Неопределенное время спустя он проснулся от ожегшего щеку гравия. Какой-то миг, не открывая глаз, охвачен негой, ничего не понимал. Осознание ударило как гвоздь, вбитый между глаз. Он резко сел и выпрямил позвоночник, пронзенный молнией чистого ужаса.

Забывшись, он не закрепил ветродоску.

Подгоняемая нарастающим ветром, незакрепленная ветродоска бешено прыгала по сухой плоскости. Беспомощно д-р Алимантандо глядел, как единственное средство передвижения уплывает от него по Высоким Равнинам. Глядел до тех пор, пока салатовый парус не исчез пятнышком цветовой слепоты на горизонте. Несколько долгих глупых минут он стоял, пытаясь придумать, что теперь делать, но в голове вертелась только глумливая скачущая ветродоска. Он утратил свое предназначение, дал ему улететь по ветру. Этой ночью зеленое существо выйдет из времени, чтобы с ним поговорить, но его там не будет: он прошляпил свое предназначение, и все те цепи событий, которые предвидели великие умы зеленых существ, не сбудутся. Все пропало. Д-ра Алимантандо, которого тошнило от тупости и злости, поставил сумку на землю и стал надеяться на спасение. Вдруг по рельсам вон туда проедет поезд. Вдруг по рельсам проедет поезд вон оттуда. Вдруг удастся смастерить какой-нибудь механизм в башне-ретрансляторе и по воздушным волнам дать сигнал о помощи. Вдруг ему поможет владелец этого плодородного, зеленого, обманчиво ласкового места. Вдруг… вдруг. Вдруг все это — лишь сон во время сиесты, сейчас он проснется и увидит дрейфующую рядом потертую ветродоску.

«Вдруг» вели к «если бы». Если бы он не уснул, если бы привязал веревку… если бы.

Оазис затрясло от зубовно-скрежещущего дозвукового громыхания. Трепетал воздух. Дрожала вода в каплях, которые висели на листьях растений. Стальная башня-ретранслятор завибрировала, и д-р Алимантандо вскочил на ноги от испуга. Кажется, под пустыней шли какие-то пертурбации: ее поверхность кипела и сопела, как если бы глубоко внизу переваливался и ворочался некий гигантский объект. Песок вспучился, пошел огромными красными пузырями и разрывами, взметнул лавины скользящего гравия и обнажил грандиозный предмет в форме коробки, ярко-оранжевый, с закругленными ребрами и углами; коробка выпрастывалась из недр Великой Пустыни. На громадных боках предмета красовались черные буквы: РОТЭХ. Д-р Алимантандо, влекомый гибельным любопытством, подполз ближе к краю утеса. Оранжевая коробка, огромная, будто дом, стояла на поверхности пустыни и зычно гудела.

— Орфа, — прошептал д-р Алимантандо; его сердце забилось в благоговении.

«Добрый день, человек!» — внезапно раздался голос в голове.

— Что? — взвизгнул д-р Алимантандо.

«Добрый день, человек. Прошу простить, что не приветствую тебя велеречивее, ибо, как видишь, я умираю и нахожу этот процесс весьма мучительным».

— Как?..

«Я умираю; системы отказывают, лопаются, как нитки, некогда титанический интеллект погружается в идиотию. Взгляни на меня, человек: мое прекрасное тело покрыто шрамами, волдырями и пятнами. Я умираю, отринутая моими сестрами, что бросили меня погибать в этой отвратной пустыне, а не на краю неба, как подобает орфе, с опущенным щитом, сгорая в ореоле краткой звездной славы в верхней атмосфере. Да будут прокляты вероломные сестры! Говорю тебе, человек, если младМшее поколение таково, я рада прекратить существование. Да будь у них хоть чуток достоинства! Возможно, ты поможешь мне уйти достойно».

— Я помогу тебе? Тебе? Ты орфа, служанка Приснодевы; это ты обязана мне помочь! Мне, как и тебе, отсюда не выбраться, и если ты не поможешь, моя гибель последует вскоре за твоей. Я оставлен капризным роком, меня подвело мое же транспортное средство.

«У тебя есть ноги».

— Ты ведь шутишь?

«Человек, не тревожь меня своими мелочными заботами. Я не в состоянии тебе помогать. Я не могу перенести тебя куда-либо; я не могу перенести даже саму себя. Мы с тобой останемся здесь, в созданном мною месте. Признаться, твое присутствие не запланировано, тебе здесь быть не надлежит; Пятисотлетний План не позволяет селиться в этой микроэкосистеме еще шесть лет, но ты можешь остаться до прибытия поезда, который куда-нибудь тебя да увезет».

— И сколько мне ждать поезда?

«Двадцать восемь месяцев».

— Двадцать восемь месяцев?

«Прошу простить, но таков прогноз Пятисотлетки. Признаться, экосистему я готовила на скорую руку, однако она будет тебя поддерживать и питать, а после моей смерти ты получишь доступ ко всему оборудованию в моем нутре. Ну а теперь, если ты закончил тревожить меня своими бедами, можно, я сообщу тебе о собственных?»

— Но ты обязана меня отсюда забрать! Моя судьба не в том, чтобы… кем бы ты ни хотела, чтобы я стал…

«Смотрителем системы связи».

