Начало начал

1

Когда в приемной ВЧК рано утром раздался звонок и некто хрипловатым голосом с нерусским акцентом спросил прямой телефон начальника контрразведки и когда выяснилось, что звонил к чекистам поляк Стеф-Стопанский, досье на которого было весьма пухлым (Стопанский был сотрудником второго отдела польского генштаба), беседовать с ним член коллегии ВЧК Кедров отправил — по совету Дзержинского — помначинотдела Всеволода Владимирова.

— Всеволод с его блеском, — заметил Феликс Эдмундович, — в беседе со шляхтичем будет незаменим. Молодость Всеволода, его изящество и мягкость позволят нам точно понять Стопанского: зубр, видимо, решит поиграть с нашим юношей. Всякая игра рано или поздно открывает разведчика, его истинные намерения. А отказываться от контакта со Стопанским неразумно: у него есть выходы на Лондон, Париж и на Берлин.

…Встретился Всеволод со Стопанским в табачной лавке на Третьей Мещанской. Цепко оглядев собеседника, поляк сказал:

— Мне приятно увидаться с вами, и я понимаю, где мы с вами сейчас находимся. Однако я просил бы пристрелочную часть разговора провести на улице, где нас никто не будет слышать. Если мы верно поймем друг друга на воле, — он усмехнулся, — кажется, так у вас говорят о «не тюрьме», тогда мы продолжим беседу здесь, где, как я догадываюсь, каждое мое слово будет слышно еще по крайней мере двум вашим сослуживцам.

Всеволод весело посмотрел на Стопанского, взял его под руку и сказал:

— Не скрою, я чертовски устал, поэтому прогулка мне не помешает — особенно с таким интересным собеседником.

…Выезжая на встречу с поляком, он уже знал от службы наружного наблюдения, что Стопанский идет один. На всякий случай, правда, он надел дымчатые очки с нулевой диоптрией — он относился к тому типу людей, которых очки очень сильно меняли.

Они шли по булыжному тротуару, сквозь который уже проступала свежая, словно бы подстриженная на английский манер трава, мимо маленьких домиков, и со стороны казалось, что прогуливаются два товарища.

— Так что же вас привело ко мне? — спросил Всеволод.

— К вам меня ничто не приводило. Я пришел в ЧК.

— Похвально. Я, как индивид, и мы, как коллектив, любим, когда к нам приходят интересные люди…

— Представляться мне надо?

— То есть?

— Звание, операции, связи?

— Вообще-то мы знаем вас.

— Вы знаете, что я подполковник польской разведки?

— Детали, думаю, мы лучше запомним, если они будут изложены в письменном виде. Нет?

— Вы думаете, я стану писать?

— Станете. Если вы затеяли что-то против нас — вам придется играть. А если вас привело к нам истинное намерение сотрудничать, вы захотите убедить нас в своей искренности и начнете делать это с мелочей, а именно: с фамилий ваших друзей, близких и родных. Разве нет?

— Браво!

Взгляды их встретились. Всеволод улыбался, и в глазах у него не было той жестокости и чувства превосходства, которое так боялся увидеть Стеф-Стопанский.

В свою очередь Всеволод отметил, что поляк небрит, рубашка у него измятая, ботинки не чищены, пальто испачкано, на левом плече несколько пушинок, а пальцы покрыты тем сероватым налетом грязи, который особенно заметен на ухоженных и полных руках.

— Браво! — повторил Стопанский. — Вы четко мыслите, молодой человек…

— Иначе не стоит.

— Я не хотел обидеть, упомянув про вашу молодость.

— Этим нельзя обидеть. Наоборот…

— Я не знаю, — сказал Стопанский, начавший отчего-то злиться, — приходилось ли вам иметь дело с серьезными агентами из иностранных разведслужб, но хочу заметить: польский генштаб сейчас находится в средоточии интересов всех европейских стран. Я, в частности, имею контакты с французами и англичанами.

— Помните имена ваших людей в Париже и Лондоне?

— Естественно.

— Операции?

— Старые?

— Новые тоже.

— Те, которые собирается проводить Лондон и Париж, — я не знаю. Но их операции меня не минуют — я считаюсь специалистом по Совдепии… простите, по РСФСР.

— А что вы за «совдепию» извиняетесь? Ничего обидного.

— Когда вы доложите начальству об этой беседе? Сможете пригласить кого-либо из ваших ответственных руководителей на следующий контакт?

— Это мы устроим, — пообещал Всеволод.

— Когда?

— Дней через семь.

— Это невозможно…

— Ну, что ж делать…

После долгой паузы Всеволод жестко спросил:

— Когда вас обокрали?

Он не знал наверняка и не мог знать этого. Просто его мозг — мозг аналитика, человека смелого и веселого, человека, привыкшего работать «под Дзержинским», который требовал от своих сотрудников фантазии и логики, осторожности и смелости, — мозг его автоматически проанализировал факты.

Из всей массы полученной информации Всеволод отобрал для себя следующую: во-первых, поляк голоден, ибо он несколько раз смотрел на вывески трактиров и принюхивался к запахам жареной колбасы, доносившимся оттуда; во-вторых, он хочет курить, но курева у него нет; в-третьих, Стеф-Стопанский слыл щеголем и одежда его всегда отличалась отменным вкусом, а сейчас он был неряшлив и грязен; в-четвертых, он всячески подчеркивал свою значимость, а это обычно бывает с людьми, которые вынуждены в силу каких-то обстоятельств больше уповать на прошлое, чем верить в спасительное будущее.

