— Ра-аз… Два-а… — считает дед.

Мы с Элей выскакиваем из своего укрытия, подбегаем к дедушке и, не дав ему произнести «три», с размаху ударяем пузырями пониже спины. Клоун чуть не падает, он напуган до полусмерти, мы мчимся обратно и прячемся за барьер. Клоун выпрямляется, со страхом и недоумением смотрит на зрителей, которые хохочут и визжат от восторга. Никого поблизости не обнаружив, он вновь приступает к исполнению номера. И снова при счете «раз… два…» мы подбегаем к деду, с треском лупим его пузырями и бежим прятаться за барьер.

Клоун медленно выпрямляется, теперь во взгляде его изумление и ярость. Он подходит к барьеру и в упор строго смотрит на мальчика в первом ряду.

— Это не он! Не он! — дружно кричат дети. С сомнением покачав головой, дедушка поднимает руку, призывая к тишине.

Зрители сразу успокаиваются, и, погрозив мальчику пальцем, дед решительно направляется на середину манежа. Громко вздохнув, он становится в ту же позицию и в третий раз начинает считать:

— Раз… Два…

Мы только успеваем подбежать и замахнуться, как он резко поворачивается, а мы, вскрикнув от неожиданности и бросив пузыри, кидаемся прочь, визжа, спотыкаясь и падая. Торжествующий клоун мчится за нами, подбирая пузыри.

Цирк гремит от хохота маленьких зрителей. Деду удалось, наконец, поймать меня, и, держа под мышкой, он колотит меня пузырем так же, как мы только что били его. Эля хотела спастись бегством, но дедушка заметил ее маневр и бросился вдогонку.

Так закончилось наше антре…


Цирк переезжал из Тобольска в Барнаул. Медленно двигался караван фургонов, вдоль которого на цирковых лошадях скакали почти все мужчины труппы. А мама, Эля и я ехали в легких беговых саночках — детей сажали в них по очереди. Сейчас была наша очередь, и мы наслаждались. Мороз был страшный, но в заячьих шапках с длинными ушами, в сибирских тулупах, укутанные медвежьей шкурой, мы совсем не мерзли.

Ехали уже несколько дней, и все изрядно устали. Вечером мы должны были переправиться по льду через реку, а там, часа через полтора, деревня, а значит — привал и ужин.

На ужин нам обычно давали пельмени, их налепили в дорогу целый мешок, и они гремели в нем на морозе, как камешки.

Я первая увидела огоньки.

— Смотрите! Деревня!

Кучер, сидящий на облучке, не оборачиваясь, громко сказал:

— Не деревня это, а стая волков.

— Ну и пусть! Моя тетя ездит джигитовку и стреляет на полном ходу в цель! У тети ружье! — храбро ответила я.

— Ружье, ружье… — начал было возница, но тут раздался страшный треск, затем чей-то крик, громко заржали лошади, залаяли собаки. Это лопнул лед, на который мы только что въехали на наших саночках.

Прозвучала команда, и все наездники разом спрыгнули с лошадей. К нам полетели веревки, чьи-то руки протягивались ко мне, но санки стремительно уходили под лед. В тело проник незнакомый, мокрый холод… Я потеряла сознание.

Очнулась я оттого, что меня натирали чем-то горячим. Это был спирт, который раздобыла хозяйка на хуторе. К счастью, никто не утонул, но искупались и мы, и наши спасители основательно. Нас напоили чаем с горячим вином, укутали, и я крепко уснула.

Разбудили меня голоса.

— Ну как? — спрашивал папа.

— Воспаление легких. У всех троих. — Это говорил дедушка.

Приложив ухо к моей груди, он прислушивался к дыханию.

— Пустяки, — негромко продолжал дед, — пока доберемся до Барнаула, вся команда будет здорова.

— Безумие, — сказал кто-то, — их нужно оставить здесь, пока не поправятся.

— Здесь? В душной грязной хате? — возмутился дед. — Ни за что! Воздух! Только чистый воздух будет их лекарством!

Когда мы приехали в Барнаул, градусник и лекарства нам действительно были уже не нужны. Все трое могли спокойно работать на открытии цирка.


Как-то, собираясь утром на базар, мама спросила:

— Что вам сегодня сделать на обед?

— Поросенка с гречневой кашей, — ответили мы не задумываясь. Мама взяла корзинку и отправилась за покупками. Следом за ней побежал Дружок — приблудная дворняга, которая везде сопровождала маму, как телохранитель.

В корзинке, которую вскоре принесла мама, сидело что-то бело-розовое с маленькими глазками и розовым пятачком.

— Амурчик! — мы бросились к корзинке и вытащили из нее поросенка. Несколько секунд он стоял в нерешительности и вдруг побежал, быстро переставляя ноги, как заводная игрушка.

Дружок, склонив голову набок, подозрительно смотрел на поросенка, но подойти не решался, а тот тем временем остановился и начал визжать. Визжал он так оглушительно, что мама тотчас вышла из комнаты, а через несколько минут появилась, неся бутылку с соской, полную молока. Она взяла поросенка на руки и стала кормить, отчего он мгновенно успокоился.

