Ян Мир

Кай

Август

Ставлю ладони на влажное бревно, на котором сижу, и свешиваюсь назад, касаясь спиной мокрой травы. Скольжу взглядом по своим серым изношенным кедам, закидываю руки за голову, зарываясь пальцами в мокрую траву. Вдыхаю аромат леса полной грудью, впуская его внутрь себя, а затем медленно, с наслаждением, выдыхаю из легких. Неторопливо облизываю губы, пробуя на вкус еще не вытесненный летним зноем запах недавнего дождя.

Достаю из кармана ветровки плеер с наушниками. Подняв к небу руки, разматываю постоянно запутывающиеся провода, разглядывая через узлы, как резкие порывы ветра гонят свинцовые тучи на запад.

Затыкаю уши и нажимаю на «плей», ограждаясь от всех звуков. Музыка врывается в сознание, вытесняя существующую реальность. Яркие образы, созданные воображением, подхватывают и уносят прочь. Я замираю и, кажется, даже перестаю дышать. Сердцебиение входит в один ритм с мелодией чужих городов.

Думаю, мне удалось ненадолго задремать.

Ощущение того, что я не один, заставляет резко распахнуть глаза и недовольно посмотреть на того, кто решил разорвать мое единение с природой. Конечно, им оказывается невысокий худой мальчишка. Его короткие рыжие волосы растрепаны и торчат в разные стороны.

Хитрые зеленые лисьи глаза пытаются прочитать мои мысли.

Должно быть, его зовут Аерин. Он садится на бревно, совсем рядом с моими ногами, и шумно выдыхает. Старый велосипед, доставшийся ему после трех братьев, прислонен к дереву. Наверняка мальчишка гнал всю дорогу, старательно срезая в самых опасных местах города, чтобы добраться сюда.

— Кай, где ты потерял свою Герду? — спрашивает он и тут же расплывается в широкой счастливой улыбке.

У меня уже зубы сводит от этого постоянного вопроса вместо приветствия. Помню, когда в первый раз сказал Аерину, что не понимаю, о чем он говорит, заставил его сильно удивиться, а после пришлось выслушать сказку о «Снежной королеве». Я не особо вслушивался, но из рассказа смог выцепить то, что это его любимая история, которую ему бабушка каждую ночь рассказывала перед сном.

В повествовании постоянно мелькал белобрысый паренек Кай, о котором взахлеб рассказывал Аерин. И, конечно, он что-то упоминал о блондинистой Герде. Девчонке, кажется, приходящейся сестрой Каю. А когда я снова не воткнул, Аерин на следующий день притащил помимо себя и своего велосипеда еще и книгу в красной потрепанной обложке. Пролистав несколько страниц и, наконец, поймав нужную, он с восхищением ткнул пальцем в картинку, на которой художник изобразил мальчика, собирающего ледяные кубики, стоя на коленях.

В ответ я только безразлично пожал плечами, показывая, что ко мне это не имеет никакого отношения. Мои волосы черные, я выше красочного Кая, с королевой не знаком и уж точно никакой Герды не знаю. Но, как выяснилось позже, такие мелочи не имели никакого значения для Аерина. Сославшись на то, что у меня задумчивый взгляд синих глаз, не слишком дружелюбный характер и точно такое же имя, он продолжал видеть во мне героя своей сказки.

— Давно лежишь? — вновь задает мне вопрос Аерин.

Продолжаю молчать, сосредоточенно глядя в его зеленые, с искорками веселья, глаза. Наверняка задумал какую-то пакость. Так и есть.

Он разворачивается ко мне затылком и сползает с бревна, падая рядом на спину. Его пальцы случайно касаются моего запястья. Кожу тут же обжигает огнем. Вспышка боли распространяется к плечу, а затем вгрызается в ключицу. Я внутренне съеживаюсь, слыша чей-то вопль в своей голове, и отдергиваю поврежденную конечность подальше от Аерина, старательно пытаясь восстановить дыхание.

Замечаю, как мне кажется, красную полоску на своем запястье, где вот-вот должно проявиться клеймо, но ничего не происходит. Жгущая боль уже отступила. Кожа, как и всегда, бледная с голубыми венами, без каких-либо отметин.

Прикрываю рукой глаза и открываю рот. Зубы, до этого крепко сжатые, теперь ноют. Но это мелочь.

Аерин роется в карманах своих бесформенных, на два размера больше, чем надо, штанов темно-коричневого цвета. Елозит спиной по траве, от чего черная футболка, вечно спадающая с острого мальчишеского плеча, слегка задирается, обнажая впалый загорелый живот. Найдя искомое, восторженно кричит, поворачивая голову ко мне, и расплывается в очередной счастливой улыбке, показывая белые ровные зубы.

Я дергаюсь и настороженно смотрю на цветастый пакет, зажатый в его пальцах.

— Знаешь, что это? — говорит он шепотом с заговорщицким видом.

