Один взмах, и голова мёртвой женщины покатилась по полу, клацая зубами. Из ровного среза на шее не вылилось ни капли крови.

Энока доставили в Медовый зал, где ему быстро обработали раны мёдом и закрыли повязкой. Страшные шрамы останутся с воином на всю его жизнь, и всё же он надеялся, что удастся сохранить глаз.

Лекарь не решался предложить помощь, да особо и не горел желанием — топтался за спиной ярла, прижимая комок снега к подбитому глазу и тихо ругался на своём языке. В другое время Ингве обязательно потряс бы его, но было некогда.

Энок же, когда его раны были обработаны, изъявил горячее желание присутствовать на сожжении Сигирд. Он испытывал к ней двоякие чувства.

С одной стороны, женщина в положении — особо уязвимое существо, её нужно оберегать от бед и разочарований, помогать и ухаживать, словно за стеклянной статуэткой. Тем более, что женщина была очень красива. Образ её, холодной, словно спящей, навсегда запал воину в душу.

С другой стороны — порождение мрака, которое едва не лишило его жизни, и которое было более чем достойным противником. Кто знает, что было бы, не вмешайся Ингве. Возможно, это его труп сейчас покачивался на волнах, в ожидании огненной стрелы.

Лодка с Сигирд полыхнула, ярко разгоняя тьму.

В суматохе люди пропустили закат, и по-хорошему нужно было дождаться следующего. Но никто не хотел оставлять рядом с собой покойницу, пусть и упокоенную окончательно.

— Ты убедился, что это дело рук ведьмы, — ярл скорее утверждал, чем спрашивал. В его выцветших глазах отражались языки пламени.

— Да. Коновалу на такое ума бы не хватило, — нехотя согласился Ингве.

Доверенный конунга мрачно размышлял о том, что, если ведьма сошла с ума, или боги весть толкнули на такой поступок, её срочно нужно найти.

В легендах не раз упоминались вёльвы [Вёльвы — могущественные ведьмы из скандинавских саг.], которые могли повлиять на ход битвы, наслать мор или голод на целые города в отместку за обиду. Но то, что сотворила эта ведьма, не укладывалось у него в голове. Ударила по самому ценному, что только есть в этой жизни: по детям.

Воин зло сжал кулаки. Конунг должен знать, что творится на его земле. Живой эта дрянь не уйдет, да простят его боги.

А что нужно сделать сейчас? Проверить всех местных на предмет болезни. А дальше что? Отбирать от материнских грудей младенцев?

Да. Отбирать.

Как бы мерзко Ингве не было от этих мыслей, но ему придется принять решение, от которого зависит выживание целого селения, раз ярл на него не способен.

А если люди болеть не перестанут? Дальше что? Норд мысленно схватился за голову. В первую очередь нужно усилить караулы ярла своими людьми. Даже хорошо вооружённый крестьянин — ещё не воин.

Они стояли на берегу незамерзающей реки, пока горящая лодка не скрылась из глаз за поворотом.

Уже на пути в селение Ингве подумал, что неплохо бы прислать сюда какую-нибудь другую ведьму, чтобы она могла справиться с напастью. Но это пока он доберётся до конунга, пока они найдут подходящую — нужна опытная и не совсем дряхлая, чтобы перенесла дорогу туда и обратно.

Люди начали расходиться по домам, когда доверенный конунга, оставив двух своих людей на воротах, направился в крайний дом. С собой он взял двух воинов, остальных хотел отправить на боковую, но Энок неожиданно напросился с ним.

Немного подумав, Ингве согласился: увидев такую тварь однажды, с живым человеком её уже не спутаешь, пусть идёт. Пригодится.

Люди в домах встречали их настороженно, а доверенный с каждой минутой всё сильнее чувствовал горечь: все дети до тринадцати лет оказались больны в той или иной степени.

В следующий дом они прорывались почти боем. Миниатюрная и хрупкая женщина (и откуда только силы взялись), как волчица, стояла на страже своего жилища. Её супруг — ещё молодой, но уже окрепший норд пытался сдержать жену, хватать её за руки, но безуспешно. Она скалой стояла в дверном проёме, не давая пройти.

Воины же, дабы не навредить женщине, старались не применять силы: такую на улице встретишь — чихом перебить можно было бы.

— Нэл, прошу тебя… — муж, обхватив её сзади за талию, пытался оттащить, но та упиралась руками и ногами в косяк. Её пальцы впивались в древесину до побеления, осколки обломанных от напора ногтей и щепка впивались в кожу, но она не чувствовала боли.

— Нэл, иди в дом! Они ничего не сделают!

— Они заберут его! — женщина билась в историке. — Они убьют его, как убили Сигирд!

Скрутить её далось только вдвоём. Воины держали Нэл за тонкие запястья, мешая друг другу в узком дверном проёме, и стоило её пальцам соскользнуть с деревянной балки — буквально вдавили вовнутрь дома, в объятия мужа.

