III

Я сбавляю газ. Здесь, в самом конце улицы, нет ни людей, ни машин, но, чтобы не привлекать внимания, у меня включены только подфарники, поэтому следить приходится в оба, иначе угодишь в колдобину. С ума сойти — бензин у всех давно кончился, а гранат — хоть задницей жуй, и с каждым днем кидают их все чаще.

Я притормаживаю. Нет, колдобин на дороге не было, но впереди мелькнул огонек карманного фонаря. На следующем перекрестке окопалась шайка отморозков. За ними беззвучно догорал автомобиль.

Вот дьявол, они на дороге еще и ленту-ежа растянули. Затормозив, я смотрю в зеркало. Так и есть, свет стоп-огней выхватывает из темноты фигуры позади меня. Они выходят из-за домов по обе стороны улицы и тянут за собой ленты-ежи, чтобы отрезать путь к отступлению. Мне понадобилось две секунды, чтобы сосчитать их: двенадцать, шестеро спереди и шестеро сзади; судя по всему, лишь четверо вооружены, двигаются как подростки, и у них нет никаких знаков, свидетельствующих о принадлежности к группировке. Плохая для меня новость заключается в том, что они, похоже, ограбили полицейский участок — иначе где бы они еще раздобыли ленты-ежи? — а значит, они довольно смелые. Или, вернее сказать, отчаянные. Хорошая новость: выстроились они бессистемно, следовательно, у них никакого особого опыта нет, они либо тупые, либо полагают, будто возьмут количеством.

В пятидесяти метрах от них я останавливаюсь и снимаю мотоциклетный шлем. Поднимаю его повыше, чтобы каждому было видно.

— «Хаос»! — кричу я в надежде, что они разглядят рисунок на шлеме.

— Что за херня, это ж телка! — говорит кто-то из них.

— Вот и славно, — смеется другой.

— Уберите ежи и пропустите меня, а не то огребете! — кричу я.

Как я и ожидала — в ответ я слышу только смех и включаю дальний свет. Теперь я вижу их отчетливее, в глаза бросаются ярко выраженные национальные черты и одежда — дерьмовая, такую в уважающих себя группировках никто не наденет. Потом я вскинула закрепленный на боку мотоцикла «ремингтон» и прицелилась в самого крупного — он по-прежнему ослеплен, да и стоит прямо перед лентой-ежом. Я вспомнила прошлый раз, когда стреляла из этого ствола и как у меня получился идеальный равносторонний треугольник, в двух углах которого располагались глаза, а в третьем, посреди лба, — дырка от пули. Я нажала на спусковой крючок, и выстрел звонким эхом отскочил от стен домов. Отморозок повалился навзничь прямо на ленту-еж, и я дала по газам, метя прямо между его раскинутыми ногами. Успела сунуть ствол обратно в кобуру и ухватиться за руль, когда переднее колесо наехало на труп и я промчалась вперед.

В спину мне никто не стрелял.

В наше время никто не тратит пули, когда дело уже проиграно.

Не знаю, нарочно ли я поехала мимо дома Адамсов, вообще-то, бензина у меня в обрез, чтобы такие крюки делать. Но возможно, мне нужно заглянуть туда, чтобы напомнить самой себе, зачем я делаю то, что собралась. Ладно, не важно, поехала и поехала.

Там было тихо и темно. Останавливаться я не стала, лишь сбросила скорость. Дыра в воротах никуда не делась. Дыра — дело моих рук.


Я сжала ножницы для резки металла, и под ними заскрипела сталь, из которой сделаны ворота.

Спину мне прожигали взгляды двенадцати моих спутников, в нос бил тестостероновый запах, в ушах отдавалось шарканье тяжелых ботинок, которые не в силах были спокойно устоять на асфальте.

— Быстрее! — взволнованно прошептал Брэд.

Я могла бы спросить, куда он так торопится, могла сказать, что полицейские тут не объявятся.

Я могла бы предложить ему самому этим заняться, сказать, что работаю ровно так, как мне удобно.

Или спросить, не лучше ли нам вообще отказаться от этой затеи, сказать как есть, что идея эта отстойная.

Я заместитель Брэда, поэтому в мои задачи входит выражать несогласие с его действиями и стараться переубедить его. Впоследствии я немало об этом размышляла. Могла ли я хоть что-то изменить. Нет, это вряд ли. То, что идея принадлежит Брэду, перевешивало ее отстойность. Во-первых, он, как обычно, не захотел бы терять лицо перед парнями и признавать, что я права. Впрочем, я могла бы поступить как обычно — представить мои аргументы как толкование его идеи, тогда он понял бы, что я права, — а потом, когда станет ясно, что я была права, он выглядел бы героем. Это довольно неплохо — тупой начальник бывает вполне нормальным, если только научится отличать хороших советчиков от плохих. А у Брэда эта способность имелась. Сам он соображал довольно средне, однако точно распознавал ум в других, словно научился этому и часто наблюдал со стороны. Ему даже твои рассуждения выслушивать не требовалось, как будто про твой ум у тебя на лбу было прописано. И именно это мое качество — а вовсе не карьера кикбоксера — побудило Брэда назначить меня своим заместителем в «Хаосе».