Лисьи глаза слегка прищурены. Я убираю руку от лица, не забывая при этом держать ее подальше от Аерина, прекрасно понимая, что он может опять забыть и в порыве мальчишеского задора, так свойственного нашему возрасту и по понятным причинам обходящего меня стороной, прикоснется ко мне.

— Это семена роз, — с восторгом сообщает Аерин, а потом замолкает, ожидая от меня какой-то реакции.

Я все еще молчу, сочувственно глядя на него. Тогда он начинает так быстро говорить, захлебываясь фразами, что я боюсь, как бы он не забывал дышать. Но нет, все в порядке. С шумом втягивая ртом воздух между короткими перерывами, он вновь выстреливает в пространство словами, не заботясь о том, какой дискомфорт это причиняет моим изнеженным тишиной ушам.

«Я выпросил у бабушки, круто, да?»

Смотрю в упор на Аерина. Ну да, наверное. Может быть, не знаю даже. Пытаюсь понять, чему он так радуется, и как можно спокойней выдыхаю, прекрасно понимая, что любое непривычное движение с моей стороны он истолкует по-своему.

«Мы теперь сможем посадить розы на этой поляне».

Ну да, в лесу. Где для них нет подходящей почвы. Главное — не выдавать своего удивления по поводу его умственных способностей. Кусаю себя за язык, не позволяя маске безразличия упасть с лица.

«Представляешь, настоящие розы!»

Дышать. Медленно дышать. И не делать резких движений. Даже не закатывать глаза. Радужка со зрачком должна смотреть вперед. Только вперед, в лисьи восторженные глаза.

«Как ты всегда хотел!»

На секунду давлюсь воздухом. По счастливому лицу Аерина вижу, что он принял это за мою «искреннюю радость».

Лично я не припомню, когда хотел или хотя бы заикался о чем-то подобном.

Аерин неожиданно переворачивается на бок, а затем рывком располагается надо мной на выпрямленных руках, загораживая своей спиной слабые лучи солнца.

Я вжимаюсь в землю и стараюсь повторить движение черепахи, когда она скрывается в домике от опасности. Закрываю глаза, представляю себя в одиночестве. Пусть это будет берег. Да, на этот раз это будет берег. Волны теплого моря лижут мои ноги, руки. Шум. Должен быть шум моря. И он появляется.

— Прости, — доносится откуда-то голос.

Не понимаю, кто именно говорит. Хочу, чтобы море заглушило его.

— Я опять забыл.

Тень отступает, и я, открыв глаза, могу снова видеть свинцовое небо перед своими глазами. Только шум моря никак не хочет исчезать. Он становится уже надоедливым.

— Бабушка сказала, что поможет нам. Она расскажет, как выращивать розы. И как заботиться. — Тишина. — Кай?

До меня наконец-то доходит, что это я шиплю, выдыхая воздух сквозь зубы. Перестаю издавать странный звук, даже отдаленно не похожий на тот, который можно услышать, прислонив крупную закрученную ракушку к уху, и успокаиваюсь. Сердце постепенно входит в привычный ритм.

— Я хотел бы уехать, — тихо и как-то по-взрослому говорит Аерин, отворачиваясь от меня к небу.

Протягивает руку к дождевым облакам, сжимает пальцы в кулак.

— И куда ты уедешь? — произношу равнодушно.

Мне правда все равно. Не имеет значения, останется он или исчезнет.

— Не знаю. Куда-то с тобой. — Он не смотрит на меня.

Его голос слегка дрожит. Не могу понять, от смущения или решимости. Скорее всего, второе.

— Со мной? — Глухо, пусто, без интереса.

Не стоит. Я не смогу выбраться из этого города, потому что не хочу. Потому что нет желания. Потому что плевать, где существовать.

— Да. — Уверенно, сильно. — Мы же друзья, — произносит счастливо Аерин, искренне веря в собственные слова.

Только вот мы не друзья. Мы даже не знакомые. Ты просто приходишь сюда, на мое место, и трещишь без умолку, не затыкаясь ни на минуту, мешая моему шаткому спокойствию. Врываешься безумным вихрем, снося все выставленные на твоем пути преграды, вторгаясь в чужое пространство, которое я так сильно оберегаю.

Но я не скажу такое. Мне плевать. Плевать и не хочу обидеть.

Закрываю глаза, наслаждаясь вновь воцарившейся тишиной, и засыпаю.

Просыпаюсь от того, что кто-то возится рядом, пытаясь встать. Этим кем-то, конечно, оказывается веснушчатый мальчишка с вечной занозой в заднице. Самый младший, четвертый в семье.

Поднимается, идет к оставленному средству передвижения. Я залезаю обратно на бревно и наблюдаю за тем, как в вечернем сумраке Аерин перекидывает ногу через раму, вырывает дребезжащую мелодию из звонка на руле. Смотрит на вечно сползающую цепь и тихо шепчет себе под нос, но я все равно слышу: «Я помню, у тебя гаптофобия».

Да, я болен гаптофобией.

Аерин садится на велосипед.