— Так они заодно? Или нет? Я не понимаю…

Ариадна промолчала. Надсадно шуршала джинса, которую она равнодушно, а потому неуклюжими рывками натягивала на мокрые ноги.

— Ариадна… — сдавленно позвал я.

— Я думаю, — взвела молнию она.

Я поглядел на ее отражение в стекле, снизу теперь черное, а сверху по-прежнему белое, с выпуклой дугой позвоночника, похожего на протянутую под кожей корабельную цепь. Несмотря ни на что, я хотел считать Ариадну красивой. Той тяжелой мрачной красотой, которой шло лишь черное и красное. Но жалость портила все. А потому, глядя на ее болезненную худобу и неровно обрезанные волосы, на бесцветные шрамы по рукам и плечам, слишком многочисленные, чтобы списать на случайность, я прикрывал глаза и думал: Господи.

Господи, помоги мне.

— Вероятно, до выстрела они сотрудничали. Тогда обнаруженная у Обержина «дружественная норма» атра-каотики могла быть недружественной. После — не знаю. В прихожей я встретила ее одну. Входная дверь уже была открыта.

— Она сбегала?

— Перебирала вещи в шкафу.

Я рассеянно кивнул, будто это что-то объясняло.

— Она узнала тебя? Что-нибудь сказала?

— «Привет», — Ариадна помолчала. — «Привет. У вас есть что-нибудь не четвертьвековое»?

Заметив в сумраке окна, как Ариадна раскатала по спине черную майку, я, наконец, обернулся:

— А дальше?

Она посмотрела на артемис в складках покрывала.

— Ничего. Тело не среагировало. Я стояла, наведя на нее пистолет. Потом она ушла. Я вышла следом, но ее уже не было.

Я поджал пальцы и ровно, спокойно кивнул:

— Ничего страшного.

— Если бы я выстрелила, все закончилось бы сегодня.

Наверное, она была права. Наверное, поэтому мы не встретились взглядами.

Я устало сел в кресло, возле которого по-прежнему горел торшер, вытащил из-за спины книгу. Это был антикварный, не так давно отремонтированный переплет. «Война и мир», второй том. Самое оно в удлиняющиеся ночи.

— Ты не заходил к Минотавру?

— Нет.

— Тогда нам следует…

— Нет. — Я поднял взгляд.

Я ждал, когда она заговорит об этом. Это значило, я все понимал правильно. То, что Минотавр рассказал вчера, о чем Мару подумал против воли…

Все это уже происходило.

Ариадна кивнула и подобрала с кровати смартфон.

— Тогда нам нужно за город.

Понятное дело, я ослышался.

— Что?

— Объясню на месте.

— Ты понимаешь, как это будет выглядеть?

— Дорога в обе стороны займет не больше трех часов, — ее большой палец скользнул по экрану. — Дрезденская чума задержит Мару с Ольгой дольше. Это эпидемиологический случай.

— Я задал другой вопрос!

— Ты все поймешь на месте.

Я резко встал и, подойдя к Ариадне, заглянул в априкот. Извилистый, полный объездов маршрут навигатора тянулся куда-то за город, к водохранилищу на юго-востоке.

— Что там?

Ариадна не ответила.

— Искра… так? — настаивал я. — Все из-за нее? Из-за нее нам надо туда?

— Все это уже происходило, — наконец сказала Ариадна.

— Я уже слышал! Но что это значит?

Она придвинулась. Я не отпрянул. Почти вся в черном, а оттого мертвенно бледная, Ариадна оглядела мое лицо, каждую мышцу по отдельности.

— Ты все понимаешь, — наконец сказала она. — Одной входной двери недостаточно.

— Нет. Не обязательно, — я упрямо мотнул головой.

Но на то, чтобы говорить неправдой — а значит, увиливать, значит, смягчать — у Ариадны не хватало воображения. Если я и верну его, то самым последним.

— Даже из тех, кто живет здесь десятилетиями, лабиринт мало кого пускает к Минотавру. Посторонние никогда не нашли бы его. А значит, тот, кто провел их, кто по-настоящему ответственен за произошедшее, возможно даже за смерть Обержина… этот кто-то — один из нас.

* * *

Сквозь сон я чувствовал: из окна сквозило. Вибрации мотора расходились у виска, как прибой. Им они, впрочем, и были, на грани мутной яви и белых коридоров сна, которые одна моя часть, тупея от недосыпа, пыталась задвинуть подальше; а другая включала, сводила, запитывала…

Ариадна коснулась моего плеча:

— Приехали.

Я отнял висок от стекла и ничего не увидел.

— Ага…

Отключив движок от питания, она потянулась к бардачку. На мои колени спружинил ковш, доверху забитый всякой всячиной. Салфетками, листовками, документами на машину, даже солнечные очки валялись в дальнем углу, но главное — шоколадками и их обертками. Намек я понял. От него подурнело.

— Еще пара недель — и меня начнет тошнить от шоколада…

— Тогда перейдешь на орехи.

— Или масло. Давай сразу на масло.

