— Добиться? Ну ты даёшь! Не надо биться. Надо просто открыть душу.

— Это бессмысленное словосочетание.

Он вздохнул и посмотрел на меня, несмышлёныша, очами, лучащимися беспредельным буддистским терпением.

— Ладно, если тебе для полноты ощущений непременно нужно проанализировать механизм собственных переживаний, что, по-моему, абсолютно излишне, то, во-первых, опять же — люди, пропорция между старожилами и новичками… как это у вас называется? Критическая масса, так? Во-вторых — творчество…

— О! О! Хорошо, творчество, — воспрянул я.

— Не знаю, как точно сформулировать взаимосвязь между творчеством и любовью, но это родственные материи. Творческие люди легко находят общий язык, как музыканты, которым не нужно слов, чтобы понять друг друга.

— Наконец-то, добрались до сути. А я вот ещё что думаю…

Я принялся пересказывать собственную теорию о том, что инсталляции и перформансы на Burning Man нужны не только для пущей красы, а чтобы создать сплошной поток ударов по сознанию, перенасытить мозг впечатлениями и заставить отказаться от привычки категоризировать. И хоть на миг увидеть и непосредственно ощутить окружающий мир.

— Это известная практика, — отмахнулся он, — но к любви отношения не имеет.

— Да уймись уже со своей любовью, — огрызнулся я, задетый тем, что долго вынашиваемая идея не была должным образом оценена. Мне даже подумалось, не затеял ли я весь разговор лишь для того, чтобы ею блеснуть.

— Потом языческие ритуалы, сжигание эффигий… Люди строят их, помня, что в конце всё будет предано огню.

— Это красиво, — вынужденно согласился я. — Поиск смысла в действии, а не в результате. Созидание ради самого акта.

— Да, более того, человек не увозит с собой груз, как принято в обществе потребления. И потом, сожжение — это ритуал духовного очищения.

— Ишь, как завернул, а говоришь — не знаю.

— И вот ещё — подарки. А, кстати, денег же нет, и всё даётся или дарится. Ты не обратил внимания, что если что-то действительно нужно, то тебе это кто-то даст? Причём даже не придётся просить.

Я кивнул, вспомнив про подаренные мне очки, а потом и про маску моего спутника Илюхи.

— И эти подарки — их не меняют, не продают, а дарят искренне и от души. И люди воочию убеждаются, что можно иначе. Осмеливаются поверить. Сбрасывают скованность и глупые привычки… Проблема в том, что веры мало.

— Веры мало? Привычки глупые? Очнись, это реалии нашего мира. Человек взрослеет, и ему наглядно показывают, что если он станет открываться где ни попадя, то будет постоянно получать по башке.

— Плохо.

— Да, что уж тут хорошего. Всю жизнь тебе вдалбливают: держи себя в руках, контролируй эмоции, ты чуткий и отзывчивый — значит, ты слабый. Ты слабый — тебя будут пинать. И ты учишься помаленьку, обрастаешь бронёй.

— Ну да, а Burning Man — это попытка объявить перемирие. Священный водопой. И… возвращаясь к твоим «как» да «почему»: в конце концов, сама земля, кто-то скажет — место силы, природа. Ведь нельзя исключить из этой формулы магию красоты. К слову, о красоте… ещё занятная история. Ты в курсе, как всё начиналось?

О том, как всё начиналось, я не имел ни малейшего представления. Ян заварил свежего чая и принялся рассказывать.

— Вкратце… Изначально Горящий Человек был женщиной. Некий парень расстался с девушкой и, чтобы залечить душевные раны, сделал деревянную фигуру, пригласил друзей и совершил ритуальное сожжение. Подтянулись люди, всем понравилось, и на следующий год решили повторить. С каждым разом народу становилось больше, и местное население возмутилось… А было это, кстати, на диком пляже во Фриско. И тогда мероприятие переехало в индейскую резервацию Black Rock Desert [Black Rock Desert — Пустыня Чёрного Камня.]. Отсюда и Плая — так называют высохшие озёра в Мексике.

— Кхм, интересное совпадение… — протянул я.

— Видишь, — усмехнулся он, будто догадываясь, о чём я думаю, — а ты говоришь — «почему?».

Мы помолчали, и Ян, решив, что метафизики на сегодня хватит, стал расспрашивать о том, что творилось со мной в последние годы. Когда я, предусмотрительно оборачивая свои невзгоды в иронию, добрался до работы в BioSpectrum, он неожиданно оживился.

— Ну-ка, идём, — он встал и одёрнул полы изношенной куртки.

— Куда? Зачем? — простонал я. — Что ты ещё удумал?

— Идём-идём, и вино прихвати.

По опыту я знал, если Яну что-то втемяшилось, он не отступит, и проще согласиться. Мы погрузились в старенький джип, выехали на дорогу, извивающуюся вдоль обрыва, миновали несколько уходящих вглубь мыса улиц и остановились у слегка обветшавшего каменного коттеджа с черепичной крышей. Ян по-хозяйски толкнул калитку и поманил за собой.

