— Тебе никогда не хотелось рассказать о своей жизни чистую правду, без прикрас, блонди? — чуть склоняется качок над столом. — Поделиться с незнакомцем тем, что не можешь доверить близким?
— Нет, лучше уж я с друзьями поделюсь личным.
И это моя ложь номер один.
— Врешь, — «Петя» подзывает официанта к нашему столику, и делает заказ — те самые коктейли, которые так настойчиво рекламирует промоутер у входа. — Давай поиграем?
— Во что?
— В правду, блонди. Давай поиграем в правду.
Иду за ней — за этой девчонкой, за которой отец увивался, наплевав на маму, и злость берет.
Вот на эту тихоню он променял мать — яркую, красивую, и без памяти любящую его?!
До сих пор ведь любит, несмотря на все унижения, через которые ради него прошла. На маме он не женился, несмотря на столько совместно прожитых лет и общего ребенка, а с этой девкой побежал в ЗАГС, едва ей восемнадцать исполнилось.
Из клиники она направляется прямиком в бар. Ай да тихоня!
В тихом омуте…
— Давай поиграем в правду, — предлагаю ей, надеясь, что согласится.
Или что откажется.
Сам еще не решил, зачем мне весь этот разговор.
— Ну давай, — с вызовом соглашается блондинка.
Придвигаю поближе к ней коктейли, принесенные официантом: сладкие, именно такие и любят девушки. После них язык прекрасно развязывается.
— Как тебя зовут по-настоящему?
— Маша, — не моргнув глазом отвечает лгунья.
Будто я не знаю, как ее зовут!
— А если серьезно?
— Вика. Виктория, — напевно представляется она, и я в который раз вздрагиваю от ее голоса.
Пробирает.
— А тебя?
— Рустам, — отвечаю, и не собираясь быть честным.
Не с ней.
Может, отец говорил обо мне своей молодой женушке — о нелюбимом и нежеланном сыне? Хотя вряд ли он обо мне еще помнит — вычеркнул из жизни с превеликой радостью.
— Имя Рустам тебе больше подходит, чем Петя, — по-доброму усмехается блондинка, и я придвигаю ей еще коктейль, подав знак официанту, что нужно принести еще.
И побольше.
— Итак, теперь мой вопрос: ты и правда замужем?
Взглядом указываю на кольцо из старого золота, которым грезила мама. А я и не понимал, зачем ей эта уродская штука на палец.
Не понимал, пока не вырос. Как и смешков за ее спиной, осуждающих шепотков за связь вне брака.
И за нагулянного ребенка.
— Да, я замужем уже почти два года, — Вика тоже смотрит на свое кольцо, и грустно улыбается — не мне, а самой себе. Или пустоте. — Теперь мой вопрос: что тебе нужно?
Отомстить отцу за мать, и за себя.
Понять, что в тебе такого особенного.
Выяснить, как обычная, не слишком умная и хитрая девчонка, смогла увести отца от мамы.
И наказать за это.
— Мне скучно, Вика. Мне просто скучно, и захотелось поговорить.
— Со мной?
— Остальные сидят в компании, — киваю на столики за ее спиной, занятые парочками или группами друзей. — А ты одна.
— Да, я одна.
И снова легкая, со вкусом полыни, грусть в ее голосе.
— Расскажи про своего мужа, — прошу, наблюдая, как она допивает очередной коктейль — ягодный, чуть окрашивающий бледные губы малиновым цветом.
— Это не вопрос.
— Считай, что это вопрос.
— Мой муж — замечательный человек, — Вика хмурится, подозревая подвох в моем вопросе, и спешит встать на защиту отца. — Чуть старше меня. И я его люблю.
Лжет. Все три фразы — ложь.
— Чуть старше — это на сколько?
— Тимуру сорок семь лет. И что?
— И ничего.
Поженились они, когда отцу было сорок пять, а Вике — восемнадцать. А в дом к ее семье он зачастил и того раньше.
— Теперь твой вопрос, — напоминаю девчонке, и морщусь от сладости напитка.
Ну и гадость. Будто сироп пью.
— У меня нет вопросов. Мне надоел этот разговор, — она снова тянется к папке с бумагами, но рука подрагивает.
И бумаги рассыпаются по столу.
Справки, выписки, анализы.
— Что это? — хватаю один из листов, и глаз успевает вырвать отдельные слова: «хгч», «мазок», «посев».
Ах, да. Блондинка же была в клинике.
Болеет чем-то?
— Это? — Вика так и не уходит. Застывает, с каким-то глухим отчаяньем глядя на рассыпавшиеся по столу бумаги, а затем сгребает из, и неаккуратно засовывает в папку. С отвращением, даже со злостью. — Это медицинский казус, вот что. Я здорова, но никак не забеременею.
О, так отец со своей юной женой хотят сделать мне брата или сестру?!
Занятно.
— И куда тебе спешить?