Не поняв шутки, в которой не было шутки, Ариадна продолжила:

— Если тебе нужно время, чтобы собраться, я буду снаружи.

— Да. Спасибо.

— Возьми с собой воду.

Через секунду меня обдало ледяным, бескислородным каким-то ветром, будто мы забрались на Эверест. Потом водительская дверца захлопнулась с той стороны. Я обреченно поглядел в бардачок и выкопал из-под мусора бутылку.

А снаружи вместо гор чернел лес: хвойный, некаменный. Под ногами лежал гравий, и светлые зыбкие волны его упирались в прямоугольный щит на журавлиных ножках, отражавший скудные отблески исходящей ночи. Щит скрипел. Ножки надламывались. Ветер бил в спину с такой силой, что на него можно было лечь.

Я подошел ближе, пытаясь разглядеть размытый темнотой пасторальный пейзаж. За спиной туго щелкнуло. Щит вспыхнул в ослепительном пятне света. Я обернулся и, щурясь, увидел в руках Ариадны большой строительный фонарь.

Она рывком закрыла передний багажник.

— Эко-кемпинг «Тишь и гладь», — вернулся я к щиту. — Два километра. Не совсем наш формат, но…

Луч прожектора сместился на узкую тропку, стремительно впадавшую в лес. Яркий свет выбелил частокол стволов.

— Туда.

Хрустя гравием, мы молча сошли с дороги.

Лес ничем не пах. Вздымавшаяся с земли сырость впитала в себя последнюю пряность осени.

— Куда мы идем? — наконец спросил я у спины перед собой.

— В хранилище атрибутов.

— Я думал, Дедал хранит их в лабиринте.

— Не все.

— И какие атрибуты хранятся здесь?

— Те, которые никто не должен найти.

Я принял это без лишних протестов, уточнил только:

— Прям никто-никто?

— Да.

— Но, если ты, и уж тем более Дедал, знаете, что атрибуты здесь, значит, их все равно можно найти. Это знание уже есть в системе.

— Нет. Нельзя.

Луч фонаря плыл впереди, и белесое зарево, отражаясь от стволов, резко очерчивало ее узкие плечи. Я вздохнул, продолжил без особой надежды:

— Но мы-то зачем сюда приехали?

— За искрой, — ответила Ариадна.

Клянусь, так и сказала.

— Что, прости?

— За искрой, — повторила она.

— Стоп-стоп-стоп!

Я дернулся вперед и крепко, с разворота споткнувшись, преградил Ариадне путь.

— Минотавр сказал, что искра… — Я замолчал, не зная, имела ли силу его вчерашняя просьба.

Ариадна опустила фонарь. Теперь он высвечивал только наши ноги.

— Искр четыре. Одну из них я привезла сюда восемь лет назад. Вторую украли сегодня.

— Ты… не знаешь этого наверняка…

Ариадна повела головой, прислушиваясь к лесу.

— У нас мало времени. Идем.

Лужица света вновь стала лучом и уплыла мне за спину. Я машинально отвел плечо, пропуская Ариадну вперед.

— Но погоди, — продолжил метров через десять. — Как искр может быть четыре? Разве атрибуты не существуют в единственном экземпляре?

— Это долгая история. Сейчас на нее нет времени.

— Да тебя послушать!.. — Я осекся, сдавленно выдохнул: — Прости. Я… просто… Если ты права, и этой женщине с энтропом… если их кто-то провел к Минотавру… Я не представляю, кто это может быть.

Ариадна замедлила шаг.

— Ну не Мару же, правда… Не Ольга… Еще пара лет — и я буду их знать дольше, чем не знать. Они никогда не причинили бы ему вреда.

Какое-то время она позволяла мне эту веру, затем сказала:

— То же самое мы думали о Фебе с Константином.

Я вздрогнул. Никто не вспоминал при мне эти имена. Три года назад их просто не стало, и, если бы я не жался к стенкам, не сидел под дверями, не шел на знакомый, желчный, всегда высоковольтный голос — едва ли сейчас понял бы, о чем она. Молчание по Фебе с Константином было огромным, изолирующим. Всех ото всех.

Я был на твоем месте, вдруг подсказал Минотавр. И Ариадна была. И Олья.

И даже Ст…

Я мысленно застонал. Так вот почему он попросил не поднимать эту тему.

— То есть… три года назад… с вами… все тоже случилось из-за искры?

— Это всегда случалось из-за искры.

— Но почему? Что с ней не так? — не сдавался я, а Минотавр в моей голове раздраженно напомнил:

Все так. И с нами все так. Просто иногда так на так порождает…

— Атрибуты, — повысил я голос, заглушая его. — Атрибуты можно использовать только так, как задумал их создатель. Без совпадения намерений это антиквариат на полке. Или… неужели искра делает что-то опасное? Ты знаешь?

Луч света плыл сквозь деревья.

— Как ее используют в Эс-Эйте?

Ариадна молчала.

— Какой у искры предикат?

На секунду я подумал, что врезался в невидимую стену. Не столько больно, сколько неожиданно, — но это оказалась черная застывшая спина.