Перед всяким путешественником, попавшим в сложную жизненную ситуацию, рано или поздно встает подобная задача. Приходится пускаться на разные ухищрения: высекать искру с помощью кремней, добывать огонь трением или молитвой… На этот раз проблема была обратной. В кармане куртки Ивана лежал полный коробок спичек. Кьетт сообщил, что в принципе умеет разжечь магическое пламя на собственной ладони, им что угодно можно подпалить, хоть хворост, хоть уголь, хоть самые сырые дрова. Беда в том, что на всем обозримом пространстве не наблюдалось ровным счетом ничего, способного послужить топливом. Они даже от валуна своего кое-как откололи кусочек ножом, проверили — вдруг, паче чаяния, горючий? Увы, это был самый обычный серый гранит.

И только приглядевшись внимательнее, Иван заметил стелющиеся между камнями тонкие бурые, изрядно подгнившие былинки — так выглядит ранней весной мурава, только что вытаявшая из-под снега.

— На безрыбье и русалка рыба, — выдал Кьетт. — Иди собирай, а я подожгу… Только далеко не отходи, мне одному страшно.

Нельзя сказать, что последнее его откровение прибавило Ивану боевого духа, но выбор был невелик, пришлось идти.

Сначала все шло благополучно. Он собирал мотки ползучей травы, оказавшейся неожиданно жесткой, как спутанная проволока, — достаточно было дернуть один побег, и за ним тянулось множество соседних. Осторожно ступая по пружинистой почве меж камней, сносил добычу к «своему» валуну, там Кьетт раскладывал ее на просушку, придавливая собственным сапогом, чтобы не разлеталась. Очень споро шло дело, куча быстро росла.

— …Ладно, давай уже назад! Хватит на первое время, — окликнул его Кьетт. — Поджигаю?

Даже от магического пламени трава занялась не сразу, зато горела ровно, прогорала медленно и тепла давала достаточно, чтобы развеять мрачные мысли о гибели от переохлаждения организма. Но так уж устроены разумные твари разных миров, что не умеют довольствоваться тем, что имеют. Не успели немного отогреться — захотелось есть. Они сидели у огня друг напротив друга и страдали.

— Зачем мы не поужинали перед дорогой? — стонал Иван, чувствуя, как голод царапается внутри острыми коготками. — Я пока бегал, один пирожок за весь день перехватить успел…

— А я и того меньше, — вторил Кьетт печально. — Какая глупость: огонь есть, еды нет!.. Кстати, об ужине! Как ты думаешь, зачем здесь красное небо? Это восход или закат? — В тоне его послышалось беспокойство.

— Откуда мне знать. — Иван пожал плечами. И предположил: — Может, оно всегда такое?

— Хорошо бы… — пробормотал Кьетт, подползая ближе к огню. — Хорошо бы это был не закат…

— Почему? — упавшим голосом спросил Иван — он догадался, каков будет ответ.

— Не знаю, как у вас, — тщательно подбирая слова — чтоб не накликать! — выговорил Кьетт, — а у нас по ночам вылезает много всякого разного… которого лучше бы не вылезало. Знаешь, пока не стемнело, собери-ка еще травки, чтобы хватило до утра. А то мало ли… ТЫ ЧТО?!

— Ай! — прошептал Иван, глядя ему за спину остановившимся взглядом. — Уже! ЛЕЗЕТ!

Кьетт резко обернулся.


«Оно» лезло из-за соседнего, шагах в двадцати расположенного камня. Крупное, белесое, омерзительное до предела. Ползло на четвереньках, разевало широкую зубастую пасть, капало слюной, вращало тусклыми желтыми глазами. Пропорциями тела напоминало человека, исхудавшего до состояния живого скелета, но голову имело, пожалуй, собачью, только голую, без шерсти. Выглядело, скажем так, существом разумным, но совершенно обезумевшим и никакого сомнения в своих намерениях не оставляло: оно собиралось ЖРАТЬ.