— И что это означает? — спросил я, опасаясь, что предстоит знакомство с какими-нибудь маргинальными дружками, но окна были темны, и эта версия отпадала.

Мы прошли через задний двор с любовно запущенной лужайкой, в восковом свете луны имевший несколько апокалиптический видок, и, завершив круг, вернулись к крыльцу. Повозившись с ключом, Ян распахнул дверь и изобразил приглашающий жест.

В полумраке гостиной витал лёгкий запах костра и старого дерева. Я осмотрелся и, чтобы развеять старательно нагнетаемую им таинственность, щёлкнул выключателем — ничего не произошло.

— Люстр нет, — бросил Ян, взбегая по лестнице.

Смирившись с тем, что приходится и дальше играть по его правилам, я направился следом и очутился в комнате со скатными потолками, где за стеклом чернели перекладины перил. На балконе, опершись на широкий, потемневший от времени поручень, стоял Ян и всматривался в ночную даль. Остро-свежий бриз с солоноватым вкусом, к которому примешивался запах водорослей и ещё чего-то неуловимого, раскачивал верхушки кипарисов. Я отхлебнул, поставил бутылку рядом с его локтем и тоже принялся разглядывать водный простор. Слева, изгибаясь вдоль набережной и подрагивая на фоне сгущавшегося по краям неба, светились огни ночного города. Ломаной линией мерцающих сигнальных огней врезался в гладь залива дощатый пирс, возвышавшийся над водой на зарослях свай, отбрасывавших длинные тени. А справа до горизонта, искрясь отблесками звёзд, величественно раскинулся океан.

— Что скажешь?

— Впечатляюще…

— Думаю, в самый раз.

— В каком смысле?

— Ты разве не говорил, что нужен новый дом?

Глава 17

Я сам себе и небо, и луна,

голая, довольная луна,

долгая дорога, да и то не моя.

За мною зажигали города,

глупые, чужие города,

там меня любили, только это не я.

АукцЫон

В понедельник состоялся эксперимент, без особых эксцессов, но довольно продолжительный. Проведя полдня в свинцовых халатах, мы вернулись лишь под вечер. Следующее утро ушло на то, чтобы привести в прежнее состояние аппаратуру. Покончив с этим, я принялся за обработку результатов — однообразное и ещё более муторное занятие, нежели настройка параметров.

В отсутствие спешки можно было бы воспринять это как благотворную смену деятельности и даже отдых от мучительного процесса оптимизации, но близилось время сдачи проекта, и сроки поджимали. Моё самонадеянное поведение вылилось в завышенные ожидания коллег и самого Ариэля. А значит, надо во что бы то ни стало продемонстрировать компетентность и способность в решающий момент добиться результата.

Зарекомендовав себя, я буду контролировать основную часть продукта. Кроме меня, поддерживать и развивать его никто не сможет ввиду незнания внутреннего устройства, нигде не задокументированного, и принцип действия которого хранится исключительно в моей голове. Удобная позиция для решения вопросов в дальнейшем. И заодно, будет уместно напомнить Арику про золотые горы, обещанные в небе над Солт-Лейк-Сити.

Чтобы гарантировать полный успех, желательно сделать больше или лучше, чем запланировано, а предпочтительно и больше, и лучше. Выкраивая время по вечерам, в выходные и в праздники, я исследовал разнообразные идеи, связанные с усовершенствованием нынешних решений и возможными направлениями дальнейшего развития. Где успел — приготовил упрощённые демоверсии, где временные рамки исключали такой подход — ограничился подробными описаниями и схематическими иллюстрациями.

Однако до поры наполеоновским замыслам суждено томиться в ожидании, поскольку результаты никак не желают выкристаллизовываться в стройную структуру. В целом из уже обработанного большинство данных укладывается в рамки нормального разброса вокруг теоретических значений, но чем дальше, тем чаще всплывают странные случаи.

Данные, на первый взгляд кажущиеся достоверными, при ближайшем рассмотрении приводят к противоречивым конечным значениям и вызывают сбои в функционировании алгоритма. Стоит ли упоминать, что при напрашивающихся воспоминаниях о нашем, а точнее, моём фиаско на прошлом опыте, в голове воцаряется сумятица, на фоне которой сами собой выстраиваются мрачные параллели.

Я в комнате один, Ирис нет — у неё экзамен, Тамагочи тоже куда-то запропастился. Заглянув поинтересоваться предварительными выводами и узнав об осложнениях, Стив предлагает помочь. Мы пересматриваем проблематичные случаи, и ситуация несколько проясняется. Удаётся выявить значительную группу, где карта частот имеет характерные искажения. Складывается впечатление, что опять что-то не так с настройками, хотя я предпринял все необходимые меры по предотвращению подобных казусов.