— Меч в камне подтверждает легитимность власти.

— И?

— И?

Скрипя сотней старых качелей, гирлянда на булыжнике изничтожала мою любовь к зимним праздникам.

— Лучи-и-иночка… — с усмешкой протянула Нимау. — Водрузи эту штуку перед чьими-то палатами, объяви о ее назначении, позволь окружающим смеяться, браниться, не верить и обязательно убедись, что все поняли — ее невозможно уничтожить. А после — жди. Ту упоительную, предваряющую межпланетарную смуту секунду, когда чья-то рука с прямой трансляцией на весь мир возденет эту ржавую палку к небу, ведь тогда…

— Она права.

Бог знает сколько Ариадна стояла за моей спиной.

— Господи! — отдернулся я. — Не делай так!

— Извини, — в тысяча третий раз повторила она и поглядела на валун: — Меч-в-камне ответственен за большое число исторических кровопролитий. Дедал верно сделал, что отправил его сюда.

— Исторических?.. Да о нем всего одно упоминание в огромном цикле…

— Он был использован больше раза. Поверь.

Нимау подошла к валуну, отыскала темно-зеленую коробочку на конце гирлянды. Я только хотел предложить свою высокотехничную помощь в прекращении акустической экзекуции, как раздался треск, затем хруп, и музыка посыпалась из бронзовой ладони смятыми пластиковыми кусочками.

В руке у Ариадны была книга. Учитывая декорации, я не удивился бы древнему, испещренному рунами талмуду, но, судя по замыленным трагическим спецэффектам на мятой обложке, это был какой-то женский роман.

— Так. — Я поднял взгляд. — И?

Ариадна разломила пополам хлипкий корешок.

— Только я не знаю, как ее читать.

— По слогам? — предположил я.

Ариадна равнодушно перевернула страницу.

— Вместе с янтарем предыдущий Минотавр дал мне эту книгу. Он всегда возил сюда странные вещи, так что никто не удивился. В книге были загнуты две страницы, а на их уголках стояло два перламутровых пятна, — Ариадна протянула мне разворот. — Думаю, он запечатлел здесь обе искры.

— Запечатлел? — Я забрал книгу, рассеянно пролистнул страницу. — В каком смысле?

— Свет мой, зеркальце, скажи-и-и… — протянула Нимау, проплывая за Ариадниной спиной.

Ариадна повела головой вслед ее голосу и продолжила:

— Амальгама. Я никогда не видела, как Эрнст пользовался ей, но Стефан говорил, это что-то вроде ртутных чернил. Ими можно переносить информацию об одном объекте на другой.

— Да всю правду доложи-и-и-и… — донесся голос Нимау уже откуда-то из-за шкафов.

— Говорящее зеркало! — крикнул я ей. — Спасибо, я понял!

Но, конечно, не понял.

— Оно не говорило в буквальном смысле, — продолжила Ариадна. — Но из-за слоя амальгамы позволяло следить за помеченными вещами. Говорят, Эрнст запечатлел жизненные показатели своей контрфункции на наручных часах. Так он следил за ней между встречами.

— То есть… С помощью этой книжки мы можем узнать, где искра сейчас?

— Искры, — поправила Ариадна. — Но да. Именно Эрнст предложил использовать для атласа механизм амальгамы. Но атлас сделан специально под Минотавра и преемников, чтобы обеспечить конфиденциальность данных, а амальгаму может прочитать любой, кто…

Она вдруг замолчала.

— Атлас. Разумеется.

Я вздрогнул от продолжения мысли.

— Неужели… его тоже…

Ариадна кивнула.

— Вот почему она не тронула нас в галерее. Им нужно было добраться до атласа. Любой знает, что с его помощью Минотавр следит за атрибутами.

— Любой, кто возит их в Эс-Эйт… — пробормотал я.

— А их выбирают из тех, кого лабиринт допустил к Минотавру.

Ариадна протянула руку, а я даже не понял, зачем мне ее раскрытая ладонь.

— Книга, — сказала Ариадна.

— Книга, — бессмысленно повторил я.

Но, сколько бы я ни цеплялся за мысль, что знал этих людей вечность, а жизни их, как и моя, принадлежали другому человеку, — все это было, черт возьми. Было.

Это был один из нас.

— Мне жаль, — сказала Ариадна.

— Неправда, — откликнулся я. — Ты ничего не чувствуешь.

— Я помню это выражение лица. Я знаю, что оно значит.

Я сунул ей книгу и отвернулся. Рунчик меланхолично рыл копытом янтарь.

— Я… я так сильно не хочу, чтобы это был кто-то из нас… что готов закрыть на все глаза и просто позволить этому происходить.

Наверное, я в жизни не говорил слов ужаснее. А думал еще хуже. Перебирая имена, торговался с неизвестностью — хоть бы не он; и не она; потому что если кто-то, то лучше они…

Или они…

Или…

Ариадна коснулась моего плеча. Такого прежде не случалось, а потому мысли мои, слабые, жалкие, тут же прильнули к ее невесомой ладони.

