— Сахар? Сливки?

— Нет, спасибо. Обычный эспрессо, — доброжелательно ответила я.

— Игнат у кофемашины, спиной ко мне. Ближе к шее она расцарапана — это я его так? Ну что ж, пусть запомнит. Навязываться я не стану.

Жалеть о том, что случилось — тоже. А вот жалеть о том, чего не случилось — буду, и очень долго.

— Если захочешь с сахаром, то вот, — Игнат поставил передо мной чашку, и указал на сахарницу. — Если хочешь принять душ, то можешь не стесняться. Или…

— Я у себя в отеле его приму, — перебила, и взглянула внимательно в его глаза.

Позволила дать понять, что мне все ясно, и не нужно расшаркиваться. Переспали? Бывает, жениться не обязательно.

Хотя обидно. Чертовски. Каждой девушке хочется, чтобы после первой близости ее целовали, заверяли в чувствах, а не подбирали слова, чтобы намекнуть, что неплохо бы распрощаться.

— Слава…

— Что? — сделала аккуратный глоток, и поставила чашку на стойку — горячий слишком. Если поперхнусь, то маска с лица спадет сухим гипсом, и я разревусь.

Лучше не рисковать.

— Прости, — бросил он.

На лице у него сожаление. Причем искреннее, и от этого еще больнее.

— Не нужно меня оскорблять своими извинениями.

— Ты же понимаешь?

— Наверное, — пожала плечами. — Сейчас кофе допью, и домой. Не переживай.

Может, у него девушка? Или вообще о жене наврал. Она в командировке, все по классике. Хотя… нет, квартира холостяцкая, никакая женщина здесь не живет, и долго не жила. Значит, это я такая непривлекательная, раз меня хочется поскорее выпроводить?!

— Ты чудесная девушка, и эта ночь… для меня, наверное, лучшая. Хотел бы думать, что и тебе было хорошо. Но, хоть это и звучит банально, дело не в тебе, а во мне.

— Звучит заученно, — усмехнулась я.

— Так и есть. Репетировал, — признался Игнат.

— Ладно, речь я оценила. Можешь не объясняться. Братьев-дядьев натравливать на тебя не стану, караулить у дома тоже. Я все понимаю. Так что давай без разговоров. Не хочешь, и не надо, — как можно более равнодушно бросила я, и переключила внимание на кофе.

Козёл! Хотя… может, это я дура, а он нормальный? Не зря же придумали, что сразу давать нельзя. Правило трех свиданий, как минимум, и все в духе того, что «зачем покупать корову, если молоко дают бесплатно?»

Нет уж, дала, и дала. Жалеть не буду. Классно было, хоть и больно.

— И все же, я объясню. Профдеформация у меня, характер поганый.

— Не заметила.

— Ты меня совсем не знаешь.

— Как и ты меня, — подняла на Игната глаза.

— Да, не знаю. Но вряд ли тебе бы понравилось иметь дело с таким, как я.

— А мне таких предложений не поступало — иметь дело с таким, как ты. Даже проверить не получится.

— Языкастая, — оскалился он. — Я про то, что… черт, хрен знает, как объяснить!

— Раз уж начал, то попытайся, сделай одолжение, — положила подбородок на сцепленные в замок ладони, и приготовилась слушать.

— Ты бы нормально отнеслась, если бы я заставлял тебя каждые пятнадцать минут звонить мне, или присылать смс с геолокацией? Если бы я контролировал, с кем ты общаешься, во что ты одета, не слишком ли откровенно? Если бы запрещал общаться с парнями, даже если это двоюродные братья?

— Ты ревнивец?

— Нет, — усмехнулся Игнат не очень весело. — Мне говорили, что я моральный урод. Дело не в ревности, а в контроле. Патологическом. Контроле всех, кто рядом. Тебе восемнадцать? Я примерно в это время понял, что нихера не получится. Встречался с девчонками, и каждый раз в эту ловушку попадал, при том, что не любил. Природа такая. Могу тебе отзывы уволенных сотрудников дать почитать, если интересно: «все зашибись, но начальник — говно, передохнуть не дает». Контроль, понимаешь? Безусловный. С возрастом, и с новым статусом все только хуже стало. Так что не вешай нос, мелкая, так будет лучше.

— А может не будет? — нахмурилась я. — Тебе-то откуда знать, что для меня — лучшее? Я привыкла к контролю. Говорила же — балетная я, педагоги были теми еще людоедами.

— И ты бы нормально отнеслась, если бы я пересмотрел твой круг общения?

Круг общения, состоящий из Жени и Веры?

— Да.

— И гардероб?

— Я скромно одеваюсь.

— И носишься по холоду в платьях, — хмыкнул Игнат. — Ладно. А если заставлю отчитываться по каждому шагу — где ты, с кем ты?

— Мне не сложно написать сообщение, или позвонить.

— День за днем? Передать полный контроль — это тебе не сложно?

