— Лирелей, — проникновенно произнес он, и взгляд его, весомый и какой-то плотный, медленно отправился в путешествие по моему лицу, стек ниже, задержался на груди с ее бесстыдной рубашкой, пополз ниже. Я буквально почувствовала, как этот взгляд облизал подвязки чулок, коленки и почему-то щиколотки. — Вам эта конструкция совершенно не нужна. Вы прекрасны.

И прозвучало это с алмазной, мифриловой просто убежденностью в своей абсолютной правоте.

Что ж, будем иметь в виду: на комплименты дамам эльфийская нелюбовь ко лжи не распространяется.

А темный, отстранившийся было немного, вновь оказался близко — избыточно близко, недопустимо близко.

Поднял руки — словно обнял — но на самом деле всего лишь коснулся волос и перекинул мою косу вперед.

Черная на белом, она резко выделялась на нижней рубашке. И столь же контрастно-яркими казались длинные пальцы темноэльфийского борца со шпионками, которые медленно, с явным чувственным наслаждением стаскивали простенькое колечко-зажим с ее конца.

Он расплетал строгую уставную прическу, перебирал пряди, волнистые после косы и откровенно млел от процесса.

А меня от этой картины начало меленько потряхивать. Дрожь, затаившаяся в кончиках пальцев и в коленях, начала расползаться по телу: захватила живот, заставила поджать пальцы ног…

Я снова прикрыла глаза, чтобы избавиться от этого ощущения, но и с закрытыми глазами прекрасно чувствовала, как тонкие пальцы ворошат и гладят мои волосы. Как от этого слегка дергает и покалывает затылок и макушку…

О, Оракул, всесильный и всеведущий, за что мне это?!

…нет, я знаю — за что.

Просто с отмеренным не согласна!

А темный теперь увлеченно целовал открытую кожу в вырезе нижней рубашки, и без сомнений чувствовал, как частит мой пульс и как мое сердце бьется в его губы.

Чтобы отвлечься, я перебирала в уме засечки и закладки на спасение, повторяя, примеряясь к сложным формулам и убеждаясь в очередной раз, что справлюсь, что не посрамлю себя, лишь бы выпал шанс, лишь бы хватило времени…

Этот способ отвлечения перестал работать, когда руки темного скользнули под мою рубашку.

Я сглотнула, а его пальцы принялись выписывать узоры, скользя то по тонкому шелку чулок, то по голой коже, оставляя горящий огнем след, смешивая воедино непристойную ласку и магию.

Я чувствовала, как скользит по моей коже его сила, поднимая дыбом все крохотные волоски на теле, тая и оставляя едва читаемое магическое эхо.

Я разбирала, что и для чего он применил. Я умирала от смущения, от одной мысли (и ощущения), где именно он это применил.

Я не доживу до конца. Я не выживу. Я сгорю от стыда и рассыплюсь прахом по его роскошной пещере.

Не открывая глаз, я снова, в который раз, сглотнула, смачивая пересохшее горло, стремясь взять себя в руки, попыталась сжать пальцы в кулаки — и не смогла, вспомнив, что мысленно разложенное мной на составляющие заклинание всё еще меня держит.

— Потерпите, лирелей, — выдохнул темный мне в шею, холодя дыханием влажные следы своих же поцелуев.

Пальцы темного легко, медленно погладили мою кожу над полосой чулок, уже без всякой магии, только лаская.

— Остались только туфли, — и он легко провел языком по моей шее, заставив дернуться всё внутри.

Туфли? Какие туфли?

Мысли суматошно метались в голове, а я наблюдала, как темный эльф (гордость, спесь и вишенка пафоса сверху) плавно опускается передо мной на колени, скользя грудью и руками по моему телу.

Оракул…

Нет, Оракул тут не поможет, тут нужны силы могущественнее.

Тау, спаси меня!

Широкие ладони, проскользив до щиколоток, огладили их и переключились на мою обувь, сплетая вокруг нее узоры чар, а сам темный, нимало не стыдясь своего униженного положения, покрывал поцелуями мои ноги от бедер до колен.

Сердце, которое и до того вело себя нервно, теперь колотилось в горле, нагоняя кровь в голову и порождая шум в ушах, оглушая.

— Ну надо же, — выдохнул он куда-то в область подвязок моих чулок, — Даже в обуви ничего нет. Фантастическая безалаберность.

Его ладони поползли по моим икрам вверх, то сжимая, то гладя.

— Это того, кто отвечал за ваше внедрение, нужно казнить.

Ну, знаете ли! Я не для того тут продала свои тело и честь, чтобы потом меня казнили!

Горячие пальцы скользили по краю чулка, и подвязки развязывались сами по себе, одна за другой.

— Это просто вопиющее небрежение своими должностными обязанностями, — продолжал делиться мнением с краем моей рубашки тот самый темный, что предложил одной опасной преступнице (да еще и предположительно шпионке!) спасение жизни в обмен на секс.