— Ты не понимаешь, — Вика поднимает на меня свои глаза цвета неба, в которых и отчаянье, и горечь, и злость смешались в гремучий яд. — Я должна родить ребенка, и как можно скорее. Иначе муж меня бросит. Ему нужен наследник, которого я не могу дать.
Наконец, разговорилась. Пришлось попотеть для этого.
Хотя я никогда не был особым мастаком в ведении бесед, и дипломатия не удавалась.
— А ты не хочешь его терять, — понимающе киваю, злясь на глупую, продажную девчонку. — Твой муж богат, да? Поэтому?
— Да, он богат, — рассеянно отвечает она. — И это богатство нужно передать прямому наследнику. Я здорова, Тимур здоров, но я все никак не могу забеременеть… устала, как же я устала! Может, анализы врут, и я бесплодна?
Значит, все же, из-за денег. Крохотная капля сомнения в своей правоте утекает вместе с последней каплей малинового коктейля. И ради денег эта мелкая лгунья разрушила жизнь моей матери.
Все ради денег!
Протягиваю ладонь к ее лицу, и провожу большим пальцем по нижней губе Вики — ласкающе, дразня ее.
И себя.
Электрические разряды прошивают насквозь от предвкушения ночи. Я ее получу, а затем обрадую отца «верностью» его молодой жены.
— Ты очень красивая, — прикосновения опаляют, и никаких сил нет прервать это безумие.
Рустам — незнакомец.
Рустам мне не нравится своей наглостью и беспардонностью.
Он может оказаться кем угодно.
И я замужем, что самое главное.
Но помня все это, я сижу напротив Рустама, и позволяю ласкать, очерчивать пальцами свои губы и скулы, линию подбородка… о Боже!
Надо прекратить все это.
— Вика, — приятным, пробирающим баритоном тянет мужчина мое имя, пробует его на вкус, — Виктория… это ведь означает «победа»?
— Да, — шепчу, и прикусываю нижнюю, пересохшую от нервов губу.
Отвечает мне потемневший взгляд Рустама.
Взгляд, сфокусировавшийся на моих губах.
— Победа. Так и есть, — улыбается парень, словно не мне это говорит. А самому себе.
И убирает теплую ладонь от моего лица. Хочется потянуться следом, не прерывать этих прикосновений, которые так приятны — мне всегда не хватало ласки.
Тем более сейчас, когда я, кажется, один на один с этим миром.
И загнана в ловушку.
— Пойдешь со мной? — Рустам встает, и выжидающе смотрит на меня сверху вниз.
— Куда?
Парень лишь приподнимает бровь. Будто, итак, не ясно, куда.
И зачем.
Нужно отказать ему, поставить на место. Ткнуть броское, тяжелое, как оковы кольцо под нос, и выкрикнуть, что я замужем. Как он смеет намекать, что я способна согласиться?
Вот только перед глазами пустой, ненавистный дом, в который мне придется возвращаться и ждать мужа в полном одиночестве. А затем выслушивать оскорбительные эпитеты в свой адрес.
Пустоцвет.
Недоженщина.
Бракованная.
— Пойдем, — вкладываю свою ладонь в его, и поднимаюсь со стула.
Понимание того, что я совершила, приходит не сразу. Первое, что я чувствую, проснувшись ранним утром это солнечный луч — оранжевый, теплый, ласково скользящий по щеке.
Всегда любила раннее утро, которым мир просыпается, окрашивая теплым светом и полутенями землю. И профессиональным взглядом художницы, и романтичным взглядом юной девушки.
С улыбкой открываю глаза, и осознание приходит резко. Обрушивается яростным водопадом на душу: я изменила мужу.
Тимур — далеко не идеал, но отвечать ему пощечиной низко. А измена — именно пощечина, втаптывающая мужчину в грязь.
Как и саму изменщицу.
Тихо, стараясь не смотреть на вторую половину кровати, поднимаюсь, и собираю раскиданные вещи, которые одеваю на ходу. А затем, все же, замираю у самого выхода.
И смотрю на него — спящего парня, с которым провела эту безумную, горько-сладостную ночь: возможно, он красив, несмотря на шрамы и синяки, покрывающие его спину, грудь и руки.
Да, он красив.
И, надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
— Привет, милая, — Тимур привычно мажет поцелуем по щеке, приветствуя меня. — Надеюсь, ты без меня не скучала.
Вопрос не подразумевает ответа. Лишь вежливую улыбку, которой я и одариваю вернувшегося из Питера мужа.
— Ты была в клинике?
— Да, — отвечаю, и внутри холодею, вспоминая, чем именно закончился тот день. — Я не бесплодна. Все анализы подтвердили это, детей я иметь могу.
— Но ты не беременна, — Тимур стоит у зеркала, и буравит меня своим отражением.
— Не беременна, — соглашаюсь со вздохом. — Мне сказали, что было бы неплохо и тебе пройти обследование. Мало ли…
— Ты в своем уме? — муж оборачивается, и слова его окрашены веселой злостью и недоумением, словно ему приходится с несмышленышем вести диалог. — Вика, напоминаю: у меня есть сын. Дело не во мне, а в тебе.