«Если бы, — думал Всеволод, — он сейчас играл легенду униженности, то он не мог не допустить нескольких проколов. Он бы обязательно педалировал на „грязные руки“, а он их тщательно прячет в карманы; он бы старался быть более униженным, а он все время фанаберится и старается надувать грудь; он бы попросил у меня закурить, а он мучается, но курить не просит. Если я не прав, тогда он гениальный разведчик, а я первую партию в нашем турнире наверняка проиграл».

Стеф-Стопанский брезгливо поморщился:

— Ваша работа?

— Разве друзья в посольстве не могли вам помочь? — не отвечая на его вопрос, продолжал Всеволод.

— В Европе не жили?

— Жил.

— Видимо, в среде эмиграции… Взаимовыручка, товарищество и так далее… Молодой чело… Простите…

— Да господь с вами, пожалуйста… Мы ведь чины не возрастом выслуживаем.

— Деловыми качествами?

— Именно.

— Кто в Европе «просто так» дает деньги?

— Заявите, что вас обворовала ЧК… Неужели на обратную дорогу не вспомоществуют?

— Браво! А в Варшаве что делать?!

«Оп! — сказал себе Всеволод. — Мышка попалась! Там ему будет нечего кусать, потому что прогонят из разведки, ибо он тащил в портмоне что-то очень важное или же слишком много денег. Видимо, он к нам прет вчистую».

— Закуривайте, — предложил Всеволод.

По тому, как жадно затянулся Стопанский, норовя при этом держать папиросу так, чтобы не показывать свои грязные пальцы, Владимиров до конца уверовал в то, что его версия точна и правильна.

— Зайдем в трактир? — улыбнулся Всеволод. — А?

Заказав Стопанскому извозчичьей колбасы, холодца и пива, он сказал:

— В ресторан, видимо, идти нет смысла: там могут быть ваши знакомые.

Стопанский молча кивнул, потому что рта открыть не мог — колбаса была горячая, но, как всякий голодный человек, он отрезал себе слишком большой кусок и сейчас осторожно втягивал воздух, чтобы как-то остудить шипучее, грубое, прекрасное мясо…

После обеда Стеф-Стопанский закрыл глаза и сказал:

— А теперь за час сна — полжизни.

— Пошли ко мне: там все обговорим, и можете лечь поспать, пока вам приготовят номер в гостинице. У меня еще несколько вопросов к вам.

— Пожалуйста…

— Вам фамилия Бечковский ничего не говорит?

— Нет.

— А Кряковяцкий?

— Нет.

— А Леснобродский?

— Полковник Леснобродский? По-моему, он курирует ваше представительство в Варшаве.

2

...

Нота полномочного представителя РСФСР в Польше министру иностранных дел Польши Скирмунту

В течение последних недель в Российское полномочное представительство несколько раз являлось неизвестное лицо, впоследствии оказавшееся агентом II-го отдела Польского генерального штаба полковником Леснобродским, с предложением доставлять Российскому правительству официальные секретные документы из Польского генерального штаба. В Российском полномочном представительстве он встречал неизменный отказ воспользоваться его предложением. Тем не менее 10 октября поздно вечером полковник Леснобродский явился в Российское полномочное представительство и принес с собой разнообразные документы и целое секретное дело о польском шпионаже в Германии с многочисленными печатями, подписями, штемпелями II-го отдела, с картой и фотографиями якобы польских шпионов в Германии и предложил купить у него за 500 000 марок все эти документы. Как только мне было об этом доложено, я сейчас же позвонил вице-министру г. Домбскому и просил его немедленно командировать в полномочное представительство чиновника министерства иностранных дел совместно с представителями других властей для составления протокола и ареста полковника Леснобродского. Вице-министр г. Домбский за поздним временем, к сожалению, не мог командировать представителя министерства иностранных дел. В полномочное представительство были командированы лишь представители общей и сыскной полиции, которые арестовали полковника Леснобродского, но отказались допросить его. Отсутствие в деле первого показания г. Леснобродского в самом полномочном представительстве является существенным ущербом для нормального следствия, который может отразиться на дальнейшем ходе его. Во время ожидания представителей польских властей полковник Леснобродский сознался, что ему в качестве агента II-го отдела генерального штаба поручено было непосредственным начальником, майором Кешковским, войти в доверие полномочного представительства с провокационной целью и что доставленные им документы являются фальсификацией, изготовленной II-м отделом и врученной ему майором Кешковским для продажи Российскому полномочному представительству.

В то время как Российское и Польское правительства путем переговоров стараются уладить недоразумение между обеими сторонами и достигли недавно соглашения по всем спорным вопросам, Польский генеральный штаб прилагает все усилия, чтобы какой-либо преступной провокацией обострить и испортить отношения между Россией и Польшей.

Примите, господин министр, уверение в совершенном моем уважении. Карахан

Ноту эту Стопанскому показали ночью, сразу после того, как Всеволод сообщил Кедрову о данных, связанных с Леснобродским: поляк дал много интересных подробностей. В целом ноту Стопанский одобрил и даже шутливо завизировал ее.