Иван трусом не был, это мы можем утверждать со всей ответственностью. Богатырским сложением он не обладал, приемами восточных единоборств не владел, но по-простому, по-нашенски дать в морду тому, кто заслужил, умел. Человека бы он не испугался. Но это… Это даже не страх был, а какая-то потусторонняя, парализующая жуть, как в дурном сне. Растерянность полная. Как быть, в чем искать спасения? Бежать? Прятаться? Сражаться ножом? Он был близок к панике и, пожалуй, бросился бы наутек, не будь рядом Кьетта, способного разве что попытаться встать…

А тварь была уже совсем рядом, и узловатые пальцы ее цеплялись за камень. Иван пятился, она наползала медленно, но неотвратимо, влекомая теплом костра и запахом свежей плоти…

И все-таки он нашел в себе силы собраться с духом. Сражаться! Другого выхода нет! Он обернулся к Кьетту, чтобы взять нож… И снова остолбенел.

Его товарищ по несчастью как сидел, так и продолжал сидеть в расслабленной позе, наблюдая за приближением кошмарного монстра с благосклонной полуулыбкой. Такое выражение лица бывает в ресторане у гурмана, когда к его столику официант подносит любимое блюдо…

— Эй! Ты чего… — начал Иван, решив, что несчастный повредился умом от страха…

И тут он прыгнул. Нет, не монстр. Кьетт. Прямо с места, прицельно точно, одним отработанным боковым броском атакующего хищника впился чудовищу в белое горло! Иван от ужаса взвыл, тварь тоже, полузадушенно и жалко, — а кому понравится превращение из охотника добычу?

К счастью для Ивана — в противном случае его нервы, пожалуй, не выдержали бы, — сцена кровавой не была. Кьетт просто висел на чудовище, вцепившись когтями, лишь немного превосходящими кошачьи, и клыками, уступавшими вампирским. Он висел, а тварь оседала, выцветала, будто таяла в промозглом воздухе чужого мира… Потом обмякла и испустила дух.

Кьетт немедленно выпустил жертву и легко поднялся на ноги, веселый и довольный.

— Ну вот! — объявил он, вытирая ладонью рот. — Сразу стало легче жить!.. А ты что такой зеленый? Тебе нехорошо? — Милый, заботливый такой…

— Я… Мне… — У Ивана перехватило голос. — Как… Что ты с ним сделал?

Наверное, тон у него был слишком резким и осуждающим, Кьетт смутился.

— Как что? Того… Примерно то, что делали со мной шарлатаны твоего мира. Выкачал. Опустошил. Потенциалы свои восстановил. Теперь идти сможем… Ты не рад?

— Скажи. Честно. — Ивану еще трудно было говорить. — Ты и со мной можешь вот так?..

— Ты что, дурной? — почему-то обиделся Кьетт. — За кого ты меня принимаешь? Я что, упырь? Ты немагическое существо, что с тебя можно взять? Если и есть в тебе зачатки магии — хоть всю до основания вытяни, ты даже не заметишь.

— То есть человека ты убить не можешь? — уточнил Иван для полной ясности и спокойствия.

— Могу. Ножом. Если нападет. Сам я на людей не охочусь, если ты это имеешь в виду.

— Это утешает! — выпалил Иван с чувством. — Что ты не упырь… Слушай! — Он вдруг сообразил, что самое главное-то упустил! Сказали, что не демон, ну и успокоился… — А ТЫ ВООБЩЕ КТО?!

— Как кто? В смысле? — Кьетт даже попятился от такого вопроса, не понял, о чем речь.

— Ну я, допустим, человек. А ты? Кто ты по природе? Биологический вид или что там у вас бывает?

— Я по природе нолькр, — с достоинством ответил Кьетт. — Не видно разве?

— Просто я раньше никогда не встречал нолькров, — пробормотал Иван удрученно. — Вы у нас, слава богу, не водитесь! — Почему «слава богу»? Никакого представления о нолькрах Иван не имел, чего от них надо ждать — добра или зла — не знал. Просто вырвалось на нервной почве.

