Теперь, когда Диего вернулся домой из Италии, безвестной девчачьей команде и ее победе в женской лиге просто не выделят эфирного времени. Значит, я смогу затаиться: не понадобится сразу же сообщать родителям о Южноамериканском кубке до того, как это прозвучит в новостях. Но вот если журналисты, которые хвостом ходят за Диего, заметят меня — тогда катастрофа. Тогда дома меня будут поджидать совсем иные неприятности, покруче.

Мы с Роксаной поспешили прочь из толпы. Как только мы оказались вне досягаемости камер, Роксана взяла меня под руку. Вымотанные матчем, мы в напряженном молчании заковыляли к ее дому.

— О чем он вообще думает? — наконец возмутилась Роксана, качая головой. — Выставить тебя на всеобщее обозрение… — Остаток фразы потонул в шуме: мимо прокатил автобус, с подножки свисали болельщики и горланили песню.

Но я поняла, о чем она. Мысли мои лихорадочно скакали, как ликующие фанаты. Диего меня заметил. И окликнул без колебаний.

Я плотнее прижала к груди медаль под футболкой. Напоминание о самом главном сегодняшнем событии: моя команда выиграла.

Теперь мне точно придется рассказать обо всем родителям.

5

К тому времени, как я приняла душ и переоделась в наряд послушной дочери, автобусы снова пустили, а мой семичасовой успел уйти. От Роксаны я вышла гораздо позже, когда на город уже опустилась сырая и темная ночь. Автобус высадил меня на углу улиц Хосе Инхеньероса и Коломбрес. Далековато от дома, но все лучше, чем топать пешком через Эмпальме и Окружную. Фонари не горели, только мерцали звезды, и мамины слова об убитой девушке теперь не шли у меня из головы и больше не казались пустой угрозой. Я ускорила шаг.

Вот наконец и фонарь перед нашим домом номер шесть, горит ярким желтым светом. Без четверти одиннадцать вечера. Чем дольше буду оттягивать неизбежное, тем сильнее мне влетит. Я заставляю свое лицо превратиться в маску и прячу все следы бунтарского дня — чтобы не выдать себя, чтобы по моему лицу невозможно было прочитать, как солнце прошило тучи, когда мы забили решающий гол, и как мы качали на руках сеньору Алисию, и как появился Диего в кожаной куртке и с уложенными волосами. Все эти картинки я спрятала поглубже в памяти, чтобы потом перебрать одну за другой, когда уйду к себе в комнату.

— Салютик, сестра Пабло! — весело крикнул мне какой-то шкет, прокативший мимо на велосипеде. — Передай Жеребцу от меня привет!

— Камила! — громко крикнула я в ответ. — У меня есть имя — Камила!

Но он даже не обернулся, и вскоре его поглотила уличная темнота. В нашем окраинном районе большинство жителей не то что не знают, как меня зовут, — они не знают о моем существовании. Для них я лишь сестра Пабло или дочка Андреса и портнихи — у моей мамы тоже нет имени. Но я была полна решимости добиться того, чтобы мое имя узнали и запомнили. А Южноамериканский кубок как раз даст мне такой шанс.

Никто в нашем районе и не подозревал, что я переродилась и стала Фурией, и этот жгучий, потрясающий секрет я хранила в душе как талисман.

Я миновала четыре наружных лестничных пролета и сразу услышала громовой хохот отца из-за металлической двери. Свет в холле погас, и меня окутала сырая темнота. Я поглубже вдохнула ночной зимний воздух и вошла в квартиру.

И увидела знакомую картину застолья — как всегда после матча. Брат успел расфуфыриться на тусовку и развалился в плетеном кресле вместе со своей подружкой Марисоль — этот неизменный аксессуар теперь всегда болтался при нем. По бокам от отца, тоже принаряженного, расселись его дружки — дядя Сезар и дядя Эктор. Вообще-то они были мне не родня, но с отцом дружили со времен юности.

В воздухе плыл аромат маминой домашней пиццы, и в животе у меня громко заурчало.

— Принцесса Камила пожаловала! — воскликнул Сезар, и я улыбнулась ему. У него всегда находилось для меня доброе слово.

Эктор обшарил меня взглядом с ног до головы, потом его глаза остановились на моей груди.

— Поздновато для прогулочек, особенно приличной девушке, а? Поди сюда, поцелуй дядюшку, негритосочка [В послесловии автор подробно объясняет, что у аргентинцев, особенно старшего поколения, такие якобы ласковые прозвища до сих пор в ходу и они не видят в них ничего оскорбительного, а потому автор сохранил эту бытовую черту, чтобы точнее и полнее передать среду, в которой живет и с которой борется Камила.]!

Он чмокнул меня мокрыми губами в щеку, я поморщилась и плотнее запахнула куртку, хотя под ней все равно ни черта не разглядишь, кроме черной футболки. Съязвить в ответ я не успела, потому что мама спросила из кухни:

— Где ты была, Камила? Мы тебя ждали еще несколько часов назад. Почему на звонки не отвечала?

Я прикинула, что будет, если выложить всю правду: мол, опоздала, потому что моя команда выиграла чемпионат и я отметила это дело тем, что поехала полюбоваться на Диего. Они решат, будто я шучу. И все равно раскрывать свои тайны пока что слишком рискованно.