— Нет, — фыркнула я — Боже, о чем он вообще? — Конечно, иногда это нереально — звонить и отчитываться. Например, я восстанавливаюсь, и скоро на сцену планирую вернуться. Грим, первый акт, но в антракте вполне могу звонить, пока подправляю макияж, и…

— Сцена, — перебил Игнат. — Ну а если мне не понравится то, что ты у всех на виду, и танцуешь? И я попрошу бросить то, на что ты годы потратила?

— Зачем? — растерялась я.

— Затем, что я — такой. Что скажешь?

— А ты попросишь об этом?

Игнат выразительно взглянул на меня.

Черт, и правда маньяк. Но балет… нет, не для того я столько мучилась, тренируя выворотность стоп, гибкость суставов и эти минимальные тридцать два фуэте, чтобы бросить до сорока пяти лет. Я же толком не танцевала еще!

— Дело даже не в сцене, — спокойно произнес Игнат, словно поняв, о чем я думала. — Тебя бы даже обязанность отчитываться о каждом своем шаге задолбала через неделю, малышка. Потому что это ненормально. А я бы ничего не смог с собой поделать, проходил уже это. Потому допивай кофе, а я отвезу тебя в отель.

Глава 6

Мы с Игнатом в машине.

Я молчу. Он молчит. Жалеет, или нет — плевать.

Я не жалею.

Понимаю, что это, наверное, не любовь, а чистая страсть, или же тень любви, ее начало, которое могло перерасти в нечто большее. Но не сложилось. Бывает. Это жизнь.

Мой педагог — Нина Васильевна — говорила, что ей в молодости, несмотря на красоту и талант, долго не позволяли танцевать партию Жизель. Потому что тогда она еще не любила, потому что тогда ее еще не предавали, не бросали, не отмахивались от нее. И любовь казалась светлым чувством. И только когда она пришла на одну из репетиций разбитая и уничтоженная после предательства мужа, тогда её и утвердили на эту роль.

Даже в разочаровании есть толика горького очарования. И все это может пойти на пользу.

— Может, в ресторан? Ты голодна?

— Нет, — легко улыбнулась Игнату.

Он уверенно ведет машину. Недоволен, хмурится. Он как отражение Петербурга, этого мрачного, величественного города.

— Надолго в Питере?

— Не знаю, — пожала плечами, — Обратный билет еще не куплен.

— Чем займешься сегодня?

— Чем-нибудь.

Чем я займусь? Как обычно — растяжкой. Даже в путешествиях, даже после травмы нужно стоять у станка, и тянуться, тренировать балетные позиции. Станок мне сейчас заменяет обычная вешалка для одежды — не слишком удобно и привычно, но хоть что-то.

А потом я пойду гулять. По Рубинштейна, а затем, как обычно, буду стоять у Исаакиевского — люблю это место.

— Вот мой отель, останови на парковке, пожалуйста.

— Здесь? — фыркнул Игнат. — Хреновое место, Слава.

— Зато недорогое.

— Тебе нужны деньги? Все совсем плохо? Я могу помочь. Снимешь хороший номер, и…

— Не стоит, — покачала головой. — Меня все устраивает.

— Даже тараканы и клопы?

— Мы сдружились, — хихикнула я.

Отель, нужно сказать, и правда жуткий. Родители исправно снабжали меня деньгами, но я не тратила, копила. Сама не знаю, на что я откладывала. И отель этот… да, он ужасен, но зато расположение прекрасное, и мы с Женькой неплохо уживаемся в одной комнате.

Уживались.

— Спасибо, что подвез. Пальто возвращаю, — скинула его на сидение, и хотела выйти из машины, но Игнат остановил, мягко сжал мою ладонь. — Что? Здесь два шага, не замерзну в платье.

— Про отношения я тебе все объяснил, но… как ты смотришь на то, чтобы встретиться? И встречаться, пока ты в Петербурге?

— Без обязательств, ты имеешь в виду?

— Да.

— Только секс?

Игнат поморщился, но кивнул.

А я… я не знаю. И ладонь чешется, просит пощечину отвесить — да как он смеет?! И соблазнительно это — согласиться. Рядом быть, Игнат ведь не просто понравился мне, здесь нечто большее. Любовь? Тяга? Страсть? Похоть? Все вместе? С первого взгляда, как удар ножом в сердце — выжить можно, но шрам останется навсегда.

Можно согласиться, присмотреться к нему, быть рядом. И направить туда, куда нужно мне — к отношениям. Не может ведь все быть так жутко, он утрирует, должно быть.

— Я… — начала, и замолчала.

Сбилась. А ведь хотела согласиться. Хотела бы снова оказаться с ним на простынях, только чтобы уже не было больно, а чтобы было только хорошо — руки, губы, кожа к коже. Запах секса.

Только Игнат. Рядом со мной.

— Нет, Игнат. Это не для меня. Может, несовременно это, но просто секс и никаких обязательств — такое меня не устраивает. Но о прошлой ночи я не жалею, — ласково провела по его щеке, и высвободила ладонь из мужской хватки. — Спасибо, что подвез.

— Стой, — рыкнул. — Пальто возьми, даже двух шагов может хватить, чтобы заболеть.

— Я закаленная.