— Поросенка с гречневой кашей сегодня не будет, — философски изрек дед, глядя на маму. Она вздохнула, и они с Дружком снова пошли на базар.

Поросенок, которого мы назвали Амурчиком, стал нашей с Элей собственностью. Рос он куда быстрее, чем мы. Однажды в самом разгаре репетиции, где мы с сестрой разучивали новый танец, а папа и его брат Павлуша аккомпанировали нам на гитаре и мандолине, из кухни раздался визг. Мы бросились туда. Визг доносился из глубокой ниши под печью, где обычно хранилась разная печная утварь. Уже не раз Амурчик забирался в эту нишу, но стоило нам его позвать, как он тотчас вылезал. Почему же сегодня он сидит там, визжит, а выходить не хочет? Ведь мы его зовем, зовем…

— Он стал еще толще, пока сидел сегодня в нише, — догадался дедушка, — вот и не может вылезти.

Осторожно, чтобы не повредить поросенку ноги, дед стал вытягивать Амурчика кочергой. Когда поросенок был спасен, папа сказал:

— Придется взять его в цирк.

С тех пор наш Амурчик стал жить в цирке. Дедушка смастерил для него большую клетку, в каких держат настоящих диких зверей. Днем, когда мы были на репетиции, Амурчик бегал по всему цирку, но стоило нам во время перерыва начать пить лимонад, как он появлялся откуда ни возьмись и требовал свою порцию. Пил Амурчик так же, как мы, — из стакана или просто из бутылки. Дед смотрел на это с улыбкой, а однажды сказал:

— Пришла мне в голову идея. Я сделаю с Амурчиком антре.

— Разные животные выступали на арене, но свиньи… — откликнулся кто-то из артистов. — Это же глупейшие создания!

— А вот я докажу, что они такие же умные зверюги, как и все остальные! — возразил дед.

И доказал. На одном из детских утренников на арену выбежали клоун (наш дедушка) и Амурчик. Костюм поросенка состоял из огромного зеленого банта, кокетливо завязанного вокруг бело-розовой шеи. Выглядел наш Амурчик превосходно.

Поклонившись, клоун взял шамберьер [Шамберьéр — длинный хлыст на гибкой рукоятке, применяемый дрессировщиками в цирке.] и объявил почтеннейшей публике, что сейчас этот франт будет танцевать. Он нагнулся к Амурчику и вежливо произнес:

— Очень прошу вас показать нам свое мастерство, исполнить вальс.

Заиграл оркестр, и поросенок побежал по кругу, неуклюже поворачиваясь. Проделав это свое па несколько раз, он приблизился к клоуну, встал на колени и низко поклонился. Раздались хохот и бурные аплодисменты малолетних зрителей. Тут на манеж вышел шталмейстер [Шталмéйстер, или шпрехшталмéйстер, — ведущий циркового представления. В обязанности шпрехшталмейстера входят объявление номеров программы, а также участие в качестве резонера в клоунских репризах.] и заявил, что однажды он видел интересный номер: лошадь отказывалась прыгать через барьер, если команду ей давал не дрессировщик.

— Но лошадь — умнейшее создание, а ваша свинья только и умеет, что вертеться, — пренебрежительно добавил он.

Дедушка очень обиделся и объявил, что согласен заключить пари с кем угодно на любую сумму, что его Амурчик будет делать все, что делает дрессированная лошадь. Шталмейстер принял вызов.

Сначала назначили огромную сумму денег, а кончили тем, что решили спорить на бутылку лимонада. На арене немедленно появились стул, поднос с бутылкой и салфетка. Дед наклонился к Амурчику и что-то шепнул ему, показав на лимонад. Шталмейстер взял шамберьер и крикнул поросенку:

— Сейчас принесут барьеры! Будешь прыгать!

Амурчик спокойно сидел, как сидят собаки, и ни на что не реагировал. Принесли барьеры, поставили по кругу, шталмейстер дал команду «Ап!», но в это время клоун, пристально глядя на Амурчика, легонько покачал головой. Поросенок не двинулся с места.

— Почему ваша свинья сидит?! — возмутился шталмейстер.

— Свинью нужно просить вежливо, тогда она встанет, — ответил дед.

— Вежливо?

— Очень вежливо, — подтвердил клоун.

Поклонившись свинье, шталмейстер почтительно произнес:

— Прошу вас, будьте любезны.

Дед кивнул, и Амурчик, тотчас вскочив на коротенькие ножки, помчался к барьеру и остановился как вкопанный.

— Прыгай! — крикнул шталмейстер. Дед снова кивнул, и поросенок перелетел через барьер.

— Видели? Слушает мои приказания! — победоносно заявил шталмейстер.

Амурчик побежал дальше. Но перед следующим препятствием замер.

— Ап! Оп! — приказал шталмейстер, дед отрицательно покачал головой, и поросенок прополз под барьером. Так повторялось несколько раз. Наконец под общий хохот детей Амурчик подбежал к клоуну, поклонился и, уставившись на бутылку лимонада, начал требовательно визжать. Визжал он до тех пор, пока дед не напоил его сперва из стакана, а потом прямо из бутылки, предварительно подвязав этому благовоспитанному зверю салфетку.