По поясу для чулок он пробежал пальцами совершенно формально — и эхо чужой силы лишь чуть щекотнуло кожу живота. Видно, в моем мифическом работодателе разочаровались совершенно и уже не ждали от него никаких достойных шпионского начальства поступков.

Расстегнул и отбросил в сторону, к прочим предметам гардероба.

Склонился к туфлям. Бережно придерживая меня за талию, стянул правую, заботливо предупредив:

— Осторожно, лирелей!

«Как будто от лирелей здесь что-то зависит!» — мысленно проворчала я.

А он стащил обувь с моих ног.

Скучные форменные туфли одна за другой упали поверх нижнего белья — личного, дорогого сердцу и бюджету.

Для некоторых нет ничего святого!

Полыхнул серебром защитный контур вокруг горки моих вещей.

— На всякий случай, — пояснил он, отрезая меня от гипотетических не обнаруженных им сильномогучих артефактов.

И потянул нить парализующих чар, возвращая мне подвижность.

Меня качнуло от неожиданности — и темный заботливо придержал меня за бедра, не дав мне упасть, и, не задерживаясь, потянул вверх край нижней рубашки.

Тонкий шелк потек по телу, и я послушно подняла руки вверх — договор есть договор.

Волосы черным водопадом упали из горловины на спину, на голые ягодицы, рассыпались волнистым после косы пологом. Темный, проводив завороженным взглядом этот поток, поймал на долю мгновения мой взгляд…

«Ну, теперь-то точно всё!» — подумала я, и мой взгляд против воли метнулся к широкой кровати.

А эльф ухмыльнулся и ме-е-едленно наклонился к моей груди.

Когда теплые губы коснулись нежной кожи, внизу живота что-то тревожно екнуло. Сейчас, без ткани, без стиснувшего грудь корсета, это ощущалось совсем по-другому.

Поцеловал. Тягуче протянул языком горячий след до самой ареолы… Коснулся кончиком языка соска — и тот моментально затвердел, собравшись в горошину, и вокруг него тут же сомкнулись губы. Бесстыжие, не знающие приличий губы.

Это было неожиданно. Это было ярко. Это было… Невыносимо.

Пока я ловила ртом воздух, темный подлец переключился на вторую грудь, бесчестно и коварно укусил доверчиво открытую округлость, и это оказалось изумительно. Током, огненными стрелами ударили во все стороны новые ощущения.

Я стиснула кулаки. Сжала зубы.

— Ну же, лирелей, — со смешком укорил меня мерзавец. — Так вы на избавление от смертной казни не заработаете!

Дыши, Нэйти. Дыши.

Темный коснулся места укуса языком, нахальным и гладким. Зализал его. Взял в рот второй сосок.

Мысленный мой крик застрял в глотке, не вырвался наружу — но только до тех пор, пока эта темная сволочь не принялась посасывать свою добычу, то нежно, то грубо, то прикусывая, то перекатывая губами.

Я не кричала, нет. Я забыла, как дышать — где уж тут кричать-то?

Мужские ладони коснулись моих лопаток, и я вдруг поняла, что до этого он касался меня только губами. Ртом.

Что ж, зато теперь руки были везде. Гладили плечи, скользили по спине, сжимали ягодицы и бедра. И грудь, да. Когда он добрался до неё еще и руками, я с ослепительной ясностью поняла, что просто сойду с ума от перегрузки ощущениями.

Осознала это, смирилась, приняла — и отдалась этому бурному потоку.

И ухватила полностью одетого темного за плечи.

Ну, рехнусь — и рехнусь. Зато получу от этого удовольствие.

И мои ладони на мужских плечах словно стали сигналом, знаком темному: подхватив меня на руки, он в один шаг оказался возле кровати. Покрывало взлетело, словно гигантская рыба-скат, взмахнув мантией — и меня бережно опустили на белоснежную гладь постели.

Его рот смял мои губы — и первый поцелуй был неторопливым, смакующим, осторожным…

А моя первая мысль — «Так вот ты какая, знаменитая эльфийская меткость! После получаса попыток он-таки сумел найти цель!»

А потом мне стало не до ехидства, даже мысленного: разведка закончилась, и захватчик настырно устремился в глубь завоеванных территорий…

Напористые, голодные движения. Легкие укусы и волнующие касания. О да, хотя бы в этом мне повезло: этот мужчина явно умел обращаться с телом. И не только своим.

Голова шла кругом, и я погружалась в это чувство с упоением: нет сокрушительного провала, не нужно придумывать, как спасать ситуацию. Нет и не будет никакого завтра — есть только здесь и сейчас, и это восхитительное головокружение.

Я так устала барахтаться. Я хочу плыть по течению. Мне это нужно — хотя бы для того, чтобы набраться сил.

И течение не подвело: оно всё набирало ход.