— Прости, мам. Деньги на телефоне кончились.

Я скинула с плеча рюкзак и поставила поближе к темной прихожей — авось там его никто не заметит.

Но не тут-то было.

— Что там у тебя в рюкзаке? — спросил отец притворно-будничным тоном.

Сезар и Эктор прилипли к телику — там показывали повтор дневных матчей. Громкость была убавлена до минимума, и я знала — безразличие на их лицах обманчиво, на самом деле оба ловят каждое папашино слово. Они тоже знали его как облупленного и понимали, что надвигается скандал.

Я глянула отцу прямо в лицо, набралась храбрости, которой у меня не было, и ответила:

— Учебники по математике. — И, не моргнув, добавила: — Я ходила заниматься.

— Куда?

— К Роксане.

Папаша заулыбался как сытый кот.

— Роксана — это та смазливая китаёзочка из твоей школы?

— А ты знаешь еще каких-то Роксан, пап?

Уголком глаза я заметила, как Пабло с застывшей улыбкой жестами показывает мне, чтобы я угомонилась. К счастью, папаша уже переключился обратно на телевизор: там как раз показывали в записи гол Пабло.

— Вот увидите, национальная команда в этом году пригласит Паблито на чемпионат мира среди молодежных команд, — сказал он.

— Кого точно пригласят — так это Диего. — Сезар знал, как ударить приятеля Андреса по больному. — Для буэнос-айресских боссов двое из Росарио — многовато, Андрес. Диего теперь уже воспитанник «Ювентуса». Пабло с ним не тягаться.

— Может, он и приехал к нам, чтобы встретиться с Ассоциацией футбола? — добавил Эктор. — Он ведь сегодня был на трибуне, я видел его собственными глазами. А ты, Паблито?

Мой брат пожал плечами, но глянул на меня, словно опасаясь, не ляпну ли я какую глупость.

Если бы.

— Подумаешь, велика важность, приехал и приехал. — Отец скрипуче хохотнул. — Играет Диего хорошо, но Пабло произведет лучшее впечатление. Вот попомните мои слова. А тогда уж ему светит Европа. Но не Италия, а сразу «Барселона» или «Манчестер Юнайтед». Слышала, Камила? Поможешь нам подучить английский. Собирайте чемоданы!

— На меня не рассчитывайте, — ответила я, многозначительно глядя на Пабло, чтобы брат уяснил и запомнил: ссорюсь я с отцом, а не с ним. — Я с вами никуда ехать не намерена.

Я бы свалила из этого дома при первой же возможности, только не за парнем, в том числе и не за своим братцем. Я уйду на своих условиях, за своей мечтой, а не за чужой. И главное — никто не будет сидеть у меня на шее. Никто.

А папаша разливался, будто и не услышал моего возражения.

— Мы за нашим Жеребцом поедем повидать мир. Наконец-то выберемся из этой крысиной норы и заживем как подобает. Как подобало бы мне, если бы тот чертов парагваец не сломал мне ногу.

— Парагвайский сукин сын, — буркнул Эктор.

— Ты был лучшим, Андрес. Лучшим из всех, — привычно подхватил Сезар.

— Пабло лучше. — Папаша подпустил в голос мелодраматического надрыва, который меня не брал. — Он спасет нас всех.

— Точно, — поддакнул Эктор. — Благодаря ему мы разбогатеем.

Марисоль поймала мой взгляд и закатила глаза к потолку. Будь у нее право решать, все миллионы Пабло достались бы только ей. Она уже успела выкраситься в платиновую блондинку а-ля Ванда — самая известная botinera, охотница на звезд футбола. Братец что-то шепнул Марисоль на ушко, и она разулыбалась. От этой интимности меня аж тряхнуло.

Я пошла в кухню поздороваться с мамой. Поцеловала ее в щеку.

— Привет, ма. Ты пойдешь с ними гулять?

Ответ я знала заранее.

— Так поздно? Нет, bebé, деточка. Мне еще то платье дошивать — хочешь, так помоги.

— Ага, помогу. Только сначала сделаю домашку по бухучету. Уже сдавать скоро.

— Значит, теперь это называется домашнее задание по бухучету? — Мама принюхалась. — Где ты была? У тебя от куртки куревом несет.

— Какой-то парень курил рядом в автобусе.

От дальнейших расспросов меня спас Нико, мой песик. Он заскулил на заднем балконе, где у нас была постирочная, — его всегда там запирали, когда собирались гости. Нико страшно линял даже зимой, а уж теперь, когда близилась наша короткая весна и за ней палящее лето, он линял просто как ненормальный.

Я ускользнула от мамы на балкон.

— Вот ты где, mi amor.

Нико завилял всей задней частью тела — за неимением хвоста. На радостях облизал мне лицо, и я задержала дыхание — пахло у него из пасти кошмарно, хуже, чем из моих бутс, но вот любил он меня беззаветно.

— Я сегодня забила два гола, — шепнула я ему в острое ухо. — Мы выиграли чемпионат! И знаешь еще что? Диего приехал. Ты бы его видел!