— Лишь так я мог спутать им следы. Изменилась не только твоя внешность, но даже след твоей духовной силы.
— Только вот нас с дядюшкой Жу все равно находили. Все последние семьсот лет нашей жизни — сплошное бегство. Это изматывает. И не ты ли, мой благоверный, эту самую травлю возглавлял? — Мой голос так и сочится сладким ядом, я будто бы льщу и хвалю, а на самом деле — не терпится разодрать его в клочья.
Лэйшэн в очередной раз грустно вздыхает:
— Если бы не я, тебя и твоего дядюшки уже бы давно в живых не было. Поверь, Ли-эр. Я как мог отводил их от вас. Чтобы у вас было время убежать, скрыться. Чтобы им приходилось искать вновь.
Делаю глубокий вдох.
Так. Это нужно осмыслить. Получается, семьсот лет Фэн Лэйшэн играл на два фронта? Жизнью, можно сказать, рисковал. Его бы точно по голове не погладили, если бы узнали, что он покрывает чудовище. И если так — допустим, что так, — выходит, он благодетель. Настоящий герой.
Ой-ой! Этак далеко можно зайти. Почему я должна верить его словам? А если это очередная сладкая ловушка? Он же сюда точно не ради брачной ночи явился. Говорить красиво и складно он умеет, тут сомнений нет.
— Фэн Лэйшэн, ты ведь не дурак и понимаешь: слова хороши, но это лишь слова. А поступки были другие. И я, увы, помню их. Ты постарался, чтобы я запомнила, поэтому…
— Ли-эр! — перебивает Лэйшэн, как-то слишком поспешно и горячечно для него, обычно такого спокойного, и все-таки хватает меня за руку. — Я хочу совершить для тебя другие поступки. Подарить тебе хорошие воспоминания. Прошу, разреши!
Ой, не смотри на меня так! Что за взгляд побитого щеночка? Фэн Лэйшэн, ты отличный актер. Столько театров захотело бы заполучить тебя!
Отнимаю руку, опять вытираю об одежду и говорю строго:
— Не старайся. Мое сердце уже отдано другому мужчине. Мы обменялись с ним тайными именами, и я… — вскидываю глаза, смотрю прямо и открыто, чтобы понял: не вру, — провела с ним ночь.
На несколько мгновений в камере повисает тишина, которую, словно взмах клинка, разрезающий шелк, прерывает его возглас:
— Что?! — Лэйшэн сжимает кулаки, а лицо его будто заостряется и становится невероятно злым. — Что ты сделала?
— Отдалась ему, — говорю с вызовом. — Занималась с ним любовью. Достаточно? — Чувствую, что закипаю. — Или тебе в подробностях?
Он подается ко мне, нависает черной глыбой, полыхая гневом. И вновь становится страшно. Я отлично знаю, как в Мире Смертных наказывают жен-изменниц, так что если Лэйшэн меня сейчас поколотит — это будет меньшей из положенных кар.
Инстинктивно закрываюсь руками.
А Лэйшэн вдруг шарахается, будто его облили кипятком. Я вижу, как его трясет…
— Как ты там его назвала? Пепел, кажется… — бормочет он. — Ну конечно… Я должен был догадаться. Дорогой братец! Всегда он! — выплевывает со злостью. — Всегда раньше меня!
Вскакивает и стрелой несется к выходу. Только сейчас замечаю, что он закрывал нас Щитом Глухоты, чтобы смертные у двери не расслышали слишком много. Зато теперь я четко слышу его распоряжения:
— Это очень важная пленница. Срочно перевести наверх. И проследите, чтобы там были хорошие условия, — я завтра лично все проверю.
— Да, господин.
— Сделаем, господин.
Подобострастные фразы несутся ему вслед.
А я, оглушенная, сижу и пытаюсь унять вдруг сбрендившее сердце. Перед глазами снова мелькает видение — богиня с длинными до земли волосами смеется, стоя между двух ослепительно красивых мужчин: один одет во все белое, другой затянут в черное. День и Ночь, которые подчиняются только ей. Однако понять, что это было, мне не дают — начинается суета.
Меня чуть ли не под руки ведут наверх тем путем, которым я двигалась в духовном теле. На сей раз помещают не в камеру, а комнату. Правда, с массивной кованой дверью и решетками на окнах, но тут куда лучше, чем в нашей с дядюшкой Жу хижине: есть столик, топчан с матрасом и льняным одеялом, даже бочка с теплой водой и ночное ведро за ширмой. Не отказываюсь от такой щедрости. Тем более я давно не мылась в теплой воде — приходилось довольствоваться лесными ручьями. А когда выхожу, то обнаруживаю чистую одежду, притом женскую. Довольно простую и грубую, но вполне добротную и в чем-то даже элегантную. Но главное — это платье. Голубое. И судя по тому, что садится оно идеально, подготовили его заранее.
Переодеваюсь и ложусь на топчан. От всего услышанного меня слегка потряхивает. Особенно когда вспоминаю каждое слово вновь и вновь. Я запуталась, потеряла ориентацию.
