Я аккуратист, зануда и перфекционист. Этого у меня не отнять. Не имея стопроцентной уверенности в итоговых эксплуатационных характеристиках до окончания всех тестов, я был вынужден преуменьшать предполагаемые успехи. Зато теперь мог без колебаний демонстрировать возможности алгоритма в полном объёме.
— Готов? — требовательно осведомился Ариэль. — Великолепно! Садись.
Я взглянул на него в ожидании приглашения приступать. Лицо начальника омрачилось мало уместной для столь триумфального момента досадой.
— Ве-ли-ко-лепно, — рассеянно повторил он и нахмурился. — Но сначала — серьёзный разговор.
Ариэль открыл ящик и вытащил пачку листов.
— Вот, — волосатая рука припечатала бумагу к столу. — У нас проблема.
— Ариэ-эль! — взмолился я, догадавшись, что сейчас начнётся.
— Нет, Илья, — шеф вскинул ладонь в предостерегающем жесте, как принято изображать на дорожном знаке Stop. — Потом всё покажешь, но сперва…
Я непроизвольно застонал. Ариэль взял первую страницу и пробежался по объёмистому абзацу.
— Первое, — он строго взглянул на меня и снова вонзился в текст, — ты постоянно опаздываешь.
Застрявший в горле ком лишал не только дара речи, но и способности дышать.
— Желаешь прокомментировать? — холодно поинтересовался Ариэль.
Я задыхался.
— Илья?
Кровь тяжело стучала в висках. Пальцы судорожно впились в пластиковый корпус ноутбука.
— Илья?! — повторил Ариэль с нажимом.
Я заставил одеревеневшие позвонки прийти в движение и медленно повёл головой из стороны в сторону.
— Больше так продолжаться не может! Я тобой недоволен. И далеко не впервые. Я записал по пунктам, — он шмякнул по стопке, — и сейчас мы во всём разберёмся.
Пока он бубнил, способность мыслить постепенно восстанавливалась. Переехав в Санта-Круз, я не сообщил об этом в офисе, чтобы сохранить возможность по пятницам работать дома. Но теперь приходил вовремя, что стоило немалых усилий, ввиду врождённого опоздунства. Некогда меня даже в пионеры не приняли по этому поводу, но то совсем иная история. Так или иначе, вступать в споры на эту, да и на какую-либо другую тему не было никакого смысла. Разочарованный и оскорблённый, я решил снести экзекуцию, не проронив ни звука.
— Я требую ответа, до каких пор это будет продолжаться?
Я молчал.
— Илья! Это принципиальная тема. Мы…
— Я прихожу вовремя, — не удержавшись, процедил я.
— Не перебивай меня!
— Да, больше так продолжаться не может.
Возобновление гордого молчания теряло всяческий смысл. Я отложил лэптоп, пристроил на колене тетрадь, вывел цифру один, поставил точку и обрисовал.
— Вот-вот, так продолжаться не может! — воодушевился Ариэль. — Ты должен усвоить: время прибытия — не шутка, как тебе, вероятно, кажется.
Какие уж тут шутки? До шуток ли теперь? Я изобразил растекающийся циферблат и принялся вычерчивать разлетающиеся стрелки в стиле Дали.
— Не пустая условность! Не третьестепенная мелочь! — рвал горло Ариэль. — Время прихода на работу — это основа основ! Фундамент! То, на чём зиждется…
Закончив, он шумно выдохнул и воззрился на меня.
— Приму к сведению, — подтвердил я, успев немного остыть, пока он громоздил эту монументальную ахинею.
Начальник удовлетворённо кивнул и погладил бумагу своей лапищей.
— Пункт второй, — он бросил короткий взгляд на записи и вновь всверлился в меня. — Невыполнение обязательств.
Я вывел красивую цифру два. Обрисовывал в другом стиле и написал печатными буквами — ОБЯЗАТЕЛЬСТВА.
— Взяв обязательства касательно работы, её содержания, объёма, сроков или того же времени прибытия, ты должен неукоснительно их исполнять!
Ариэль сделал паузу. Возражений не последовало, и он продолжил:
— Когда сотрудник не способен исполнять обязательства в полной мере и в оговорённые сроки, происходит сбой здорового рабочего процесса! А здоровый процесс…
Ариэль смотрел уже не на меня, а куда-то мимо — в мир заветной мечты, где, осенённые благодатью здорового рабочего процесса, дисциплинированные, пунктуальные служащие, сущие агнцы златорунные, беспрекословно исполняют обязательства и с трепетом прислушиваются к начальству, предугадывая все его прихоти.
— О’кей, — сказал я, когда он утихомирился. — Я учту.
Ариэль прочёл следующий параграф, приподнял верхний лист и, словно сличая, внимательно посмотрел на меня, а затем снова на лист.