Ясно, что от столь бестактного высказывания обида Кьетта меньше не стала, и некоторое время они сидели молча подле затоптанного костра и бездыханного тела аборигена, очень недовольные друг другом. Потом нолькр сменил гнев на милость, заговорил первым:

— Ну ладно, хватит нам тут рассиживаться, пойдем.

— Куда? — буркнул Иван отрывисто и мрачно, хотя уж у него-то ни малейшего повода для обиды не было, просто сдали нервы.

— Вперед. Все равно куда. Поищем, нет ли здесь другого… гм… ландшафта. Или жилья. И вообще, на движущуюся цель нападать сложнее.

Его последние слова решили дело. Никаких нападений Иван больше не хотел, за кем бы ни была победа, а потому вскочил резво, и они двинулись в путь. Вперед, куда глаза глядят, блуждая меж камней, цепляясь за петли травы, склоняясь под порывами злого ветра. Без цели по большому счету и без надежды. От безысходности.

Шли молча.

По прошествии времени Ивану самому стало казаться удивительным, что в первые дни знакомства они, выходцы из разных миров, к миру чужому не проявляли никакого любопытства, ни о чем друг друга не расспрашивали, и все разговоры их ограничивались темами чисто бытовыми, сиюминутными. Должно быть, так сказывался стресс, и разуму требовалось время, чтобы смириться с существованием невозможного…

— Дураки мы с тобой! — минут через пятнадцать ходу сообразил Кьетт. — Зачем против ветра идем, мучаемся? Давай в другую сторону!

И они развернулись, пошли назад, потому что какая разница.

За три часа пути местность совершенно не изменилась, зато небо сменило багровый цвет на тускло-желтый: начинался день. Заметно потеплело, и ветер понемногу утих, перестал подгонять в спину. Какие-то мелкие синюшного оттенка твари стали выползать из-под камней, подставлять тусклому солнцу свои пупырчатые спины. Сами не нападали, но, стоило приблизиться к ним, принимались угрожающе шипеть и изгибать колючие хвосты на манер скорпиона, хотя к миру членистоногих отношения явно не имели, больше походили на рептилий или даже на млекопитающих, только очень уж гадких с виду.

— Не трогай ты их, — велел Иван спутнику, коим овладела излишняя любознательность, — не дай бог, ядом стрекнут!

— Думаешь, ядовитые? — опасливо попятился тот.

— Откуда мне знать? Но зачем-то же они хвосты задирают?

— Я думал, пугают просто… У них, между прочим, очень неплохой потенциал. Если что, сгодятся… гм… — Он уловил косой взгляд спутника и осекся.

Ивану стало тошно от одного воспоминания об утренней сцене с чудовищем, становиться свидетелем новой он категорически не желал. Но поразмыслил и решил: каждый выживает, как может. Если природа магических созданий вынуждает их обращаться друг с другом подобным образом — это их личное дело. И разумнее всего не осуждать их, а постараться извлечь выгоду.

— Давай так, — предложил Иван. — Я отворачиваюсь, ты ловишь этих уродцев, повышаешь свой потенциал до максимума и возвращаешь нас по домам. Идет?

Нолькр фыркнул:

— Когда б все было так легко! У нас нет подходящего оснащения, и заклинаний я не знаю нужных — мы даже простые портальные перемещения не изучали еще, не то что астральные. Не мой уровень магии, уж извини. Вызвал бы меня лет через десять, а лучше — через сто, тогда бы я тебе помог. Но не теперь.

Иван помрачнел.

— Хочешь сказать, у нас нет никакой надежды? Только и осталось, что загнуться в этой дыре?

— Надежда есть всегда! — сию банальную истину Кьетт изрек тоном мудрого старшего товарища. — У нас даже есть варианты. Либо найти хорошего мага и попросить, чтобы он нас вернул, либо вызвать демона и заставить его нас вернуть, либо раздобыть хорошую литературу по магии и постараться вернуться самостоятельно. Что ты предпочтешь?

