Затем ушел Камиль. А после этого родители с бабушкой попали в аварию. Ужасные шесть месяцев, и если бы не сын, я бы не выдержала. Сломалась бы.
Но я не сломалась, а значит, дедушка прав. Пора прекращать лить слезы, и просто жить дальше!
Утром я дождалась, пока дедушка вернется с работы, накормила его, и мы с сыном собрались по магазинам.
— Пацана-то с собой зачем тащить? Оставь его мне, — предложил дедуля, но я покачала головой.
Дедушка у меня еще бодрый, но ему после бессонной ночи отдыхать нужно, а не капризничающего ребенка успокаивать. В Марке деда Паша души не чает, конечно, но пусть лучше выспится.
— Отдыхай. А мы с Мариком прогуляемся. Он снова вырос из своей одежды, — улыбнулась я.
— Дети быстро растут. Оглянуться не успеешь, а он уже и не ребенок, — хохотнул дедушка.
Да, дети растут быстро. И это счастье — наблюдать за этим. Но еще это грустно. Марик действительно быстро растет, и рано или поздно перестанет во мне нуждаться. Перестанет быть моим малышом.
— Отдыхай, — я чмокнула дедушку в щеку, а Марик весело шлепнул его ладонью по носу, на что деда Паша шутливо погрозил пальцем.
— Хулиган какой растет!
Я хихикнула, и вышла из квартиры. Усадила Марика в коляску, и мы пошли гулять, встретив у дома поджидавшую меня Леру.
Скоро Новый Год, столицу уже начали украшать к празднику, и день сегодня не морозный — самое то для прогулки. В выходной людей на улице много, завтра тоже в магазинах будет не протолкнуться, а послезавтра… послезавтра мне на учебу.
И я увижу Камиля. Снова.
Шесть месяцев назад он буквально исчез. Бросил мне, что уходит, оставил в той квартире, которую мы снимали наедине с Марком. И я, как дура, ждала, что он вернется. День, два, три. А потом решилась приехать к его родителям с вопросом, они-то и сказали, что Камиль не вернется. Уехал, а куда он уехал, мне не сообщили. Да я и не стала допытываться. Собрала вещи, и вернулась домой.
А теперь вернулся. Вот так просто, посреди учебного года восстановился на учебе, как ни в чем не бывало, и посмел бросить мне прямо в лицо, что я сына нагуляла! Подонок!
— Я видела вас вчера. Тебя и Камиля, — наконец произнесла Лера. — Что ты будешь делать? Ты поэтому про академ говорила? Знала, что он вернулся?
— Не знала. И с академом я погорячилась, — поморщилась я. — Дедушка настаивает, чтобы я диплом получила. Так что буду доучиваться. А Камиль… да пошел он!
— И ты так это оставишь? — удивилась подруга. — Будешь гордой идиоткой и дальше?
— Лер…
— Нет уж, послушай, — разбушевалась она, — гордость — это прекрасно. Не требовать признавать отцовство и алименты — это красивые жесты, но глупые. И в твоем положении непозволительные.
— Я не буду обращаться в суд, — мы перешли дорогу, и направились к торговому центру. — Это унизительно — требовать признать сына, которого Камиль признавать не хочет.
— А не унизительно с копейки на копейку перебиваться? Не унизительно жить на пенсию и небольшую зарплату дедушки? И ночами писать курсовые и дипломные работы за гроши, тогда как у Камиля с деньгами проблем нет, — высказала мне Лера. — Тебе хочется, чтобы твой дед и дальше столько работал? И для сына тебе не хочется лучшей жизни? Не требуй у Камиля миллионы, но пусть сына своего обеспечит. Не ты одна Марика делала. Вместе.
Я опустила глаза. Лера впервые говорит так резко и откровенно. Раньше она просто принимала мою точку зрения, а мне казалось гадким обращаться в суд, собирать бумажки, и доказывать всем очевидное. Думала, что сама справлюсь, без помощи этого предателя. Но… но Лера ведь права. Наверное. Это не унижение, Камиль обязан не мне, а своему сыну.
— Я подумаю, — твердо произнесла я.
Лера довольно улыбнулась, а затем охнула, и кивнула вправо. И мы увидели Камиля, который шел от парковки, и недовольно выслушивал то, что говорила ему красивая, высокая брюнетка — его мать.
— Пошли быстрее, — дернула я подругу, ведь нас пока не заметили.
Но поздно. Марик весело взвизгнул, реагируя на промоутера в костюме пачки чипсов, и Камиль с Лаурой посмотрели прямо на меня.
— Софья? — неприятно удивилась Лаура, и постаралась улыбнуться. — Ну здравствуй.
Глава 2
Мама рассказывала мне, что бабушка приняла ее не сразу. Долгое время не любила, не считала достойной своего сына. И подруги жаловались на свекровей, которые откровенные войны затевали.
