид.
— Сосед. Я живу напротив, — все-таки ввернул Голум.
— Вы ничего подозрительного не видели? Между девятью и одиннадцатью?
— К сожалению, ничего.
— Удивительно… — усомнилась я. — Я хорошо знаю, что вы постоянно сидите возле дверного глазка. А владелец хозяйственного разболтал, что вы себе купили панорамный глазок, и вам даже лестницу видно.
— Как же так? — напирал полицейский. — Вы обычно ведете наблюдение за лестничной клеткой — и именно сегодня ничего не видели?
— Да, я и правда смотрю в глазок, но именно сегодня преступника не видел.
— Что, без перерыва смотрите?
— Без малейшего!
— И как это у вас получается?
— Признаюсь, я на минутку отошел. В туалет. Пописать.
