Подавив раздражение, кое-как одолел остаток этой безбрежной трясины с заводями щедрейших советов, топями уточнений и чавкающих болотной тиной наставлений. Дочитав, заставил себя проглотить пару безвкусных тостов, запил выдохшейся колой и завалился спать.


Вечером в самопринудительном порядке просмотрел Арикову корреспонденцию и составленные накануне наброски. Частично откорректировал сроки и ещё раз строго-настрого решил серьёзно обсудить с ним эту тему, прежде чем давать какие-либо обязательства. Засиделся допоздна, оттачивая отдельные фрагменты и производя предварительные расчёты. Перечитал всё сначала. Не удержался и, дав себе слово, что это последние правки, вновь принялся редактировать.

* * *

Alexander: Ну чё? Как там твой безумный босс?

Ilya: Шлёт шифровки


Шурик — мой старый университетский приятель. На самом деле это определение не совсем точно: к тому моменту, как мы познакомились, он уже закончил учёбу, но в память о прежних временах появлялся на сходках. Мы сблизились как раз в то время, когда я окончательно охладел к этим сборищам, и на сегодняшний день Шурик является практически единственным человеком из того периода, с кем я продолжаю общаться. А студенческая общественная жизнь, поначалу казавшаяся интригующей, превратилась в череду однообразных попоек, где с наигранной бесшабашностью велись претенциозные разглагольствования, неизменно вращающиеся в узком кругу модных тем.


Alexander: Из этого всего один вывод: он клинически болен!

Ilya: Absolutely))


Ариэль ещё с первого интервью прочно занял верхушку нашего хит-парада. Частенько в ожидании посадки я, захлёбываясь от смеха, пересказывал особо пикантные перлы моего шефа. А его откровение на тему начальников-идиотов вообще превратилось в одну из моих коронных баек.


Alexander: Я пытаюсь понять этот workplan — возникает ощущение, что это план нормальной компании на два года.

Ilya: Понравилось?

Alexander: Ага, потрясающе. Особенно Excel. Вот тут где-то было…


Открыв файл, о котором успел забыть, я рассеянно блуждал по календарному графику workplan-а, простирающемуся на десятки квадратных метров, как вдруг высветилось оповещение о новом мейле. Да что ж такое! И действительно:


Илья!


Всесторонне взвесив ситуацию, я постановил, что проект займёт четыре с половиной месяца. Восемнадцать недель — крайний срок, который мы можем себе позволить, ввиду…


Alexander: Прикинь, у него 14-го числа 21 пункт. Полное сумасшествие!

Ilya: Эй, ау, Шурик

Ilya: Наш обезбашенный снова активизировался

Alexander: А он в курсе, что сегодня воскресенье?

Ilya: Не уверен

Alexander: И чего там?)

Ilya: Я выслал. Как тебе этот сюр?

Alexander: Ща гляну


Я сделал кофе и дочитал свежий образчик эпистолярного творчества моего шефа.


Alexander: М-да… Видно, он вообще с головой не дружит. Каждые два часа перекраивать! Это ж абсурд!

Ilya: Завихрения на почве излишнего рвения… Потолкуем — одумается. Он же не совсем…

Alexander: Совсем, братишка, совсем. Ну его, бросай всё и вали оттуда

Ilya: Ладно, посмотрим. Где ты видел на такой должности адекватных и уравновешенных?

Alexander: Да, но этот-то точно псих

Ilya: А я, типа, нормальный?

Alexander: Тебе возглавлять стартап пока не предлагают)

Ilya: Вот и славно, не то я таким же стану))

Глава 8

Платон мне друг, но истина дороже. [Перефразированное высказывание Аристотеля, который, в свою очередь, заимствовал похожую формулировку у самого Платона.]

Дон Кихот Ламанчский

— Это никуда не годится! — Ариэль презрительно отшвырнул мой workplan.

— Послушай, отведённые тобой сроки…

— Оставь сроки, я о содержании. Тут же ни черта не понятно! Вот ты пишешь… — он схватил и быстро перебрал листки. — Где это? Так, так… Вот: «Анализ характеристик отражённого сигнала». Что это? Я не понимаю! Как вообще из этой фразы можно что-либо понять?

— Изучение характеристик сигнала, — монотонно роняя слова, начал я, — включает спектральный анализ, выявление основных частот, а также исследование…

— Я знаю, что такое анализ! — взвился он. — Но почему этого нет в документе? План работы — это не пустая отписка, план должен быть чётким, детальным и са-мо-дов-леющим. — Оторвав одухотворённый взгляд от потолка, куда он воззрился, пока говорил о том, что есть workplan, Ариэль испытующе уставился на меня. — Учти и исправься. Дальше, во второй части, ты и вовсе ничего толком не объясняешь. — Он снова зашуршал бумажками. — «Разработка альтернативных фильтров». Каких фильтров? Альтернативных чему? Как будет проходить их разработка? Из каких этапов состоять?

— Альтернативных существующим. Тем, которые уже реализованы в системе.


Шеф истощил первоначальный запал и не спешил с ответом.