— Пункт три, — с олимпийским спокойствием начал он. — Твои представления о том, в чём заключаются твои обязанности, не соответствуют моим. Мы никак не можем определиться в базисных понятиях.
Я обречённо вздохнул. Неужто снова два аспекта «мы договорились»? Хотя нет, с «обоюдным согласием» мы вроде уже давно разобрались. Значит, подразумевается второй аспект, относящийся к погрешностям человеческой памяти и буйной фантазии моего начальника.
— Ты не принимаешь мою позицию, да что там мою, — единственно верную! Мы дожили до того, что приходится прибегать к помощи Аристотеля! Но даже он не помогает!
Я уже давно отчаялся решить эту проблему, так как Ариэль отказывался фиксировать договорённости в письменной форме, почти всегда приплетал что-то к изначальному соглашению и в итоге так или иначе оставался мной недоволен.
— Нынешнее положение неприемлемо! Необходимо немедленно принять самые категоричные меры!
— Ты прав, самое время, — я подобрался, готовясь к серьёзному разговору.
— Покончить с этим раз и навсегда! — он потряс указательным пальцем.
— Давай, я готов.
— Превосходно. Но сначала разберёмся с остальными пунктами. Не менее важными.
Я закашлялся, скрывая нервный смешок.
— Пункт четвёртый, — торжественно провозгласил он.
Я вывел номер, прислушался, записал название и углубился в украшение надписи зубчатым орнаментом. Арик говорил упоённо, с красноречием, достойным лучшего применения, снабжая обличительную речь выразительными образами и напыщенными сравнениями. Когда он истощился, я склонил голову, демонстрируя согласие.
— Пункт пять.
— Да, я записываю.
— Пятый пункт, — повторил он.
Пункт оказался запутанным и, заплутав в метафорах и аллегориях, Ариэль отчаянно бился с ними минут пятнадцать.
— Ты всё понял? — он подозрительно уставился на меня.
— Ага, предлагаю двигаться дальше. У нас ещё немало… — я покосился на стопку, — кхм… дел впереди.
Я написал новую цифру и нарочито нахмурил брови.
— Ты не отвечаешь на телефон! — Арик стиснул кулаки, но, не найдя им приложения, хлопнул по столу ладонью.
— Так ты звонишь мне по сто раз на дню! — возмутился я.
— Я твой начальник, и ты обязан мне отвечать. Должна быть постоянная линия связи. Прямая и открытая коммуникация…
— Куда прямее? Я же сижу за стенкой от тебя, мы и так…
— Неважно, — отрезал Ариэль. — Подумать только! Я звоню, а ты…
— Я понял.
— Нет, ты не понял.
Пока он распинался, я набросал дисковый телефон с ушастой трубкой, рядом крестик умножения и число сто. Когда он выдохся, я сидел, уткнувшись в тетрадь, и вяло симулировал осознание собственной вины. Арик выдержал назидательную паузу, потом вздохнул, выровнял стопку и взялся за новый запил.
— Халатное отношение к составлению графиков работы.
— Просто возмутительно! Я знаю, как это для тебя важно.
— Вот именно!
Нажевавшись моими ушами под соусом первостепенной значимости составления рабочих планов, Ариэль отложил очередной лист.
— Пункт восьмой, — с сытым довольством протянул он. — Твои профессиональные качества не соответствуют занимаемой должности. Ты не способен…
— Всё, Ариэль, всё, — я захлопнул тетрадь. — Возможно, наши взгляды во многом не совпадают. Я могу терпеть претензии на тему времени прибытия, смириться с тем, что мои методы отличны от твоих и потому являются ущербными. Я готов выслушивать практически любые придирки — что я не выполняю обязательства, что я не Платон или, наоборот, упрёки, адресованные Платону. Но я не допущу отрицания моих профессиональных качеств!
Арик, привыкший к тому, что я давно прекратил спорить с ним во время подобных экзекуций, на миг растерялся.
— Во-первых, — продолжил я, — ты прекрасно знаешь, что это не так. Во-вторых, ты в три раза укоротил сроки, но, тем не менее, я закончил вовремя. И, в-третьих, ты провёл несколько собеседований и определил меня на эту должность. Мы работаем бок о бок, и тебе доподлинно известно, что я отлично разбираюсь в том, чем мы занимаемся.
Арик долго гипнотизировал меня удавьим взглядом.
— Давай не отвлекаться, — я кивнул на кипу листов.
Похрустев страницей с восьмым пунктом, он отложил её и вчитался в следующий параграф, а я с карикатурным злорадством взялся вырисовывать его портрет.
— Девять, — объявил Ариэль.
Пока он тарахтел, словно кукурузник, набирающий высоту, на бумагу ложились контуры несколько несимметричного черепа с массивным изгибом нижней челюсти, широким лбом, оттенённым глубокими мысами проплешин, и тяжёлые надбровные дуги, какими мог похвастаться не каждый питекантроп.