Но Иван на его вопрос отвечать не стал, он думал о своем, страшном.

— А если нет в этом мире ни магов, ни книг, ни средств для вызова демонов? И вообще ничего нет? Если эта пустыня или это болото… — он сделал широкий указующий жест, — нигде не кончается? Тогда что?

— Тогда все, — признал Кьетт. И попросил: — Знаешь, давай будем надеяться на лучшее. Хотя бы еще часок-другой.

Три часа они надеялись впустую. Устали, вконец оголодали, стерли ноги обувью, не приспособленной для дальних переходов по пересеченной местности. А хуже всего — страшно захотели пить.

Почва меж камней была волглой и топкой, под ногами хлюпало на каждом шагу. Иван вырыл ножом глубокую ямку, и в ней довольно скоро скопилась мутная жижа — назвать эту неаппетитную субстанцию водой язык не поворачивался.

— Думаешь, ее можно пить? — Иван с большим сомнением взирал на дело рук своих.

Кьетт присел, понюхал, опасливо потрогал жидкость пальцем, понюхал снова.

— Это не вода, — сообщил он. — Это настоящее поливалентное колдовское зелье, хоть разливай в бутыли и на рынок неси.

— Но пить-то его можно? Или оно ядовитое?

— Думаю, можно. Зелья пьют иногда. Но, думаю, нам стоит с этим повременить. Вот дня через три, когда у нас обезвоживание начнется, рискнем. Тогда ведь нам уже без разницы будет, от чего помирать…

Однако до крайностей не дошло. Что-то смутно-серое возникло впереди на горизонте. Оно приближалось медленно, но неуклонно, росло, высилось стеной. Длинная зазубренная цепь, уходящая острыми вершинами в темные облака… Горы! Казалось бы, ну и что? Кто сказал, что в горах их ждет что-то хорошее? Что не безлюдны они, подобно окружающей равнине, или неведомыми чудовищами не населены? Но радость была такая, будто дом родной на горизонте увидали. Или это было предчувствие?

— О-го-го! — радостно завопил Иван. — Живем!

— Живем, — охотно согласился Кьетт. — Вот видишь, как хорошо, что с питьем не поспешили!

А вскоре их ждала еще одна радость. Немощеная, разбитая и раскисшая, но явно рукотворная дорога пересекала их путь, тянулась вдоль горного хребта, до которого, по утверждению Кьетта (Иван в горах не разбирался, поскольку не бывал), оставалось еще много часов пути, хотя казалось — рукой подать. Определенно разумная жизнь в этом мире была, и дорога вела именно к ней! Очень обнадеживающее открытие!

У всякой дороги, как известно, есть два конца. И у каждого из двух товарищей по несчастью оказалось собственное мнение, куда идти. Ивану почему-то казалось, что надо сворачивать направо, Кьетт возражал, ничем свое мнение не аргументируя: налево, и все тут! С какой стати?

Поразмыслив, Иван решил, что надо внимательно изучить следы и выбрать то направление, куда их больше ведет. В этом определенно был смысл, и минут двадцать они ползали вдоль и поперек невысокой насыпи с видом заправских следопытов. Но их усилия ни к чему не привели. Определять направление движения по старым (да хоть бы и по новым!) колеям они не умели, а отпечатков обуви или, на худой конец, копыт на дороге не сохранилось.

— Похоже, здесь сто лет никто не ходил, — заключил Иван уныло.

— Или все следы дождем смыло, — внес свою лепту Кьетт. — Как теперь поступим?

А как поступают разумные существа всех миров, когда им надо сделать немотивированный выбор? Жребий кидают! Одни считают результат случайным, другие усматривают в нем волю высших сил, но порой это бывает единственным способом принять решение.

Пятирублевая монетка завалялась у Ивана в кармане. У Кьетта была своя, в три кроны. Но он честно признал — Иванова красивее, а главное, отлита лучше, равномернее по толщине. Кидали три раза. Победил Иван.

