Но почему молчит полиция? Эмили как-никак адвокат истца. Она имеет право знать все подробности: Катя мертва, но Эмили по-прежнему представляет ее интересы. И не только ее — интересы целой группы обесчещенных девочек.

Она вынула замерзшими пальцами мобильник, нашла номер Нины Лей и нажала кнопку.

Ответ ее удивил.

— Можете завтра перед ланчем подойти к главному входу на Полхемсгатан? Есть о чем поговорить. Я вас встречу.

Тротуар забит мотоциклами. Известный факт — снюты испытывают слабость к двухколесным чудовищам. Мотоциклист: мужчина, который чувствует себя мужчиной и ведет себя, как мужчина. Каждый полицейский — в душе немного мачо. Даже женщина-полицейский — тоже немного мачо. Хотя женщины-полицейские, похоже, не разделяют страсти своих коллег к железным коням. Среди знакомых Эмили женщин-полицейских не было ни одной, которая бы ежеутренне подъезжала к отделу на Triumph Thunderbird XL.

Интересно, почему Нина назначила встречу у входа? В тот раз она заказала им с Катей пропуска.

Она опять замерзла — идиотка. Срочно купить что-то потеплее. Посмотрела на свое отражение в стеклянной двери. Срочно постричься. Прядь почти закрывает лицо: подарок для аналитиков видеофильмов с камер наблюдения. Подозрительная девица.

Нина с усилием открыла тяжелую дверь. Вид у нее какой-то суетливый: ничего общего с той величественной, уверенной в себе и уравновешенной дамой, которая мастерски допрашивала Катю.

— Нам надо поговорить, — она заглянула Эмили в глаза и мотнула головой в сторону парка.

Пальцы на руках и ногах совершенно заледенели.

— А почему не в конторе?

У Нины дернулось веко.

— Потому что раньше я была уверена в абсолютной секретности. Никто не должен был знать о допросе Кати. Ни один человек. А случилось то, что случилось. Я не могу исключить утечку, а раз не могу исключить утечку, значит, не могу доверять собственным сотрудникам. Вот мы и встречаемся… на свежем воздухе.

Они шли по усыпанной смешанным со снегом гравием аллее.

— Вы хотите узнать, почему мы подозреваем Адама Тагрина?

— Я адвокат Кати. У человека могут быть интересы и после смерти. И я их представляю. Вы спросите — какие? Доброе имя, например. Наказание виновных… а вот это важно, и не только для Кати. Никакой гарантии, что эти подонки не продолжают заниматься тем же. Так что считаю, у меня есть и юридическое, и моральное право знать, что происходит.

Нина неожиданно рассмеялась. Коротко и сухо.

— Я плохой полицейский. Нелояльный.

— Это неправда.

— За пятнадцать лет службы никогда не сталкивалась ни с чем подобным. И совершенно не уверена, что поступаю правильно, когда впутываю вас в эту историю. Но надо же попытаться… к тому же вы и ваш бойфренд… я много слышала о вас, вы доказали вашу компетентность.

— Он не мой бойфренд.

— Нет? Неважно… короче, Адам Тагрин скрывается от следствия. Уже месяц. Он очевидно не хочет давать показания, значит, автоматически становится подозреваемым.

— А что еще на него есть? Кроме нежелания попадаться вам на глаза?

Кончик носа у Нины сделался малиновым. То ли от холода, то ли от волнения.

— В принципе, довольно и этого. Вы не согласны?

— У людей могут быть и другие причины не попадаться полиции на глаза.

— Какие? Он вам что-то рассказывал?

А вдруг Нина знает, что Адам звонил ей после убийства? Нет… это невозможно. Она имеет в виду, рассказывал ли он что-то до убийства.

— Нет… — Эмили лихорадочно припоминала: что же он ей сказал во время этого короткого разговора? — Нет, ничего не рассказывал. Но все же… что-то у вас наверняка есть.

— Да. Есть. Катя умерла в результате двух колющих ножевых ранений. В легкое и в живот, при этом была задета аорта, и она умерла от массивного кровотечения. Буквально через несколько минут. Орудие убийства вы видели: кухонный нож. Это подтверждают и криминалисты, и патологи: кровь на ноже Катина, входное отверстие совпадает с профилем ножа. Раны глубокие, значит, удары были нанесены с большой силой. Но здесь есть одна деталь. Кухонные ножи предназначены, чтобы резать, а не колоть, поэтому у них нет перегородки между рукояткой и лезвием, того, что в фехтовании называется гардой. Вы понимаете, о чем я? При нанесении сильного колющего удара кухонным ножом рука почти неизбежно хоть сколько-то соскользнет на лезвие. Понимаете?

Что тут не понять? Коротко и толково.

— И что?

— У нас есть свидетель. Приятель Адама, у которого он ночевал первые ночи после убийства. И этот свидетель подтверждает: у Адама на ладони была рана, похожая на ножевую. Но он отказался ее показать, даже другу. Вот вам еще одна, и довольно весомая, причина для подозрений.

Они взошли на холмик, под которым скучно белел пустой лягушатник.

— Да, пожалуй… но вы ведь могли рассказать мне это по телефону.

— А вы знаете, что я совершаю служебное преступление? Делюсь с вами секретной информацией. Поэтому услуга за услугу: как только вам удастся что-то узнать про Адама, вы должны сообщить мне.

— Нет, не должна, — Эмили нахмурилась. — В обязанности адвоката не входит информировать следствие.

— Не входит. Согласна. Я зря употребила слово «долг». Не должны. Но… долга у вас нет, а вот мораль, надеюсь, есть.

Эмили промолчала.

— И еще одно…

— Что?

— Следствие не будет возражать, если вы с вашим… другом примете участие. Поразмышляете, почему Катю убили.

— Вы хотите сказать, полицейское управление предлагает нам роль частных детективов?

— Полицейское управление не предлагает вам ровным счетом ничего, — Нина засунула руки поглубже в карманы куртки. — Это я, Нина Лей, прошу вас мне помочь. А вы, разумеется, вольны поступать, как сочтете нужным.

— Вы сомневаетесь, что преступление совершил Адам?

— Вообще говоря, почти нет. Но вы сами знаете: в этой истории есть много чего другого. Кроме убийства.

Странно: Эмили перестала мерзнуть, хотя на улице теплее не стало.

— Помогите мне, Эмили, — сказала Нина Лей очень тихо. — Очень прошу вас. Пожалуйста, помогите.

16

Последняя доза: летали высоко, как перистые облака. Теперь все. Началась обычная жизнь.

Компьютер на столе — документальный фильм про суд над О. Д. Симпсоном. Зет почти не смотрит — играет с новым «фэйрфоном». Первый вечер за несколько недель они остались дома.

И в самом деле — несколько недель! А ощущение такое, что самое большее — два дня. На следующий день после вечера в «Даски» позвонила Билли.

— Слушай, какой кайф вы нам вчера устроили! А вы с Зетом не хотите прийти сегодня в «Кабум»? Приходите, а? Пожаа-а-алуйста…

Что это с ней случилось? Билли никогда не приглашала Роксану. Обычно наоборот.

Через час в «Кабуме» не было человека, кто бы не знал про волшебные кристаллики Роксаны и Зета. Вокруг них собирались целые толпы, будто она не Роксана, а сама Бейонсе Ноулз [Американская певица.]. «И обратите внимание: без бодигардов», — пошутил Зет. Кто-то просил попробовать, другие — продать.

«И побольше».

Роксана и Зет веселились, как никогда раньше, — и в то же время незаметно оказались обладателями двадцати тысяч крон.

Конец ознакомительного фрагмента