Ил. 16. Света Маркова и Саша Пеннанен покидают СССР навсегда (по дороге в аэропорт Шереметьево), октябрь 1974 года. Фото из источника: Дудинский И. Триумф романтики. М.: Крук, 1997
Другие участники покинули Систему по собственному желанию. В начале 1970‐х она претерпела значительные демографические и социальные изменения. Детей номенклатуры, составлявших костяк Системы до 1971 года, постепенно сменили дети из обычных семей, хотя многие из них по-прежнему жили в центре и выросли в семьях городской интеллигенции. Многие хиппи первой волны перебрались на другие берега. Маша Штатница вернулась к нормальной жизни, скорее всего, вышла замуж за будущего дипломата и заняла свое место в советской элите [Интервью с Заборовским.]. Ряд музыкантов — в их числе Стас Намин («Цветы»/«Группа Стаса Намина»), Андрей Макаревич («Машина времени»), Петр Мамонов и Александр Липницкий («Звуки Му») — сконцентрировались на своей музыкальной карьере (и, в случае с Липницким, торговле иконами), постепенно покидая Стрит или путешествуя по стране с гастролями [В настоящее время Стас Намин дистанцировался от хипповского движения и даже отрицает, что оно когда-нибудь существовало (интервью с Наминым). Однако Андрей Макаревич в интервью и воспоминаниях много говорит о хиппи и своих с ними связях. См., например: Макаревич А. Евино яблоко. М.: Эксмо, 2011.]. Евреи-хиппи, как, например, Шекспир (Алексей Полев) и Саша Бородулин, воспользовались возможностью эмигрировать в Израиль в 1973 году. В 1976 году Александр Дворкин (ныне высокопоставленная фигура в Русской православной церкви) решил, что раз репрессии уничтожили хипповскую Систему в СССР, то пришло время для поисков «оригинала» на Западе. Жестокое избиение милицией и встреча с одиноким пьяным Солнцем, который сказал ему, что «лучшие годы прошли» [Дворкин А. Моя Америка. С. 113–123.], убедили его в том, что он принимает правильное решение. Дворкин уехал в марте 1977 года вместе с Алексеем Фрумкиным, любовником и близким соратником Офелии, который устал от длительных и все более пугающих принудительных госпитализаций в советские психиатрические больницы [Интервью с Фрумкиным.]. Дзен Баптист в своем самиздатовском журнале «Альтернативы» провозгласил 1976‐й годом конца движения советских хиппи, хотя он сам был убежденным хиппи до конца жизни даже в постсоветской России [Личный архив Т. Теплышевой; копия также хранится в Фонде Михаила Бомбина в Исследовательском центре Восточной Европы при Бременском университете (Forschungsstelle Osteuropa, Бремен).]. (Объявлять о смерти движения было чем-то вроде традиции с тех пор, как в 1969 году San Francisco Diggers устроили перформанс с похоронами хипповства.) Официальная советская пресса тоже отмечала упадок мирового движения хиппи. После всплеска публикаций в конце 1960‐х последовало несколько лет тишины, и только в 1972 году ленинградский журнал «Смена» вышел с короткой заметкой, в которой описывались репрессии и исчезновение хиппи во всем мире — от площади Пикадилли до Нью-Дели и Сингапура [Иванов Дм. Куда податься хиппи? // Смена. 1972. 6 апреля. С. 2.]. Трудно было не заметить в этом послание всем советским хиппи: теперь вы должны себя чувствовать изолированными и бессмысленными. Но они просчитались. Система не умирала. На самом деле ее расцвет был еще впереди.
КАРНАВАЛ
После 1971 года, безусловно, началось время перемен. Эти годы можно было бы считать упадком движения. Но все оказалось гораздо сложнее. Демонстрация решительно провела черту между хиппи и властями. И несмотря на возросший риск, ужесточение репрессий и скатывание в бесправное положение, это размежевание также означало своего рода свободу — хотя бы свободу от иллюзий о совместимости хипповства и советского мира. Оно также отсеяло тех молодых людей, которые думали, что хиппи — это просто отличное времяпрепровождение после лекций или уроков, а также отделило их от тех, кто настолько сильно стремился отличаться от других, что был готов к арестам — именно такую цену теперь приходилось платить. Ко всему прочему, это заставило оставшихся в Системе придумывать разные ухищрения, как можно хипповать, уворачиваясь от властей. Во многих отношениях 1971–1975 годы были очень удачными для советских хиппи. Это было время, когда их различные местные истории начали сливаться в одну общую, хотя и со множеством сюжетных линией, но с единой траекторией. Это были годы конфронтации, экспериментов и переориентации. Это был карнавал — и отсылка к Бахтину тут не случайна именно из‐за многоголосия хипповского творчества как по части идей, так и по происходящим событиям. И нет никаких сомнений в том, что это были годы выживания.
