Все впустую. Минимум раз в день перед обедом профессор Басад заходит, с порога пинает Тревожного Магистранта и лишь затем приступает к ритуальному омовению рук. Для него эта издевательская профилактика уже превратилась в неотъемлемую часть церемонии приготовления к приему пищи. Своеобразная методика возбуждения аппетита и стимуляции желудочно-кишечного тракта.

Заправский Ученый совсем иной. Зовут его Ор, он безмятежно спокоен, в любой ситуации сохраняет чувство юмора и имеет привычку заменять существительные в предложениях словосочетанием “fuckin' shit” [Fuckin' shit (англ.) — гребаное дерьмо.]. Особенно забавно в таком изложении звучат описания экспериментов. В полдень Ор неизменно медитирует. Прямо посреди нашего бедлама надевает наушники, закрывает глаза и отключается.

Еще Заправский Ученый любит во время работы издавать разнообразные звуки. Я, кстати, тоже сам с собой разговариваю, охаю, мычу, кряхчу. Будто не на клавиатуре печатаю, а дрова колю. И он точно так же. Мы с ним сидим плечом к плечу, и наш бурный научно-исследовательский процесс сопровождается бессвязным двухголосым звуковым рядом.

Ор тоже подтрунивает над Магистрантом. Каждый приступ смятения нашего коллеги он встречает чем-нибудь еще более циничным, чем я. Порой это несколько отрезвляет Тревожного Магистранта, и тогда он рассыпается в благодарностях. По его словам, мы помогаем ему сохранять остатки мужской натуры. И он просит продолжать, чтобы не дать ему окончательно размякнуть.

Теперь о том, почему я прозвал Ора “Заправским Ученым”. Этот эпизод произошел как-то под конец дня, когда суета уже улеглась, труженики науки стряхнули послеобеденный анабиоз, отделались от будничных хлопот, и их помыслы воспаряют ввысь — прочь от досужих дум к чертогам цитадели истинных знаний и мудрости.

Итак, Ор обрабатывает результаты. Точнее, он их уже обработал, вывел на график и теперь силится узреть в нем искру некой высокой истины. Растянет одну ось координат, посмотрит так и эдак, сожмет другую, пристально вглядывается. Потом первую сожмет, вторую растянет.

Я исподтишка наблюдаю. В основном за Ором и его мимикой, на графике интересного мало — наклонная прямая ожидаемых теоретических значений и точки замеров. Но эти точки, при всем желании и моем дружеском расположении к Ору, крайне смутно напоминают искомую наклонную. Общая тенденция результатов больше смахивает на умеренный белый шум вокруг постоянного значения.

Помните рассуждение об абсурдности системы “статьи-гранты — гранты-статьи”? Вот и Ор придерживается мнения, что это нелепо и неэффективно. Но вопреки и наперекор он толкает меня локтем и предельно серьезно спрашивает:

— Скажи мне как ученый, что мы видим на этом графике? — очередной щелчок мышки деформирует изображение в вертикальном направлении. Ничего существенно не меняется. — Есть ли тут зародыш чего-то значительного? Есть ли проявление явления?

— Эм… — расстраивать его не хочется, но и лукавить тоже. — Прости, вижу ли я физическое явление? Или предлог для второй статьи в твою диссертацию?

Он криво усмехается. Заправского Ученого так просто за живое не задеть, и я продолжаю:

— Тогда — да, еще как! Я, как ученый, ответственно заявляю: тут не то что зародыш, тут прям… грозди статей рвутся на свет из каждой точки! Главное, налепи цвета поярче и какую-нибудь объемную штуковину с драматической перспективой… скажем, столбчатую гистограмму или такую, как ее… радиальную сеточную диаграмму забабахай, чтоб все прям ошалели. И это… не миндальничай — попестрее да посочнее.

Ор несколько минут с досадой разглядывает график, потом звонит будильник, он быстро сохраняет пару вариантов чуть по-разному деформированных результатов и переходит к следующему делу. У него все строго по часам. На все стоят таймеры и напоминалки. Без педантичного фанатизма, но четко и продумано. Ни одна минута не пропадает зря. Работать в обществе такого собранного и уравновешенного человека — редкое удовольствие.

Самый нормальный из нас — Телохранитель премьер-министра. Он родился и вырос в кибУце [Кибуцы в своих истоках были сельскохозяйственными коммунами, характеризовавшимися общностью имущества и равенством в труде и потреблении.]. Выходцам из кибуцев — этих архаичных инкубаторов социалистической утопии — свойственна детская беспечность и безответственность, забавно сочетающаяся с налетом горделивого ощущения, что они и есть новая соль Земли Обетованной. По сути, изначально кибуц был дальним родственником советского колхоза. А сегодня там уже особо не перетруждаются и, пользуясь былой славой дедов и прадедов — сионистских поднимателей целины, давным-давно живут припеваючи за счет государственных субсидий.