Ни возражать ему, ни переубеждать я не стала по одной причине: я понимала, что этот налет он задумал не ради жратвы, оружия, бензина и машины, которая, возможно, стоит в гараже, а возможно, и нет. Брэд знал этих людей. И они владели чем-то, чего ему недоставало, поэтому он бы не повелся. Вот я и промолчала. Признаюсь честно: мое положение в «Хаосе» я терять не желаю, это единственное, что поддерживает во мне жизнь, так с хера ли мне рисковать ради богатых белых ублюдков, которых я даже не знаю.

— Все! — Я отогнула в сторону стальной прут и протиснулась внутрь, чувствуя, как прутья впиваются мне в кожу и в куртку.

Остальные последовали за мной. Брэд стоял и смотрел на темный дом, залитый лунным светом. Было два часа ночи. Если в наше время вообще кто-то спит, то именно сейчас.

Мы достали оружие. В некоторых группировках оружия бывает и побольше, особенно если среди них есть бывшие полицейские, военные или перебравшиеся через границу члены картелей. Но по сравнению с обычными бандами мы и сами как армия: у каждого по «калашу» плюс «Глок-17» и боевой нож. Снарядов для базуки у нас нет, зато у меня и у Брэда имелись по две ручные гранаты.

Глаза у Брэда влюбленно блестели. Брэд сделался почти красивым. Возможно, он и был красивым, когда спал. Но когда бодрствовал, выражение лица его бывало странноватым — он словно боялся, ждал, что его ударят, и ненавидел тебя за это заранее. И эта жесткая холодная ненависть и страх так стремительно сменялись теплотой, красотой и чувствительностью, что невольно возникал вопрос: а каково этому чуваку самому-то живется? Да, ты, сам того не желая, начинал его жалеть. Тебе хотелось помочь ему. И именно в ту ночь, в свете луны, Брэд, с его грязными светлыми волосами, смахивал на какого-то там Курта, рокера, чьи песни мой приемный папаша ставил, в хлам напившись. Тогда он принимался вопить, что всем бы надо брать пример с Курта — написать пару крутых песен и застрелиться. Но мой папаша ничего написать был не в силах, поэтому ограничился второй частью своего же совета.

— Ивонн, готова? — Брэд посмотрел на меня.

По плану я должна была взять с собой Тупня и позвонить в дверь, а все остальные пробрались бы в дом с черного хода. Я не поняла, зачем нам будить все спящее семейство вместо того, чтобы действовать неожиданно, однако Брэд сказал, что, увидев колумбийскую девушку и умственно отсталого мальчишку, они расслабятся, такой уж это народ. Они любят помогать — это он сказал с отвращением.

Я кивнула, и Брэд накинул капюшон.

Мы с Тупнем подошли к двери и позвонили. Мы прождали с минуту, а потом над дверью загорелся глазок камеры.

— Слушаю? — раздался в динамике сонный мужской голос.

— Меня Грейс зовут, мы с Эми учились вместе, — плаксиво завела я. Имена мне сообщил Брэд, а актерский талант я унаследовала от колумбийской женщины и мужчины, о которых ничего не знаю. — А это мой братишка.

— Что вы тут делаете ночью и как вы сюда вошли?

— Мы бабушке еду относили, а на обратном пути смотрим — тут шайка грабителей, вот я и вспомнила, что в этом доме Эми живет. И мы перелезли через забор. Вот, посмотрите на Серджо. — Я показала на разодранную в лохмотья рубашку Тупня.

По Тупню, кстати, ясно, что у него латиносов в родне не водится. Мужчина замолчал. Видать, задумался. Местные довольно часто носят друг дружке еду и другие вещи в темноте, когда проще спрятаться.

— Секундочку, — сказал наконец он.

Я прислушалась. Судя по шагам за дверью, это был взрослый мужчина.

Дверь приоткрылась. Сперва чуть-чуть, потом пошире.

— Проходите. Я Уилл, отец Эми.

У мужчины были голубые глаза и морщинки, какие бывают, когда человек часто улыбается, бородка клинышком и рыжеватые кудрявые волосы, отчего выглядел он моложе своего возраста. Похоже, Брэд оказался прав. Такие любят помогать. Мужчина был босой, но успел надеть вытертые джинсы и футболку с какой-то эмблемой — видимо, университета, в котором когда-то учился. Я быстро проскользнула мимо, ему за спину, придержав дверь для Тупня, вытащила пистолет и ткнула дулом в висок мужчине. Не чтобы покалечить его или вырубить — я достаточно высокая, так что для этого мне хватило бы хайкика пяткой в голову. Но я хотела показать, что девчонка и мальчишка-недомерок готовы к насилию.