— Смотрителем системы связи, да. Я должен привести в движение великие события в ином месте!

«Какова бы ни была твоя судьба, отныне ей придется осуществляться здесь. А теперь будь добр, человек, избавь меня от своего нытья и позволь умереть достойно».

— Умереть? Умереть? Как машина, экоинженерный модуль РОТЭХа, орфа, может умереть?

«Я отвечу на этот твой вопрос, но не более того. Орфы живут долго, моя жизнь длится почти семьсот лет, но, человек, мы не менее смертны, чем вы. Так упокой меня в мире и препоручи мою душу заботам Приснодевы Фарсидской».

Вездесущий гул вдруг прекратился. Д-р Алимантандо затаил дыхание, ему стало нехорошо, а орфа все сидела, ничуть не меняясь, на красном песке. В почтительном молчании д-р Алимантандо изучил маленькое рукотворное царство, вверенное ему орфой. Он обнаружил прекрасные пещеры, окаймляющие скалу, на которой покоился микроволновый ретранслятор; их д-р Алимантандо решил сделать своим жилищем. В огромных круглых кавернах малочисленные пожитки выглядели куце. Д-р Алимантандо развернул лоскутную суму, чтобы та проветрилась и отправился собирать ужин.

Сгущались сумерки. В небе засверкали первые драгоценности лунного кольца. Там, наверху, катались и кувыркались в вечном падении бесчувственные орфы. Их сестра, агонизирующая в капкане почвы и гравитации, отбрасывала на песок исполинские багряные тени. Д-р Алимантандо съел невдохновляющий ужин и отправился спать. В два ноль два его разбудил ужасный голос.

«Боже, сгнои РОТЭХ!» — вопил он. Д-р Алимантандо заторопился сквозь черные пещеры посмотреть, что происходит. Во мраке воздух гудел от напряжения, темноту пронзали лучи прожекторов, секции могучего тела орфы вдвигались и выдвигались, открывались и закрывались. Орфа ощутила дрожь д-ра Алимантандо в ночной рубашке и пригвоздила его, как великомученика, прожекторами.

«Помоги мне! Умирать не так просто, как я себе представляла».

— Это потому что ты машина, а не человек, — крикнул д-р Алимантандо, заслоняясь от бьющего в глаза света. — Люди и правда умирают очень легко.

«Почему нельзя умереть, когда хочешь? Помоги мне, человек, помоги мне, подойди, и я покажу тебе, как проявить милосердие, ибо это ползучее бессилие, это механическое недержание невыносимо. Подойди, человек. Помоги мне!»

И д-р Алимантандо босиком, спотыкаясь, сошел вниз по ухабистой тропе, вверх по которой волочился сегодня утром. Он понял, что вчера наверняка проплыл над орфой, не зная, что она умирает под землей. Странно, очень странно. Он спешил по еще теплому песку к гудящему лику левиафана. На гладком металле появилось темное пятнышко размером с монетку в двадцать центаво.

«Это активатор прерывания моих систем. Дотронься до него — и я перестану быть. Все мои системы выключатся, все мои цепи перемкнет, и я умру. Сделай это, человек».

— Я не уверен…

«Человек, мне семьсот лет, я ровесница земли, по которой ты ходишь; неужели в эпоху упадка старость больше не вызывает уважения у вас, людей? Уважь мои желания, ибо я хочу одного: исчезнуть. Дотронься до пятна. Сделай это, человек. Помоги мне».

Д-р Алимантандо тронул темное пятно, и то мгновенно обесцветилось, слившись с теплым оранжевым металлом. Затем очень медленно, очень постепенно жизненный гул орфы затих, заглох, умер и растворился в молчании Великой Пустыни. Пока огромная машина расслаблялась до небытия, ее многочисленные панели, люки и секции открывались, являя диковинные механизмы внутренностей. Уверившись в том, что орфа умерла, д-р Алимантандо пополз обратно в постель, ощущая тревогу и вину из-за сделанного.

Утром он пошел обгладывать тело убитой им орфы. За пять дней яростного, упорного и неизмеримо приятного труда он построил из этого тела ромбовидный гелиоколлектор в пять раз выше себя и не без труда водрузил его на опору ветряного насоса. Энергии и горячей воды будет в достатке; на этом д-р Алимантандо не остановился, пробив в стенах своих пещер окна и застеклив неповторимый вид Великой Пустыни пластиком из полимеризационной установки орфы. Он расчленил труп и понемногу перенес его по утесам в новый дом. Перерыл машинные потроха и вырезал из механизмов куски, что станут отличными автокультиваторами, оросительными насосами, электротермопластинами, щитами освещения, метановыми ферментализаторами, дождевальными установками, — все, в чем есть хоть немного труда и изобретательности. Д-р Алимантандо боготворил изобретательность, особенно собственную. Всякий улучшенный прибор радовал его сутки напролет, пока он не конструировал еще один. Шли дни, орфа мельчала — до жалкой скорлупы, затем до секций, из которых д-р Алимантандо строил новые гелиоколлекторы, затем до пластин, а однажды ночью разразилась буря, такая ужасная, что д-ра Алимантандо на его самодельной постели била дрожь и он свернулся клубком под лоскутной сумой. Наутро кости мертвой машины исчезли, как древний город под зыбучими песками.