У меня была своя история. Теперь я осознаю, что она состояла из двух частей. Первая была о том, что вызывает депрессию: сбой в работе мозга, вызванный дефицитом серотонина или чего-то там еще. Вторая часть о том, что избавляет от депрессии: лекарства, которые восстанавливают химию мозга.

Мне нравилась эта история. Для меня она имела смысл. Она вела меня по жизни.

* * *

Я слышал еще только одно возможное объяснение моему состоянию. Пришло оно не от врача. Я вычитал о нем в книгах и видел обсуждение по телевизору. Считалось, что депрессия и тревога заложены в генах. Я знал, что моя мать страдала от депрессии и находилась в сильно возбужденном состоянии до моего рождения (да и после тоже). Подобные случаи встречались у членов нашей семьи прошлых поколений. Обе истории казались параллельными и говорили о том, что это нечто врожденное, присутствующее в твоей плоти.

* * *

Я начал работать над книгой три года назад, потому что был озадачен некоторыми странностями. Они никак не объяснялись теми доводами, которые я выдвигал так долго. Мне хотелось найти ответы.

Вот первая странность. Однажды, спустя годы после того, как я начал принимать препараты, я сидел в кабинете своего психиатра и рассказывал, как я благодарен за то, что существуют эти антидепрессанты, и как здорово они мне помогают.

— Странно, — сказал он. — Потому что по мне, вы все еще находитесь в сильно депрессивном состоянии.

Его слова сбили меня с толку. Что он мог иметь в виду?

— Ну, — произнес он [— Ну, — произнес он… // Я написал это по памяти, годы спустя. Я уточнил у своего психиатра, и он подтвердил, что это соответствует его воспоминаниям.], — вы очень часто обеспокоены. И ваше состояние сейчас для меня мало отличается от того, которое вы описываете до принятия лекарств.

Я объяснял ему, достаточно терпеливо, что он не понимает: депрессия вызывается низким уровнем серотонина, а у меня были моменты сильного повышения его уровня. Интересно, что за образование получают все эти психиатры.

Время от времени он осторожно указывал мне на это снова. Он неоднократно отмечал: мое убеждение, что увеличенные дозы препарата решают мою проблему, похоже, не соответствует фактам. Я по-прежнему остаюсь подавленным и встревоженным на протяжении долгого времени. Обычно я возражал ему со смесью гнева и чопорного превосходства.

Прошли годы, прежде чем я наконец услышал, о чем он говорит. К тому времени мне уже было за тридцать и со мной произошло своего рода отрицательное прозрение. Противоположное тому, которое случилось на пляже в Барселоне много лет назад. Независимо от того, насколько большой была доза моего антидепрессанта, грусть всегда опережала его. По-видимому, возникало подобие воздушной пробки — химическое облегчение, — а потом снова и снова возвращалось чувство колющего несчастья. Меня снова посещали неотвязные, повторяющиеся мысли: жизнь напрасна; все, что ты делаешь, не имеет смысла; все это чертовски пустая трата времени. Постоянное и никогда не отпускающее беспокойство.

Поэтому первая загадка, в которой я хотел разобраться, заключалась в следующем. Как я мог все еще пребывать в депрессивном состоянии, если принимал антидепрессанты? Я делал все правильно, и все же что-то по-прежнему было не так. Почему?

* * *

Любопытная вещь произошла с моей семьей за последние несколько десятилетий. Из детства у меня остались воспоминания о пузырьках с таблетками, на которых были наклеены непонятные белые этикетки. Они лежали на кухонном столе. Я уже упоминал о лекарственной зависимости в моей семье. Одно из моих самых ранних воспоминаний: я пытаюсь разбудить одного из моих родственников, и мне никак не удается. Но тогда я был совсем маленьким. Лекарства, которыми пользовались в нашей семье, не были запрещенными наркотиками. Это были те, что выписывали врачи: антидепрессанты и транквилизаторы старого образца, такие как валиум. Химические модификации и преобразования, помогающие нам пережить день.

Это не самое любопытное, что случилось с нами. Любопытно то, что, пока я рос, западная цивилизация накрыла мою семью. Когда я был маленьким и оставался погостить у друзей, я замечал, что никто в их семьях не глотает таблетки за завтраком, обедом и ужином. Никого не сажали на успокоительные, стимулирующие средства или антидепрессанты. Тогда я понял: у меня необычная семья.