Если отвлечься от Москвы и взглянуть на регионы, станет очевидно, что демонстрация 1 июня 1971 года хоть и была необычной по своим масштабам, но отнюдь не уникальной. Похоже, в какой-то момент хиппи пытались устроить демонстрации в разных местах — эта идея в той или иной степени просто витала в воздухе. В Севастополе местные хиппи (все они были детьми офицеров и служащих Черноморского флота СССР) собрались на демонстрацию в июле 1970 года. Около сорока человек хотели пройтись от площади Нахимова по Большому Морскому бульвару на другой конец города. Милиция остановила молодежь на площади, арестовала, переписала всех и сняла у них отпечатки пальцев. В течение последующих нескольких месяцев отцы вышедших на площадь хиппи, флотские военнослужащие, были переведены в разные места по всему Советскому Союзу; а само зародившееся сообщество было полностью уничтожено [Интервью с Футерманом.]. Один из этих молодых людей, Яков Ермаш, сын офицера Главного разведывательного управления (ГРУ), как мог сопротивлялся попыткам вернуть его обратно в «нормальное» общество. В течение трех лет он был одинок. Но затем на Черноморское побережье стали прибывать московские хиппи (по суше, не по воде). Яков отправился в Москву, где встретил Солнце и Красноштана. С этих пор Ермаш, продолжая оставаться единственным хиппи в Севастополе, чувствовал себя как дома повсюду, где только можно было встретить длинноволосых единомышленников. Он стал исключительным представителем Системы сначала на западном побережье Крыма, затем в Одессе [Интервью с Ермашом.]. В Ивано-Франковске в 1970 году местные хиппи и рок-музыканты также планировали собраться и обсудить «текущую ситуацию», которая, по их мнению, не способствовала «интеллектуальному развитию молодежи, расширению ее познаний в музыке, искусству и т. д.». Местное отделение КГБ гордо доложило о проведении среди них «усиленной профилактической работы», благодаря которой на встречу явилось только тридцать человек. Для провинциального города это было, однако, довольно много, тем более с учетом угроз, исходящих от местных правоохранителей. Похожим образом хиппи Кировограда, основавшие «Союз свободной молодежи», собирались выйти на демонстрацию с требованием свободы слова, любви и демонстраций. КГБ лаконично отчитался о том, что «были предприняты меры по разложению возникшей группировки» и «предотвращению» возможных дальнейших действий. Никаких значительных тусовок хиппи в городе после этого больше не наблюдалось [ГДА СБУ. Ф. 16. Д. 1014. Л. 323–326.].
В Гродно (Белоруссия), который был крупным центром хиппи с конца 1960‐х, цель их демонстрации уже не была связана с советскими кампаниями против войны во Вьетнаме. И абстрактные права, такие как свобода слова и собраний, их тоже не волновали. Здесь прошла первая хипповская демонстрация в защиту самих советских хиппи. В начале августа 1971 года к гродненским хиппи приехали друзья из Вильнюса и Таллина. Чтобы избежать вмешательства свирепствующего гродненского комсомольского патруля, они собрались в двадцати километрах от города, в деревне Озеры. Однако местные жители, встревоженные появлением большой группы длинноволосой молодежи, сообщили об этом властям. Приехала милиция и разогнала тусовку, приказав им убираться обратно. В городе их уже ждали: всю компанию приблизительно в пятьдесят человек забрали в отделение, где их жестоко избили и обстригли. Десять вильнюсских хиппи остались без своих длинных волос. Гродненские хиппи были возмущены тем, как обошлись с их гостями. «Тогда возникла идея этой демонстрации, — вспоминает один из участников. — Мы знали, как к этому отнесутся [власти], но надеялись, что обратят внимание и хоть перестанут унижать» [Цитата из: Чернявка И. Это не Маша, это Миша: 32 года назад в Гродно взбунтовались хиппи // Белорусская газета. 2003. № 30 (397). 11 августа.]. 11 августа 1971 года хиппи Гродно собрались на демонстрацию против милицейского беспредела. В город с намерением их поддержать приехали хиппи из Вильнюса, Таллина, Ленинграда и Москвы. Они вместе, колонной, прошли от дома Михаила Гуленина, одного из организаторов, неся плакаты «Руки прочь от длинных волос», «Остановим террор», «Свободу рок-н-роллу» и «All You Need Is Love» [Антонович С. Хиппи Гродно — запрещенная музыка, длинные волосы и протесты на Советской // Freeday Zhurnal. 2014. 11 августа.]. Во главе демонстрантов шел молодой таллинец по имени Выру, который нес испанского бойцового петуха, подаренного ему отцом-моряком (из текста неясно, был ли петух живой или нет, скорее всего, это был уже продукт таксидермиста). Они прошагали 200 метров от дома Гуленина к центральной Советской площади, где их встретили «зеваки» с криками «Цыгане волосатые! голубые!» и милицейские дубинки. Демонстрантов схватили, посадили в стоявшие наготове фургоны, отвезли в отделение милиции. Обстригали волосы, кромсали клеши, отбирали ремни. Большинство участников были бесцеремонно вывезены за пятнадцать километров от города и высажены прямо на дороге, откуда им пришлось своим ходом добираться обратно. Несколько дней спустя Михаила показали по местному телевидению, сопровождая картинку комментарием: «Не бойтесь, это не Маша, а Миша. У него нетрадиционная направленность, он женственен, и когда его видишь — так и хочется обнять…» В этот раз последствия были настолько серьезными, что Гродно также исчез с хипповской карты мира. Михаил Гуленин не смог поступить ни в одно учебное заведение. В советское время он работал водителем троллейбуса. В поддержку гродненских хиппи их единомышленники из Вильнюса провели демонстрацию, которая тоже была разогнана милицией [Чернявка И. Это не Маша, это Миша…]
Конец ознакомительного фрагмента