— Ариэль, давай разберёмся. Ты требуешь, чтобы я переделал всё с нуля плюс добавил новую функциональность. Как ты себе это представляешь в такие сроки?

— А в чём, собственно, проблема? — изумился он. — Первая часть сделана.

— Но ведь она работает кое-как!

— Думаешь, я не знаю! Не о том речь! Объясни лучше, почему твои описания столь поверхностны?


Я чуть не взвыл.


— Поначалу ещё куда ни шло, а дальше… Складывается впечатление, что, оставаясь дома, ты халатно относишься к своим обязанностям. Чем ты вообще занимался в выходные?


Хороший вопрос. Главное — своевременный.


— Ходил в музей, — брякнул я.

— Музей? — машинально переспросил Ариэль.


Причинно-следственная связь разрывается, и он на мгновение замирает.


— Какой ещё музей? — он мотнул головой, стряхивая оцепенение.

— Научный… Калифорнийский музей науки и техники.

— Зачем?

— Что? А… мм…


Действительно! Не в бровь, а в глаз. Я сделал витиеватый жест и пошевелил пальцами.


— Ну так… Посмотреть, вдохновиться…


Арик ошарашенно глядел на меня. В ажиотаже, охватывающем его во время внушения мне ума-разума, шеф имел обыкновение переть напролом, не придавая значения моим репликам. И теперь, опомнившись, пытался уяснить, как нас сюда занесло. Он таращился на меня несколько долгих секунд, а я, стараясь сохранить невозмутимый вид, упивался тем, как огорошил его на полном скаку.


— Так, Илья, — Ариэль сгрёб бумажки и разровнял, постукивая торцом о крышку стола. — Сейчас не время беседовать о твоём досуге. Вернёмся к теме. Где мы были?

— Ты объяснял, — я тоже подобрался, — что план должен быть самодовлеющим, а то, что я написал, — никуда не годится.

— Вот именно! Абсолютно никуда. Теперь так… — он вновь впился в уже порядком измятые страницы.


Разнос возобновился и длился около часа, а попытка пересмотреть сроки с треском провалилась. Вопреки доводам о зоне неизвестности и нелинейном характере исследований, мне в очередной раз было навязано «обоюдное согласие» во всём своём великолепии.


Мы «договорились», что я закончу намеченную теперь уже «нами» работу за восемнадцать недель и, в случае необходимости, смогу просить ещё аж пять дополнительных дней на новые разработки. На прощание Ариэль вернул мне изжёванные листки, подчёркивая тем самым их полную непригодность.


Я вышел покурить, и Кимберли, приветствуя меня, шаловливо вильнула хвостом из своего «террариума». Опять двадцать пять. Бурное начало недели не сулило ничего хорошего. Толком ни в чём не разобравшись, приходилось взваливать на себя немалые обязательства. И дело не только в сроках, дело в том, что даже в первой части проекта непонятно до какой степени удастся и удастся ли вообще улучшить существующую систему. Перелопатить всё сделанное Тимом, без сомнения, необходимо, но Ариэль воспринимает это не как полноценное задание, а как досадную помеху. То есть он уже изначально недоволен, времени пшик, а спрос будет строгим.


И снова на меня накатило: «Планирование! — задыхался Ариэль, воздев руку к низкому фальшпотолку. — Планирование — это… — стиснув до белизны кулак, он прижал его к груди и с горечью промолвил: — Пойми: правильное составление плана работы зачастую важнее самой работы!», «…И, разумеется, всё переписать, это позорище, а не workplan. А чтобы попусту не затягивать, вышли ещё сегодня отдельный план усовершенствования workplan-а. Только пункты, без подробностей, не стоит тратить время напрасно».


— Илья-а… — вкрадчиво, словно душевнобольного, позвала Ирис.


Видимо, это произносилось не в первый раз.


— Ты идёшь?

— Э-э…

— Обедать, — приподняв в недоумении бровь, она насмешливо рассматривала меня. — Ты обедать пойдёшь?

— А… нет-нет, идите, я тут это… планирую…


Она изобразила забавную гримасу и удалилась. Я резко встал и прошёлся вдоль стены, отпихивая стулья. Три шага туда, три обратно. Как всё остобрыдло… Идти с ними — беспечно шутить, веселиться, прикидываться, — какого чёрта?! С недавних пор они взяли манеру интересоваться нашими перспективами, а обнадёжить их нечем. Что я им, кудесник, — за две недели найти лазейку в счастливое будущее? Какое тут может быть продвижение? Какое будущее?

* * *

Текли однообразные дни. Я вымучивал речевые конструкции и ворочал бессмысленные нагромождения слов, потом шёл к Ариэлю, и мы вместе оттачивали формулировки. То в минуты просветления наши разговоры взмывали до головокружительных высот абстракции, и мы могли часами обсуждать тончайшие семантические оттенки отдельных выражений или идиом. То наоборот, вгрызаясь в какую-нибудь безобидную вводную фразу в стиле «Ввиду того что основной целью данного эксперимента является…», Ариэль хватался за голову и взвывал: «Что это?! Как ты мог?! Иногда мне кажется, что ты абсолютно не понимаешь, чем мы тут занимаемся».