Затем постепенно с годами я стал замечать, что таблетки появляются в жизни все большего и большего количества людей. Их прописывают, одобряют, рекомендуют. В наши дни они все вокруг нас. Каждый пятый взрослый [Каждый пятый взрослый… // Allen Frances, Saving Normal: An Insider’s Revolt against Out-of-Control Psychiatric Diagnosis, DSM-5, Big Pharma, and the Medicalization of Ordinary Life (New York: William Morrow, 2014), xiv.] в США принимает по крайней мере один препарат при психических расстройствах. Почти каждая четвертая женщина [Почти каждая четвертая женщина… // http://www.health.harvard.edu/blog/astounding-increasein-antidepressant-use-by-americans-201110203624, as accessed January 8, 2016; Edward Shorter, How Everyone Became Depressed: The Rise and Fall of the Nervous Breakdown (New York: Oxford University Press, 2013), 2, 172.] среднего возраста принимает антидепрессанты постоянно. Каждый десятый американский школьник [Каждый десятый американский школьник… // Carl Cohen and Sami Timimi, eds., Liberatory Psychiatry: Philosophy, Politics and Mental Health (Cambridge: Cambridge University Press, 2008); Alan Schwarz and Sarah Cohen, «A.D.H.D. Seen in 11 % of U. S. Children as Diagnoses,» New York Times, March 31, 2013, http://www.nytimes.com/2013/04/01/health/more-diagnoses-of-hyperactivity-causing-concern.html?_r=0; Ryan D’Agostino, «The Drugging of the American Boy,» Esquire, March 27, 2014, http://www.esquire.com/news-politics/a32858/drugging-of-the-american-boy-0414/; Marilyn Wedge, Ph.D., «Why French Kids Don’t Have ADHD,» Psychology Today, March 8, 2012, https://www.psychologytoday.com/blog/suffer-the-children/201203/why-french-kidsdont-have-adhd; Jenifer Goodwin, «Number of U. S. Kids on ADHD Meds Keeps Rising,» USNews.com, September 28, 2011, http://health.usnews.com/health-news/family-health/brain-and-behavior/articles/2011/09/28/number-of-us-kids-on-adhdmeds-keeps-rising, все доступны с 8 января, 2016.] получает сильный стимулятор для того, чтоб сосредоточиться. Зависимость от законных и незаконных наркотиков сейчас настолько распространена, что средняя продолжительность жизни белых людей сокращается. Это происходит впервые за всю историю мирного времени в Соединенных Штатах. Подобное влияние распространилось по всему западному миру. Например, пока вы читаете эти строки, каждый третий француз […каждый третий француз… // «France’s drug addiction: 1 in 3 on psychotropic medication,» France24, May 20, 2014, http://www.france24.com/en/20140520-francedrug-addiction-1-3-psychotropic-medication, доступно с 8 января 2016.] принимает разрешенные психотропные средства, такие как антидепрессанты. А Великобритания опережает всех [А Великобритания опережает всех… // Dan Lewer et al, «Antidepressant use in 27 European countries: associations with sociodemographic, cultural and economic factors,» British Journal of Psychiatry 207, no. 3 (July 2015): 221–6, doi: 10.1192/bjp.bp.114.156786, доступно с 1 июня, 2016.] в Европе по их применению. Вы не можете уберечься от них. Когда ученые проверяют химический состав воды в западных странах, они всегда находят в ней присутствие антидепрессантов. Многие из нас принимают их, а потом они выводятся из организма. Но они просто не могут быть отфильтрованы из воды, которую мы пьем каждый день […из воды, которую мы пьем каждый день. // Matt Harvey, «В питьевой воде обнаружены следы антидепрессантов», Salon, 14 марта, 2013, http://www.salon.com/2013/03/14/your_tap_water_is_probably_laced_with_anti_depressants_partner/; «Prozac обнаружен в питьевой воде» BBC News, 8 августа 2004, http://news.bbc.co.uk/1/hi/health/3545684.stm, оба доступны с 8 января 2016.]. Нас буквально омывают наркотики.

То, что когда-то казалось поразительным, стало нормальным. Никто не будет спорить с тем, что огромное количество людей вокруг нас очень подавлено. Все эти люди чувствуют, что нужно принимать сильный химикат каждый день, чтобы держать себя в руках.

