— Ты тоже моя первая и единственная подруга, — признание далось с трудом.

— Потому что с ним вы тоже были как муж и жена, — утвердительно кивнула Мара.

— Да, — прохрипела я в ответ.

— Как его зовут? — тихо спросила она.

И мне понравилось, что она использовала настоящее, а не прошедшее время, поэтому я ответила, с трудом выталкивая из себя родное имя:

— Владан.

10. Год 43 от Великого Раскола

Лето угасало. Зелень разбавлялась золотом и багрянцем, а иногда одинокий красочный лист прилетал, гонимый ветерком, на мое привычное место. Темнело еще поздно, но скоро день всё стремительнее пойдет на убыль. Уже идет, но обманчивое теплое лето держит в сетях, не дает поверить. Первая годовщина почти настигла меня, она буквально наступала на пятки. Невозможно поверить, что год вскоре кончится и начнется новый оборот.

Я возвращалась к дому глубокой ночью и думала, что найду темную избу, наполненную тихим дыханием двух спящих. Но, приблизившись, заметила свет лучины, и шаг поневоле стал энергичнее. Хотелось заварить травы и сгрызть сухарь, в животе заурчало при первой мысли о еде. За предвкушением трапезы я не сразу поняла, что внутри избы идет жаркий спор. Голоса отчетливо слышались даже на улице.

Я никогда не видела, чтобы они ругались, и не слышала споров. Это напугало. Просто не может такого быть. Кален никогда не повышал голоса, а Мара не умела сердиться. Ради богов! Они вели молчаливые разговоры, будто слова вообще были не нужны, — о каких дрязгах могла идти речь? Но сейчас именно это и происходило. Я подумала, что стоит развернуться и уйти, чтобы дать им немного уединения, но вдруг услышала свое имя.

— Это Ягишна должна решать, как же ты не понимаешь! — горячо вскрикнула Мара.

— Она не видит целостной картины, мы не можем поделиться с ней всей правдой, а потому должны молчать вовсе, — возражал Кален. — Ты знаешь, к чему это привело нас. Ты знаешь, что бывает, когда он затевает свои интриги.

— Да! Но я также знаю, что, если бы у меня был шанс вернуть тебя, — в отчаянии прокричала она, — я бы пошла на любые жертвы. Хочешь сказать, что не заплатил бы цену, если бы речь шла обо мне?

— Даже не задумался бы! — его голос звучал возмущенно. — Неужели ты думаешь…

Но я не стала слушать дальше. То, что она сказала, заставило меня решительно распахнуть дверь, и я ворвалась в избу.

— Что значит «шанс вернуть»? — меня не заботили какие-то приличия. Да, я подслушивала и неловкости не чувствовала. Мне казалось, что голос прогремит подобно голосу громовержца из моего сна, но крик получился визгливый, сорвавшийся. Меня трясло.

Они оба пораженно застыли. Мара выглядела более собранной, глаза же Калена бегали.

— Я не слышал, как ты подошла, — пробормотал он.

— Иногда, когда она хочет, ее никто не слышит, — заметила Мара. Ее голос звучал спокойно и ласково. Она обхватила ладонь Калена знакомым жестом, но я отмахнулась от вида его ладони и ее руки, облаченной в перчатку.

— Я хочу сейчас же знать, что вы от меня скрываете! — мой голос походил на крик.

— Действительно, Ягишна? — Кален пришел в себя, и в его голосе зазвенела сталь. — Ты требуешь раскрыть все секреты? Появилась здесь голью перекатной, привезя с собой… привезя его, — он споткнулся, но быстро взял себя в руки. — Никогда ничего не объясняла, и мы не задавали вопросы. Мы относились с пониманием и приняли тебя в свою семью. Такова твоя благодарность!

Я отшатнулась, словно он влепил мне пощечину. Жар бросился в лицо, а внутри разливалась паника. Он выгонит меня, снова близится осень, я не смогу жить рядом с погостом в своей телеге. Нужно было молчать. Я судорожно дышала, пытаясь усмирить свой гнев и не разжигать негодование Калена.

— Это было по-настоящему сурово, Кален, — пожурила его Мара совсем неуместным тоном. — Даже я почти поверила. Представь, как себя чувствует Ягишна!

Повернувшись ко мне, она подмигнула. Она подмигнула мне! В такой момент.

— Он просто хочет, чтобы ты уехала и была в безопасности, — заговорщицки зашептала она. — И, согласись, он заставил тебя чувствовать себя виноватой.

Кален судорожно вздохнул и опустился на скамью, спрятав лицо в ладонях. Его плечи вздрагивали. Я вообще перестала понимать, что происходит. Вид плачущего Калена серьезно меня испугал. И чувство вины запылало жарким костром внутри. Хотелось провалиться сквозь землю.

— Я… не должен был опускаться до таких слов и пытаться управлять тобой, Ягишна, — раздался голос парня, приглушенный ладонями. — Это именно то, что я ненавижу в нашей с Марой жизни. Нами всегда управляют.

