— У тебя, мэтр, множество ученых книг. А я хочу доискаться до истины…

— Какой истины, Франсуа?

— Истины о Дьяволе с Мобер.

— Я не имею ничего общего с этим убийцей. Мне известны… только сплетни.

— Ты не знаешь всего, мэтр. У всех жертв были почерневшие лица. Не знаю, отчего так получалось. Если поможешь мне разгадать эту загадку, все, что я ни написал, будет твоим. И не только «Завещание», но и стихи, которые я писывал шлюхам из Сите. А там есть такие святотатства да любовные сцены, что даже дамы зарумянятся, читая их под лавкой во время служб, — поэт подмигнул толстому печатнику и ухмыльнулся заговорщически. — Я хочу только узнать, какой яд вызывает синие пятна на лице мертвеца!

Лоран Леве кивнул Вийону и проводил его в соседнюю комнату. Там стоял большой печатный пресс и ящик с литерами. На столах разбросаны были листы бумаги, дратва для шитья и деревянные обложки будущих книг.

Над кипой манускриптов возвышался человек. Увидав его, Вийон вздрогнул: тот выглядел точь-в-точь как Лоран Леве — такой же упитанный, румяный, одетый в красно-черную уппланду.

— Мой брат Жюстин, а это — Франсуа Вийон, безбожный вор, шельма и поэт.

— Воистину, добрые господа, как повисну в петле, отчитайте за меня молитву-другую.

— И чего же ищет у нас сей мэтр злодейства? — спросил Жюстин.

— Истины о Дьяволе с Мобер. А потому, братец, пойдем-ка в библиотеку.

Жюстин отворил дверку рядом с камином. Узкая запыленная лестница уводила вниз. Мэтр-печатник высек огонь, зажег фонарь. Франсуа шагнул в мрачный проход. Следом шел Жюстин. Во тьме, разгоняемой светом пламени, фигура Леве напоминала гнома, который ведет поэта в царство мертвых. Но Вийон не был уверен, встретит ли он здесь Вергилия.

Они сошли вниз, в подвал. Было здесь тепло и сухо. Весь пол был уставлен длинными полками, гнущимися под тяжестью толстенных манускриптов, свитков и фолиантов.

— Вот сокровищница знаний, дорогой, — пробормотал Лоран. — Печатаем день и ночь. Зимой и летом. А все чтобы, хм…

— …чтобы передать людям знания, в этих книгах содержащиеся, — закончил Жюстин.

— Быть может, именно здесь мы и найдем ответ на твой вопрос, — произнес Лоран.

Вийон подошел к ближайшей полке и извлек несколько томов. Это были прекрасно иллюминированные манускрипты, украшенные флоратурами и бордюрами, а порой и дролери [Дролери (от французского drôlerie — шутка) — карикатурные и юмористические картинки, что иной раз встречаются на полях средневековых манускриптов.]. Тома были расставлены в случайном порядке: рядом с «Романом о Розе» и второй книгой «Поэтики» Аристотеля он нашел Манесский кодекс немецкого извода. Дальше стояли «Троил и Крессида» Джефри Чоссера, а рядом книга, от которой у него аж руки засвербели от воспоминаний: «Ars Gramatica» Элия Доната. Эта книга напоминала ему исключительно о розгах мэтра Гийома, при помощи которых добросовестный ментор вбивал в него некогда правила латинской грамматики. Дальше лежали «De senectute» и «De amicitia» [Соответственно, в русском переводе: «О старости» и «Лелий, или О дружбе» — трактаты Марка Туллия Цицерона, образцы латинской риторики.] Цицерона, а потом — зачитанный «Диалог о чудесах» Цезария Гейстербахского. А над следующей книгой Вийон замер. Фолиант был произведением Гонория Фиванского, сиречь «Liber Sacratus». Франсуа слышал, что в мире остались только три копии этого труда. Он думал о том, держит ли он в руках одну из них, или мэтр Лоран сделал четвертую копию. Рядом стояли «Несправедливые войны Германского ордена» о. Петра Влодковича из Кракова — трактат, написанный так умело, что Вийону достаточно было прочесть лишь пару строк, чтобы разлюбить тех сукиных сынов из Тевтонского ордена. А потом поэт нашел «Роман о Фовеле», героем которого и был этот самый Фовель, чье имя составляли начальные буквы слов: Flatterie — лесть, Avarice — скупость, Vilenie — грубость, Varieté — непостоянство, Envie — зависть, Lâchete — трусость. [Французское написание имени главного героя: «Fauvel».]