Вторая странность, которая меня озадачила: почему все больше и больше людей чувствуют себя подавленными и сильно обеспокоенными? Что изменилось?

* * *

Почти десятилетие [Почти десятилетие… // Как и у большинства людей, которые принимают антидепрессанты долгое время, у меня и раньше были периоды в несколько месяцев, когда я прекращал их принимать. Я писал об этом в разных местах; но это было, когда я отказался от них окончательно.] я игнорировал деликатные напоминания моего психиатра о моей подавленности, несмотря на лекарства. Только после кризиса в моей жизни, когда я чувствовал себя паршиво в буквальном смысле этого слова, я решил его послушать. Оказалось, все, что я делал до сих пор, не работает. Тогда, смыв последние пачки паксила в унитаз, я заметил, что эти две странности пытаются привлечь мое внимание, как дети на перроне поезда. Почему у меня по-прежнему депрессия? Почему так много людей таких, как я?

Я понял, что помимо этого существует еще и третья загадка. Есть ли что-то еще, кроме нарушения химического состава мозга, что вызывает депрессию у меня и у стольких людей вокруг? И если оно есть, что это могло бы быть?

Тем не менее я отложил расследование. Бросить вызов своей боли не так-то просто. Мои нынешние методы борьбы были похожи на поводок, который я накинул на свою боль, чтобы держать все под контролем. Я боялся, что, если я оставлю историю, с которой так долго жил, в покое, боль превратится в свирепое животное и набросится на меня.

Однако я не совсем бездействовал и начинал искать ответы […начинал искать ответы… // Я писал газетные статьи на эту тему более десяти лет, главным образом в Independent и Evening Standard. По некоторым аспектам этих вопросов, как я объясняю во «Введении», я делал первые шаги к исследованиям для этой книги и немного менял свое мировоззрение. Однако снова возвращался к привычному пониманию сути, потому что испытывал сильную тревогу из-за переосмысления этих вопросов. В этой книге я не описывал каждый небольшой сдвиг в своем мышлении. Иногда меня посещали моменты озарения, которые я отмечаю здесь. Однако они не задерживались надолго и никогда не мешали моей вере в теорию химического дисбаланса. // К тому времени, когда я начал работать над книгой, я был твердо убежден в ней. Я верил в эту теорию в начале периода приема антидепрессантов, большую его часть, и я снова поверил в нее в самом конце. Эта книга является попыткой продумать разные взгляды.] на свои вопросы. Читал научные статьи, общался с учеными, написавшими их. Но всякий раз отступал. Все, что они говорили мне, заставляло меня чувствовать себя более дезориентированным и тревожным, чем это было в самом начале. Вместо того чтобы разбираться со всем этим, я сосредоточился на работе над новой книгой («По следу крика: первый и последний дни войны с наркотиками» / Chasing the Scream: The First and Last Days of the War on Drugs). Как ни странно, мне было легче взять интервью у киллеров, работающих на мексиканский наркокартель, чем исследовать причины собственной депрессии. Возиться с историей своих эмоций — что я чувствую и почему — казалось мне опаснее всего.

В конце концов я понял, что больше не могу это игнорировать. Так, за три с небольшим года я проехал более 65 000 километров. Я провел более двухсот интервью по всему миру, встречался со знаменитыми на весь мир социологами и с людьми, которым знакомы самые глубины депрессии и тревоги и которые имели счастье справиться с ними. Я побывал в таких местах, о которых не мог подозревать вначале, — деревня амишей в Индиане, Берлинский жилой комплекс, возведенный во время бунта, бразильский город, где запрещена реклама, лаборатория в Балтиморе, где происходит реабилитация людей от их травмы совершенно неожиданным способом. То, что я узнал, заставило меня радикально пересмотреть собственную историю и задуматься о себе и о душевном страдании, расползающемся, как смола, по нашей цивилизации.

* * *

С самого начала я хочу рассказать о двух вещах, определивших язык этой книги. Обе оказались для меня неожиданностью.

Врач сказал мне, что у меня и депрессия, и критическая форма тревоги. Ранее я полагал, что это две не взаимосвязанные проблемы. Они так и рассматривались на протяжении тринадцати лет моего лечения. Но когда я занялся изучением этой проблемы, заметил нечто странное. Все, что вызывало усиление депрессии, также усиливало и тревогу, и наоборот. Они усиливались и угасали вместе. Это стало первым неожиданным открытием.