Диего глядел на меня так пристально, что по коже моей побежали мурашки.

— Не понимаю, о чем ты, Ками.

— Неважно, — сказала я и мысленно обругала себя, что попалась в ловушку. — Итак, деньги. Мне нужно заработать. У тебя найдется для меня какая работенка, Титан?

Диего прищурился, дернул ртом.

Мне казалось, я знаю наизусть все его гримасы и ужимки, но этот лощеный новый Диего был для меня загадкой.

— Вообще-то вполне может найтись.

— Что?

— Ты видела в новостях, что монастырь Доброго Пастыря снова открылся?

— Заброшенный монастырь, где раньше была тюрьма?

— Разве тюрьма?

— Ну приют строгого режима для непокорных женщин.

Диего воззрился на меня в полном недоумении. Но мало кто знал историю этого места.

— Тот, который в самом сердце Южного района?

— Да, он, — подтвердил Диего.

— Роксана показывала мне статью в «Ла Капитал» про это здание. В прежние времена семьи отправляли в Доброго Пастыря своих непокорных дочерей.

— Правда?

— Ага, а также сестер, жен и иногда даже подчиненных. Что-то вроде хранилища неугодных женщин. Кое-кто из девочек-сирот, выросших там, потом становился бесплатной прислугой в богатых семьях.

— Я понятия не имел, — тихо сказал Диего.

— Девочек этих называли неукротимыми. Роксана мне говорила: мол, твое счастье, Камила, что заведение закрылось, не то ты бы туда угодила.

— Ох, но я вспомнил про Доброго Пастыря совсем не потому. — Диего сморщил нос и добавил: — Здание красивое, жаль, если бы оно пустовало, а теперь оно станет местом исцеления… надеюсь.

Может, от святой благодати монастырь покинут призраки замученных женщин, которые до сих пор там обитают?

— Я думала, там сейчас лечебница.

— Часть здания отвели под лечебницу, а часть пустовала. Отец Уго устроил там столярные и швейные мастерские, разбил огород, а еще открыл столовую, чтобы дети могли полдничать. Он хочет запустить новую образовательную программу для детей, чтобы уберечь их от улицы. Сам он небогат, но приют отчасти финансируют богатые аргентинцы из Штатов. Отец Уго искал сотрудника, а лучше сотрудницу, женщину, — Диего блеснул глазами, — или девушку, или… кто найдется — чтобы учить детей английскому. — Он сглотнул. — Ты бы взялась?

— Вполне возможно, — отозвалась я. — В конце концов, я именно кто найдется и у меня есть степень лиценциата по английскому.

У Диего хватило здравого смысла смущенно опустить голову.

— Ладно, ты женщина. Лиценциат.

— Отлично, — сказала я.

Вообще-то по описанию вакансия была прекрасная, а мне позарез нужны были деньги. Но я и так с трудом ускользала из дома на тренировки. А теперь еще тайком ускользать на работу?

— Ты чего, bambina, малышка? — Диего протянул руку и ласково приподнял мой подбородок указательным пальцем. Стараясь скрыть, что от его прикосновения меня бросило в дрожь, я сказала:

— Да понимаешь… отец…

— А что отец? Малышка, ты сейчас похожа на Рапунцель, которую матушка Готель не пускает на волю поглядеть на звезды.

Я засмеялась. Диснеевский мультик мы в детстве смотрели вместе раз сто.

— Я не Рапунцель. К тому же, Титан, что скажут твои фанаты, если пронюхают, что ты до сих пор смотришь мультики? Диснеевские мультики про принцесс.

Улыбка Диего изменилась.

— Слушай, не зови меня Титаном. Я просто Диего, мамуся.

Парни, которые мне нравились, никогда раньше не называли меня «мамуся».

С этим словом все непросто. Хотя моя благовоспитанная мама считает его «деревенским», так можно называть маму. Но так можно называть и подругу. Или хорошенькую малышку, которая играет в пaрке. И мужчина может назвать «мамусей» свою любимую.

Диего кашлянул и сказал:

— Завтра выходной. После обеда заеду за тобой и отвезу к отцу Уго.

— Я не хочу выскальзывать тайком. — Я помотала головой. — Отец будет дома весь день. Он все узнает. Поедет мимо монастыря и увидит нас. Или я наткнусь на кого-то из его знакомых, или мы попадем в аварию…

Диего сжал мои руки.

— Я и не предлагаю тебе ускользать тайком. Я приглашаю тебя… — он замешкался, — погулять, на свидание. В прошлый раз все произошло так быстро — мы поцеловались и простились. А на свидание я тебя толком никогда не водил. Так, чтобы вдвоем.

Мне показалось, что от его слов даже воздух замер.

— Давай сходим на сеанс в планетарий. Я повидал в Европе уйму всего классного, но в Росарио до сих пор много чего не знаю. Обидно, да? Вот и хочу посмотреть как можно больше, чтобы было что вспоминать, когда уеду. И погулять по городу хочу с тобой. А на обратном пути заедем к отцу Уго и поговорим с ним.