Сходство колхоза с кибуцем весьма условно. Будто один из родственников так и остался в глуши какого-нибудь Мухосранска, а второй укатил кружным маршрутом в Швейцарию, но, заплутав, увяз на полпути в наших песках, отогрелся, остепенился и с годами превратился в цивильную и благоустроенную акционерную ферму. Хоть и с некоторыми, свойственными коммуне, перегибами.

Телохранитель премьер-министра — не типичный кибуцник. Он не обладает пышным букетом кичливого инфантилизма, и действительно после армии был телохранителем, и действительно премьер-министра [Главой государства в Израиле де-факто является премьер-министр.]. А теперь он заканчивает магистратуру. Телохранитель, как и подобает, железобетонно невозмутим, собран и немногословен. Однако стоит сойтись с ним поближе, и из-за сурового фасада проступает остроумная и легкая натура. Вместе с тем он отличается широким кругозором и гибким подвижным умом. Но для нашего научного руководителя у него припасен цепкий профессиональный взгляд, и я подозреваю, что профессор Басад его побаивается. Во всяком случае, к Телохранителю Шмуэль никогда не обращается первым.

Необходимо дать небольшое пояснение, места которому все никак не находилось. У нас, по примеру США и Канады, существуют три уровня высшего образования: бакалавриат, мастерат, аналогичный российской магистратуре, и докторат. Докторат — это высшая степень, полное название Doctor of Philosophy (Ph.D. — от латинского philosophiae doctor), то есть доктор философии. Скажем, доктор философии по физике или доктор философии по философии. Тут можно бы, как я люблю, развести целую философию по поводу того, что у нас доктор в любой области — он доктор философии. Но мы так поступать не станем, а вместо этого договоримся о терминах.

Чтобы передать реалии, в которых разворачиваются события романа, не обременяя текст странными производными от слов “докторат” или “Ph.D.”, я буду использовать смешанную терминологию. Мастерат будет называться магистратурой, обучение на Ph.D. — аспирантурой, а доктор философии (обладатель степени Ph.D.) — просто доктором и иногда доктором наук, чтобы не путать доктора со врачом, а доктора философии с доктором философских наук. Строго говоря, это неточные определения, но они избавят нас от лишней путаницы и диковинных словесных нагромождений. [Все это, как вы, возможно, догадываетесь, затеял Господин Редактор.]

Возвращаясь в подсобку при лаборатории, сидим мы там как-то с Телохранителем, работаем — в меру сил подгрызаем гранит науки. Тут врывается Тревожный Магистрант и выпаливает:

— Там такая телка… — он задыхается от переизбытка эмоций. — Такая телка! На факультете. Новая. Я только что видел. Вы обязаны посмотреть.

— У тебя же подруга, — напоминает ему Телохранитель.

— Да нет, что вы! — Тревожный Магистрант оскорблен в лучших чувствах. — Я же не для себя, просто она такая… — он снова не находит слов. — Вы должны срочно посмотреть.

Предложение не вызывает ажиотажа у Телохранителя. Он женился пару лет назад и, судя по всему, вполне доволен.

— Ян! — Магистрант бросается ко мне. — Но ты-то чего сидишь? Там же такая… такая телка пропадает!

Видимо, мой холостяцкий образ жизни в его понимании предполагает готовность волочиться за каждой юбкой. Самого себя, с момента получения от подруги согласия на совместное проживание, Тревожный Магистрант воспринимает как глубоко семейного человека.

— Ты должен выебать новенькую, — исступленно настаивает он, несмотря на мои попытки свести все в шутку. — Ну пожалуйста, только глянь на нее…

— Погоди, я не понимаю. Она нравится тебе, а ебать должен я?

— Ну что тебе стоит, — Магистрант не в состоянии уловить иронии, — только глянь, — продолжает канючить он.

— И вправду, Ян, — Телохранитель с усмешкой оборачивается ко мне: — Не кобенься, это вопрос чести. Надо поддержать реноме лаборатории.

— Вот именно! — воодушевляется Тревожный Магистрант. — Ты должен ее выебать. Просто обязан.

— Справишься, — весомо резюмирует Телохранитель, — добавлю тебе десять баллов к оценке [В школах и ВУЗах Израиля используется 100-балльная система оценок.].

Он ассистент профессора на курсе нашего научного руководителя, куда тот засунул меня насильно (правда, в качестве вольнослушателя). Но это отдельная и не самая приятная тема, к которой нам, возможно, придется вернуться. А пока не будем о грустном. Тем более что мне не терпится рассказать еще случай с теми же действующими лицами и в тех же декорациях.

Тревожный Магистрант готовится к экзамену по физиологии. Как и все прочее, делает он это импульсивно, сумбурно и бестолково. Запутавшись в конспектах, принимается смотреть лекции на Ютубе и, начав с яйцеклеток, неведомым путем попадает на анимированную пропаганду защищенного секса для транссексуалов.