Ингве, только увидев бледно-синюшного ребёнка понял, что истерила женщина не зря. Полуторагодовалый малыш стоял на своих кривых ножках, раскачиваясь из стороны в сторону. В левой ручке он держал за шею задушенную курицу. Та безвольной тряпкой обвисла в пухлой детской ручке.

Он задумчиво осмотрел ввалившихся в помещение воинов побелевшими глазами и откусил своей жертве голову. Ингве мрачно кивнул двум воинам, чтобы те помогли хозяину дома вывести беснующуюся жену и сделал шаг вперёд, доставая из ножен меч.

Нет преступления хуже и отвратительнее, чем на глазах у матери убить её ребенка, даже если он уже и так мёртв. Ингве был отвратителен сам себе.

Маленькое чудовище следило одними глазами, не прекращая жевать, как его мать выволакивают из дому. Закрывшаяся за ней дверь словно послужила сигналом — обезглавленная куриная тушка метким броском была направлена прямо в лицо воину, а сам мальчишка пушечным ядром кинулся под ноги.

Вынужденный отмахнуться от курицы, Ингве пропустил удар, и крошечные белые зубы вцепились ему в икру чуть повыше голенища, силясь достать вену под коленом. Воин взревел, когда Энок, оставшийся с ним, обхватив ребёнка поперёк туловища, дёрнул на себя.

Зубы соскользнули по вытрепанной коже штанов, и уже через мгновение мальчик извивался и шипел, силясь вырваться из стальной хватки воина, он перехватил его покрепче за шею и остановился.

— Я не могу… — его голос предательски дрогнул.

— Иди на улицу, — Ингве перехватил мальчика за руки и за ноги, давая возможность Эноку выйти из дома.

Нэл уже не бесновалась, она сидела на коленях, спрятав лицо в ладонях. Муж сидел рядом, обнимая за плечи и прижимая её к груди. Вместе они слегка раскачивались, словно единое целое.

Через минуту из дома вышел и Ингве. Руки его дрожали. Ни слова не говоря и стараясь не смотреть на супружескую чету, это было выше его сил, он прошёл мимо и направился в Медовый зал.

Если ему удастся выловить лекаря незаметно для ярла — сегодня одной паршивой собакой на этой земле станет меньше.

Сын Нэл и Ульрика был единственным обратившимся ребёнком. Одного мальчика двенадцати лет они так и не нашли. Его не молодой уже отец только разводил руками, мол, когда ушёл на охоту, мальчик лежал. Вернулся — ребёнка и след простыл. Сначала мужчина подумал, что его сын ушёл по нужде, но тот так и не вернулся.

Ингве только качал головой. Люди начали прятать воскресших детей. Этого следовало ожидать. Он долго пытался добиться от отца мальчика правды, но безуспешно. Где можно было спрятать ребёнка?

Подпола в этом доме не было. Чердака — тоже. В лес выйти невозможно: у ворот стоит усиленный людьми Ингве караул. Значит, мальчик ещё в селении. Где?

В Медовый зал Ингве попал уже глухой ночью. Искать сейчас лекаря бесполезно. Скорее всего, он наглухо забаррикадировался в своей норе, и тихо его не удастся достать. Остаётся только лечь отдыхать. А завтра?

Снова идти по домам, искать умерших детей. Найдёт ли? Да, Балдер, заварил ты кашу в своих владениях.

Он улёгся на топчан и закинул руки за голову. Уснуть не удавалось. Кликнуть прислугу, чтоб пива крепкого принесла? Нет. Ему нужна ясная голова.

Как Къелл бросил селение в такой момент? Эта ведьма так опасна, что он не мог послать за ней кого другого? Жив ли вообще?

Ингве был хорошо знаком с Къеллом: доводилось сражаться плечом к плечу. Матёрый воин, он крепкой рукой мог бы навести порядок в селении. Почему не сделал этого?

Мысли доверенного снова вернулись к детям. Нельзя оставлять всё на самотёк, но и уехать он не сможет. Что делать? Отправить конунгу гонца, конечно. Пусть ищет по своим гонцам другую ведьму.

До утра Ингве отдохнуть не дали. Истошный женский крик разорвал тишину и, казалось, раздался над самым ухом у доверенного.

Рефлексы воина сработали быстрее, чем мозг, и он во мгновение ока оказался на ногах с мечом наготове. Женщина на улице продолжала захлёбываться криком. Ингве поспешил туда.

Несмотря на предрассветный час, на улице было светло: добрая часть селения полыхала ярким погребальным костром.

Люди вперемешку с животными в панике метались между домами, а под их ногами сновали подозрительно неловкие детские силуэты.

* * *

Къелл задержался в лесном доме на срок больший, чем собирался: предстояло много сделать, чтобы Агне и Богданка могли провести в лесу минимум две десятины. Он латал крышу, заколачивал окна, в то время как ведьма рисовала защитные руны в каждом углу и под каждым окном.