И был очень горд, когда километров через пять-шесть (судя по времени) вдоль дороги, свернувшей к горам, стали встречаться сначала чахлые кусты, а потом и полноценные деревья — дубы с бурой осенней листвой и богатым урожаем желудей. Правда, гордость его слегка поуменьшилась, когда он увидел, что именно висит на одном из дубов, самом раскидистом и величавом.

Это был удавленник. Точнее, удавленница. Дева лет восемнадцати, очень эффектного телосложения, но в разодранных одеждах, босая и косматая. Она глядела на мир мертвыми голубыми глазами, и несколько черных птиц уже прыгало рядом, радостно каркало в предвкушении обильной трапезы. Потом одна, самая нетерпеливая, слетела вниз, села красавице на голову и долбанула клювом в лоб.

Подобного зрелища Иван снести не мог. Только что стремился как можно быстрее проскочить неприятное место, а тут как перевернулось все в душе!

— Мы должны ее снять! — объявил он. — И предать тело земле!

— Еще не хватало! — горячо воспротивился Кьетт, чей жизненный опыт был, может, и ненамного богаче Иванова, но оказался более приближенным к местным условиям. — Как бы ее соплеменники нас самих потом земле не предали! Не мы вешали, не нам и снимать!

Иван его слушать не стал. Велел сурово:

— Дай нож!

— Ну и дурак! — пожал плечами нолькр, однако нож дал: не драться же из-за чужой покойницы! — Но на меня не рассчитывай, сам с ней возись…

— Справлюсь, — сквозь зубы бросил Иван и сделал уверенный шаг к дереву. Один. Второй вышел уже гораздо менее уверенным, третий дался через силу, на четвертом ноги стали подкашиваться, а руки дрожать. В общем, виси дева чуть дальше — так и осталась бы висеть. Но пятого шага не потребовалось. Отворачиваясь, чтобы не видеть жуткого синюшного лица, Иван резанул ножом веревку, та поддалась не сразу, пришлось пилить, и наконец мертвое тело мешком свалилось прямо на ноги своему «освободителю». Тот отскочил, не удержавшись от вскрика.

— И что теперь? — приблизившись, осведомился Кьетт, и в голосе его звучало неприкрытое осуждение. — Чем зарывать станешь? Только не моим ножом, не то окончательно затупится! Что тогда делать будем?

А вот это уже был аргумент! В краю, где юных дев принято развешивать на дубах, оружие следует содержать в боевой готовности. Иван без возражений вернул клинок владельцу и принялся беспомощно озираться в поисках какого-нибудь подручного средства: не настолько дорога была ему покойница, чтобы рыть ей могилу голыми руками. Подобрал с земли тяжелый сук, раз-другой ковырнул… Тяжелая и потная глинистая почва поддаваться не желала. «Натуральный суглинок!» — плюнул Иван и попытки прекратил. Ограничился тем, что, преодолевая отвращение, подтащил тело к краю насыпи, чтобы не видно было с дороги, и запорошил опавшей листвой. Изгваздался по уши, пока сгребал — десять раз пожалел, что связался. Однако главные последствия своего гуманистического акта ему еще только предстояло оценить.

Они, последствия эти, долго ждать себя не заставили — получаса не прошло.

Путники как раз устроили привал, расположились у обочины, чтобы дать отдых сбитым ногам, когда чуткое ухо Кьетта уловило приближающиеся шаги. Нолькр вскочил, рефлекторно сжав рукоять ножа. Иван последовал его примеру, обернулся и увидел.

По насыпи, нелепо размахивая полными голыми руками, подволакивая одну ногу, резво ковыляла удавленница, и светлые как лен космы ее развевались на ветру, а на шее, на манер ожерелья, болтался обрубок петли.

— Встала! — с мрачным удовлетворением в голосе объявил Кьетт. — А ведь я тебя предупреждал!