— О, — я вымучил улыбку в голосе. — Ты и такое помнишь?

— Я много что помню.

Я обернулся через второе, свободное от ее руки плечо. Я не хотел видеть жест, предназначенный кому-то другому. А секунду спустя в кармане Ариаднина плаща зазвонил априкот. Удивленный тем, что тут ловит сеть (я до сих не был уверен в реальности где-то-тамошнего радио), я наблюдал за тем, как Ариадна вытащила смартфон, взглянула на экран и протянула его мне.

— Ответь. Если она спросит, где мы, я не смогу солгать.

Я застонал, увидев имя звонившего.

— По-твоему, я смогу?

— Сцилле нужно видеть человека, чтобы распознать ложь. Без атрибута Ольга не разбирается в людях. К тому же от тебя она вряд ли ждет…

— Вот поэтому! — воскликнул я и схватил априкот. — Поэтому, Ариадна, врать ей очень сложно.

Мысль, что Ольга с Мару уже вернулись из больницы и теперь ищут нас, застрявших в полутора часах езды от лабиринта, ужасала меня сильнее всяких искр. Мне вдруг показалось, что до этого звонка дела наши еще были сносны, а самое жуткое начнется, когда я поднесу смартфон к уху и скажу:

— Слушаю.

А Ольга рыкнет:

— Где Ариадна?

И я стану мямлить, оправдываясь, что мы вышли мне за кофе и… Стоп. Почему только она?

— В душе, — честно соврал я. — Что-то случилось?

Я знал — а кто не: Ольга всегда была против нашей дубль-функции и оттого злилась сразу на всех. На Минотавра — за идею (но он дурной), на меня — за согласие (но я ребенок), Мару шел по статье вопиющего попустительства, и лишь Ариадне она не говорила ни слова. То есть — буквально; ни одного за два года. Все это время Ариадна существовала для нее в форме абстрактной идеи, заразившей наши умы бесплотной верой и исканиями, а потому я не мог не почуять дурное, когда Ольга снова спросила:

— Она ведет себя нормально? Как всегда?

— А под «как всегда» ты подразумеваешь… — Я настороженно замолк, потому что, господи, в последние часы не происходило ничего как всегда.

— Никак, — мрачно оповестила Ольга. — Ведет ли она себя как обычно — никак?

Я встретился взглядом с северно-ледовитым океаном, но не смог понять, слышала ли Ариадна из динамика отдельные слова или улавливала лишь гневную интонацию.

— Ну, вроде бы… А что с Минотавром? Что говорят врачи?

— Пока ничего, Мару второй час на закрытом консилиуме, — процедила Ольга, а затем добавила: — Тебе известно, что следующим Минотавром становится тот, чье имя Дедалу называет предшественник? Необязательно одно.

— Ну да. Слышал о таком.

Этим начинались многие Минотавровы истории.

— Ко мне пришел Дедал. У него два имени.

Я тихо выдохнул. Зная Минотавра, что ж… Ольга была предсказуемым вариантом. Да, она не одобряла большинства его указаний и все же выполняла, — даже те, что не простила бы другим. Иногда, конечно, казалось, что он не заслуживал такой преданности, но я догадывался: Минотавр ценил Ольгу выше многих. До чего я не догадывался, так это зачем она позвонила нам с этой новостью, ведь мы…

— Мы, — оповестила Ольга. — Я и она. Понятия не имею, о чем он думал, но вторым преемником Минотавр сделал Ариадну.

Я дважды повторил это про себя, прежде чем ответить:

— Может, он не планировал, ну, знаешь… что их озвучат так скоро…

— А может, это очередной эксперимент, который где-то дал осечку?

Она так выразительно пропустила слово ваш — ваш эксперимент — что я снова вспомнил, где мы, и горло свело.

— Нет, — откашлялся. — Клянусь, я слышу об этом впервые.

— Не упускай ее из виду, пока мы не вернемся. Я непременно выясню, что это значит. И когда Минотавр очнется, нам предстоит серьезный разговор.

— То есть… Он очнется? Точно?

— Ты знаешь, что будет, если нет.

— Погоди, я…

Но Ольга отключилась. Я недоуменно поглядел на щелкнувший блокировкой смартфон.

— Что она сказала? — спросила Ариадна.

Я разблокировал экран, зашел в звонки, ткнул последнюю строчку. Потом — сбросил. Потом — снова нажал. Но какой в этом был смысл? Я не мог рассказать ей о второй искре. Об Ариадне, привезшей ее сюда, чтобы спрятать. О книге, оставленной предыдущим Минотавром, чтобы их найти. Эти вещи невозможно было услышать не слушая. Желая слышать что-то еще.

— Михаэль. Что-то случилось?

— Да, — я убрал в куртку априкот. — Нет.

Потому что — нет. Нет, нет, нет.

Если Минотавр не очнется, я не знал, что будет.