Диего всегда безоглядно любил Росарио. Нашему промышленному городу, конечно, не сравниться с Италией и даже с Буэнос-Айресом, но у Диего изначально и в мыслях не было уезжать. Уехал он только потому, что футбольному клубу «Ювентус» не отказывают.

Секунду-другую я колебалась. Работа была нужна мне как воздух, да и настоящее свидание с Диего — такой соблазн. Когда я наконец улыбнулась, он просиял так, словно забил гол.

Нас вспугнул какой-то металлический звук. Мы оба подпрыгнули.

— Что это? — спросил Диего.

Кто-то или что-то скреблось в дверь.

Я глянула на часы. Час ночи. Пора возвращаться в реальность.

— Ой! — Я услышала знакомый скулеж. — Это же Нико.

Я поспешила открыть балконную дверь, и песик протрусил в мою комнату. Зато я вышла на балкон и блаженно подставила лицо холодному южному ветру, от которого в мыслях у меня прояснилось. Я полной грудью вдохнула аромат эвкалипта и печного дыма — где-то топили дровами из квебрахо [Квебрахо (исп. «сломай топор») — собирательное название трех субтропических деревьев, растущих в Аргентине и Парагвае, а также их древесины и коры, очень твердой. Квебрахо дают ароматный дым, дрова из него используются в кулинарии для готовки на огне.]. Диего тоже вышел на балкон и встал рядом со мной, опершись на перила.

В прошлый раз мы были вдвоем в темноте, когда Диего обнаружил меня под дверью клуба, где я дрожала от холода в куцем платьице Роксаны, да еще и на высоченных каблуках, на которых, о диво, очень ловко передвигалась. Весь вечер мы с Диего переглядывались через танцпол издалека, но никто не делал первого шага. А уже в два часа ночи, когда Роксана сказала, что ее папа ждет нас на улице, я ответила: «Мне нужно попрощаться с Диего». Но потеряла его в толпе танцоров и девушек, раздающих леденцы, — шла первая неделя июля, начало зимы, и была традиционная Неделя сладостей, La Semana de la Dulzura. Я вышла на улицу, однако ни Роксаны, ни ее отца с машиной не нашла. А пойти домой в таком виде было немыслимо. Я просто не дойду. Меня уже охватило отчаяние, и тут кто-то тронул мое плечо. Я рефлекторно отшатнулась, готовая врезать любому приставале.

— Давай махнемся? — предложил Диего, протягивая мне желтый леденец на палочке. Ведь в Неделю сладостей и полагается меняться конфетами и при этом целоваться.

У меня в руке как раз был розовый леденец — Диего такие любил больше всего. Судьба подарила мне шанс, и упускать его я не собиралась. Через считаные часы Диего должен был улететь — может, я его больше никогда не увижу.

— Леденец отдам, но за поцелуй. Все знают, что розовые вкуснее желтых.

Диего блеснул глазами и игриво прикусил нижнюю губу. Друг к другу мы наклонились одновременно. Губы и язык у Диего были такие сладкие, что я опьянела; в его руках было так тепло, что я таяла. Когда кто-то рядом восхищенно и завистливо присвистнул, мы расцепились, хватая ртами воздух. Меня снова заколотила дрожь, и Диего накинул на меня свою куртку.

— Пойдем обратно, — сказал он мне на ухо, и еще несколько ночных часов мы провели в клубе, никого вокруг не замечая, так, будто ему не надо было улетать.

Прошло больше года, и мы снова рядом. И оба дрожим и смущены так, что слова не идут с языка.

Мне так много хотелось ему рассказать. Про чемпионат и про то, как я веду двойную жизнь и скрываю, что я футболистка. И про то, как я истосковалась по нему. И как обиделась, когда он пропал с радаров. Да и он сам столько еще не рассказал мне! Про Турин, про бразильца Луиса Фелипе, его соседа по квартире. Но час был поздний, и я решила — лучше смолчу, чтобы не ляпнуть лишнего. Опустила взгляд на его руку и увидела на кисти татуировку. Ее слегка прикрывала простенькая алая ленточка — оберег от сглаза. И еще ее прикрывали дорогие часы — ничего общего с подделками, которыми торгуют на площади Сармиенто. Я схватила Диего за кисть и прочитала: «Банда 7 Сентября». Пульс его отчетливо бился под моими пальцами.

— Ты сделал тату в честь нашего района? — Я изо всех сил пыталась сохранить невозмутимый вид. Нельзя терять голову. Не сейчас.

Диего наклонился и поцеловал меня в щеку. Губы его задержались на моей коже. И не успела я принять решение и слегка повернуть голову, подставив ему губы, — крошечный поворот, но огромный шаг, — как он уже отстранился. Потом развернулся и пошел к выходу.

— Спокойной ночи, мамуся, — сказал он. — До завтра.