— Я не понимаю, о чём ты, Кален, — старалась подбирать слова осторожно. — Но мне жизненно важно знать, что значит «шанс вернуть его», — а теперь я умоляла.

— Мы не можем рассказать тебе всё, — проговорила Мара. — Нас обязали хранить молчание против воли. Ты сможешь узнать всю правду только после возвращения… Владана. И, скорее всего, ты возненавидишь нас после этого.

— Никогда! — воскликнула я горячо. Думаю, это были самые яркие эмоции от меня за всё время нашего знакомства. — Я не могу представить, что может заставить возненавидеть вас.

— О, ты и половины не знаешь, — пробормотал Кален. — Мы — плохие… люди.

— Кален, — предостерегла его Мара. Она обратила ко мне лицо, и ее голос был извиняющимся: — Он прав, но я не хочу, чтобы он пострадал, сказав больше. Я не могу потерять его, он — всё для меня. Но он прав. Мы — плохие люди.

Я засмеялась. Я хохотала, и слёзы текли по щекам. Они выглядели несколько напуганными моей реакцией. Но я не могла остановиться.

— Сейчас… сейчас я покажу вам, кто из нас троих действительно плохой человек, — выдавила я и рубанула ребром ладони по воздуху, наводя мо́рок.

11. Год 42 от Великого Раскола

В избе царил удушающий жар, на скамье мучилась роженица. Ягишна, вся в испарине, устроилась в изножье скамьи, утешая кричащую женщину.

— Давай, Варвара, тужься — и дыши, дыши глубоко, не сжимайся, — она еще шире развела колени девушки.

— Я не могу, очень-очень больно, — плакала молодая роженица.

Вокруг сновали две женщины преклонных лет, родственницы будущей матери. Они неодобрительно косились в сторону Ягишны.

— Всё хорошо, давай, поднатужься, я уже вижу головку, — ободряюще улыбнулась молодая повитуха. — Всё будет в порядке, всё уже идет хорошо.

С последним надсадным криком Варвара вытолкнула из себя младенца. Ягишна ловко повернула ребенка в руках, пальцами очистив ротик и носик, и легонько похлопала малыша по спине, поворачивая лицом вниз. Раздался возмущенный детский вопль.

— Вот у нас какой крикун! — засмеялась Ягишна. — Богатырь будет!

— Ты матери-то его приложи да пуповину режь, — заворчала одна из пожилых. — Вертит его в своих ведовских руках туды-сюды не пойми для чего. У нас так не рожают, тащишь из своего гнилого рода свои обычаи.

Ягишна тяжело глянула на двух склочниц и поспешно положила младенца на грудь уставшей, но счастливой Варвары. Перетянув пуповину обработанной в вине пеньковой нитью, повитуха достала чистый, сверкающий новым железом нож.

— Чего удумала? Режь нашим! — закричала одна из родственниц. Они с Варварой были очень похожи с поправкой на пару десятков лет. Не иначе, мать.

— Все инструменты должны быть чистыми, — терпеливо объяснила Ягишна. — Это безопасно.

Растолковывая вещи, которые казались очевидными, повитуха быстро перерезала пуповину, после чего достала из корзины нечто обернутое чистой холщовой тканью и пристроила на живот роженицы. Улыбка Варвары была благодарной и извиняющейся, Ягишна утешительно сжала ее колено в ответ.

Мать девушки испуганно столкнула сверток с живота дочери. Покатившись по полу избы, холща безнадежно измаралась и развернулась, являя на свет кусок льда.

— Это что еще за шутки? — закричала женщина в ярости.

— Чтобы послед вышел легче, — торопливо проговорила Ягишна. — Но теперь нужно поискать новую чистую ткань.

Она принялась рыться в своей корзине, но испуганно вскинула голову, когда раздался сдавленный стон Варвары, а родственницы заголосили в две глотки:

— Кровь! Сколько крови!

— Разве так должно быть? — слабо вскинулась Варвара.

— Всё будет хорошо, милая, — попыталась успокоить ее Ягишна и, повернувшись к женщинам, злобно прошипела: — Вы можете умолкнуть, тупые деревенские бабы?

Мать роженицы и вторая женщина с криками и кулаками бросились на несчастную повитуху, разнося по избе вопли:

— Ах ты ведунья! Проклятье на нас насылаешь! Не тронь моих деток своими грязными руками! — мать теснила дородным телом Ягишну к выходу из избы. Вторая напирала следом, пытаясь вцепиться в косу девушки.

— Я могу… могу ей помочь, пустите… Пустите же, она может умереть, — пыхтя, отбивалась повитуха. Но тут тетка наконец добилась желаемого и, вцепившись в загривок Ягишне, за волосы выволокла ее из избы, со всей силой швырнув с порога. Девушка перелетела ступеньки бани и, прокатившись кубарем по земле, закричала от злости:

— Проклятье! Королобая [Королобая — здесь: тупая, глупая; имеется в виду «лоб из коры», то есть «деревянная голова».] ты баба!