Фэн Лэйшэн, что за игру ты ведешь? Чего добиваешься на этот раз?
Влюбился с первого взгляда… У меня не было шансов… Я верный…
Нет-нет-нет!
Просто путы, сладкие путы. Он дурманит мой разум. Сам же сказал: мое убийство — поручение из Дворца Небесного Императора. Вряд ли какой-то безродный мальчишка из клана Скрытых Клинков пойдет на нарушение такого приказа. А в людское благородство я уже давным-давно не верю.
Пока размышляю, входит слуга с подносом.
— Госпожа, — голос так и сочится медом, — я принес вам ужин. Дознаватель Фэн велел проследить, чтобы вы съели все до кусочка.
От вида блюд, которые расставляют передо мной на небольшом столике, живот требовательно и неблагородно урчит.
— Простите. — Краснею и опускаю глаза.
— Все в порядке, госпожа, — приторно улыбается слуга. — Кушайте, а я подожду за дверью, пока вы закончите.
Я благодарна ему за вежливость, потому что едва он выходит за дверь — набрасываюсь на еду. Юной девушке неприлично так себя вести. Но я — чудовище, мне можно.
Мясо в кисло-сладком соусе, тушеные овощи, рис — так вкусно! Сто лет — в буквальном смысле — такого не ела! Последнее столетие нам приходилось совсем туго. Если дома был рис, уже стоило радоваться. Оттого-то сейчас палочки в моих руках и движутся так быстро.
Покончив с едой, вылизываю тарелки. Потом тянусь к кувшинчику и наливаю себе вина. Персиковое…
Делаю глоток и ставлю глиняную чашу на стол. Она так и останется недопитой, потому что это нечестно — персиковое вино мы пили в ту ночь на крыше. Тогда-то он и предложил мне стать его женой…
Фэн Лэйшэн, умеешь же ты все испортить!
Со злостью сметаю со стола посуду, расколачиваю кувшин с вином.
Я больше не поддамся! Больше не поверю тебе! Больше не позволю разбить мне сердце!
Залезаю на топчан, пока вбежавший слуга суетливо подбирает осколки, обнимаю колени и утыкаюсь в них лицом.
Пепел, где ты? Забери меня отсюда! Разве не видишь, как мечется твой Огонек?
Но чудеса в моей судьбе не предусмотрены. И конечно, никто не приходит. Я снова одна в центре чьей-то дурной игры. И правила мне снова никто не рассказал.
Хорошо, муженек, я сыграю по твоим. Только потом не пожалей…
С этими мыслями откидываюсь на ложе, натягиваю одеяло и проваливаюсь в сон.
Эпизод 7
Кто сказал, что я люблю кошачьих?
Просыпаюсь от странных ощущений. Первое — жар. Кажется, будто я прижимаюсь к раскаленному очагу. Но откуда взяться очагу в моей постели в тюремной камере?
Второе пугает еще больше — тяжесть. На меня навалилось нечто громадное, даже дышится с трудом.
Ну и третье, совсем уж странное — вибрация, напоминающая урчание большого довольного кота.
Поэтому, прежде чем открыть глаза, мысленно считаю до трех. Не знаю почему, но меня охватывает неконтролируемый страх. Наверное, такое случается с каждым, кто сталкивается с чем-то непонятным.
Вдох-выдох.
И я все-таки распахиваю глаза. Оказывается, зря, потому что хочется зажмуриться вновь — на подушке, совсем рядом, лежит мужская голова. Через мою талию перекинута смуглая мускулистая рука, покрытая черными татуировками, напоминающими полосы тигра. Крепкая татуированная нога покоится на моих лодыжках. А по унылой арестантской постели драгоценным шелковым покрывалом стелются длинные огненно-рыжие волосы.
Что вообще происходит? Откуда взялся этот наглец? Пытаюсь вывернуться из его захвата и почти сразу жалею об этом: мужчина одет лишь в коротенькую тунику, закрепленную на одном плече, напоминающую шкуру тигра. И при любом движении мерзавца его возмутительная одежда задирается еще выше, обнажая… Нет-нет-нет, я приличная девушка! Не ханжа и уже не девственница, но все же приличная! Я не могу таращиться на полуголого мужчину в своей постели!
Хотя — нужно отдать должное — посмотреть там есть на что. Тело незнакомца просто великолепно, думаю, любой небожитель много бы отдал за такую фигуру. Смуглая, с легким золотистым оттенком кожа красиво сочетается с пламенем волос. Брови и ресницы — последние, кстати, невероятно длинные и загнутые на концах — тоже с золотистым отливом. Черты лица немного резковаты, в них есть что-то хищное, отчего кажется, что за этими полными, чувственными и красиво очерченными губами прячутся преострейшие клыки.
Есть в негоднике что-то настолько чарующее, что я невольно тяну руку, чтобы коснуться его лица.
Он молниеносно перехватывает мое запястье и так же моментально распахивает глаза. Я будто вязну в густом меду, даже чувствую легкое головокружение. Какой потрясающий цвет глаз — теплый, как нагретая солнцем морская смола, и одновременно пугающе холодный, как блеск металла.