Лабиринт книг поглотил внимание Вийона без остатка. Он удалился от печатников, заглядывая на все более высокие полки. Вдруг замер. Стоял перед простым стенным стеллажом, но воровское чутье сразу подсказало ему, что тут что-то не в порядке. Книжные полки поддались под нажатием его руки. Когда же он навалился на книги плечом, вся конструкция заскрипела и провернулась на петлях. За полкой обнаружился коридорчик, стена и каменная полка.

На гипсовой поверхности лежала книга. Небольшая, невзрачная и оправленная в поистершуюся зеленоватую кожу. Отчего ее заперли здесь? Неужели она так дорого стоит?

Он жадно схватил том. Внутри увидел графики, рисунки сечений, снабженные комментариями. И еще кое-что привлекло внимание вора. К книге прикреплена была короткая цепь. Последнее звено ее — перекушено и разогнуто… Это был знак. Ясный и простой знак воровской гильдии. Наверняка книга когда-то была прикована к столу или стене. А если цепь перекусили, это значило, что том украли…

Тяжелая рука опустилась на плечо поэта. Он обернулся. Позади стояли печатники.

— Твой преступный темперамент… — начал Лоран.

— …всегда приводит к проблемам, — закончил Жюстин и вырвал книгу из рук вора.

Они почти силой выволокли Франсуа из тайника. Лоран передвинул стеллаж, закрывая вход. А Жюстин подвел вора к столику, на котором лежала большая книга, оправленная в телячью кожу. Пергаментные страницы внутри были исписаны странными, изогнутыми линиями арабского письма.

— Это Джабир, сарацин… — начал Жюстин.

— …но прекрасный алхимик, медик, исследователь, мой дорогой, — закончил Лоран.

— Тут описание его опытов, — Жюстин указал на рисунок, на котором был изображен человек, порезанный на части. — Джабир пишет, что если к телу мертвеца приложить горячий металл или даже компресс…

— …то на его коже появляется пятно, — закончил Лоран. — Потому что при жизни тепло, входящее в тело, притягивает кровь.

— А когда кружение ее прекращается, в месте, к которому прикасается нечто горячее, возникает знак, — читал Жюстин, глядя через плечо брата.

— А потому синие и черные лица людей, убитых твоим горлорезом, — сказал Лоран, — это не результат яда, но… воздействие огня или тепла после смерти.

Франсуа скорчился, как жак, впервые пойманный ректором в публичном доме.

— Пятна от жара? Так что, черт его подери, он им наплевал в лицо серой? Вы проверили яды?

— Мы просмотрели безбожный «Пикатрикс» и даже «Смерть души», — проворчал Лоран.

— И ни в одной из этих книг нет и слова об отраве, которая вызывала бы такие последствия, — закончил Жюстин.

— Значит, людей убивает дьявол, — кивнул Вийон. — Ведь зачем человеку прижигать лица умерших?

Он зашипел и скорчился снова. Воск из растопившейся свечи потек по его пальцам. Лоран Леве посмотрел на катящиеся капли, что застывали на каменном полу.

— Это может быть и не огонь, поэт.

— Возможно, это что-то другое, — дополнил Жюстин.

— А теперь давай нам «Завещание», вор! — потребовал Лоран.

Вийон кивнул, сунул руку в сумку и достал потрепанную стопку листов, исписанных наразборчивым почерком, забрызганных винными и восковыми пятнами, покрытых жиром и… один бог знает, чем еще.

— Что вы с этим сделаете?

— Распечатаем пятьдесят экземпляров. Совсем скоро придет конец темноте и упадку, — пробормотал Лоран. — Время человеку стать новым и возродиться, чтобы не правили им шлюхи и зло, но чтобы вела его великая идея, дорогой. А благодаря нам все идеи и мысли будут запечатлены на бумаге. У всякого будет доступ к знанию! Мы разрушим собор тьмы.

— А вам, господин поэт, — добавил Жюстин, — я предсказываю славу — пусть даже и долгие годы спустя.

— А я боюсь, — добавил Франсуа, — что ты таки лжепророк.