А я поначалу радовалась, когда Камиль познакомил меня со своей мамой.
Лаура всегда была мила, ни разу не нагрубила мне, лишь расточала улыбки. Натянутые улыбки. И колола маленькими замечаниями.
— Софья, к чему такая мимика? Ты уже выглядишь старше меня, на лбу морщинки намечаются.
— Милочка, позволь совет: не смейся так громко. Ты не лошадь, чтобы ржать, а мы не на конюшне, чтобы это слушать.
— Тебя очень разнесло. Родила, и что? Ты выглядишь так, будто одним салом питаешься. Я через два дня после того, как Камиля родила, уже пресс качала. У меня тоже были тяжелые роды, и это не оправдание.
— Жаль, что Марк на Камиля не похож…
Иногда я хотела, чтобы Лаура в открытую начала скандал. Тяжелее всего слушать упреки, спрятанные под невинные замечания и добрые советы. Но, признаться, я ждала, что после рождения Марика она смягчится. Внуков часто любят даже больше, чем своих детей.
Лаура знала, что мне пришлось рожать дома. Что моя мама принимала Марка, а мама не была акушеркой. Она бухгалтером была. И роды дались мне тяжело. Но даже по этому поводу у Лауры не нашлось сочувствия, лишь тычки и уколы.
— Добрый день, — поздоровалась я.
Камиль смотрел то на меня, то на повизгивающего в коляске сына, а Лаура глядела мне прямо в глаза. И не рвалась обнять внука. Я поморщилась, невольно вспомнив, как явилась к ней унижаться, спрашивать про Камиля, которого три дня не видела:
— Девочка, поиграли в семью, и хватит. Сразу было понятно, что это закончится. Тебе бы умнее быть, и аборт сделать, да уже поздно. Камиль? Он уехал, забудь про моего сына, занимайся лучше своим. Хочешь, дам тебе пару тысяч, тебе ведь деньги нужны?
Тогда, после этой фразы, я развернулась, и поехала в квартиру Камиля, из которой забрала наши с Марком вещи. Уехала, и запретила себе ждать того, кому оказалась не нужна.
— Он вырос, — сказала Лаура, даже не взглянув на Марка.
— Его зовут Марк. И да, он вырос. Шесть месяцев прошло, — напомнила я, и бросила взгляд на Камиля.
Он смотрел на Марика, обшаривал его взглядом, будто ища что-то, и не находя. И выглядел злым и разочарованным, что меня взбесило.
— Нам пора, всего доброго, — кивнула я. — Идем, Лер.
— Идем… нет, стой, — возмутилась подруга. — Это же бабушка Марка, я правильно поняла? Или Камиль перешел на дам постарше?
— Я его мать, — холодно ответила Лаура, а я дернула подругу за рукав пальто, но она отмахнулась.
— Мать? Прелестно. А вы не хотите поинтересоваться, как ваш внук? Здоров ли? Всего ли хватает? А ты, Камиль, не хочешь сына на руках подержать? — Лера почти кричала, и лишь когда Марк испуганно хныкнул, она сбавила тон. — Да что вы за люди такие?!
— У мальчика есть мать, пусть она им и занимается. К нам Марк никакого отношения не имеет. Но это, кстати, не ваше дело, — бросила Лаура.
— Все, Лер, идем. Да идем же! — дернула я подругу, она резко развернулась, и мы, наконец, вошли в торговый центр. — Не стоило скандалить.
— Может, и не стоило, — пробурчала подруга. — И это уж точно не мое дело, но у меня мама через такое прошла. Бабушка ее лимитой называла, с отцом рассорила, и меня знать не хотела. Лишь когда постарела, когда болеть начала, обо мне вспомнила. Сейчас все зовет в гости, квартиру обещает, а мне не надо. Мне бабушка нужна была в детстве. Эти, — Лера качнула головой, — такие же. Подавай, подруга, в суд. Миллионов с них не срубишь, но ты должна о сыне подумать, и им нос утереть. И прекратить молчать, как лохушка! Сволочи они.
Я тяжело сглотнула. Лера считает, что мне не стоит терпеть, и она права. Но когда дело касается Марка, меня такая обида охватывает, что я не могу ругаться. Ком в горле стоит. Кажется, скажу слово, и расплачусь. А унижаться я больше не хочу, хватило мне.
— Соня, — вдруг услышала я за спиной окрик. — Подожди!
Я остановилась, но не обернулась, спиной чувствуя приближение Камиля.
КАМИЛЬ
— Соня. Подожди! — крикнул, отбежав от матери.
Стоит. Замерла, не двигается. Как в нашу первую встречу. Я заметил ее сразу же, первого сентября, на первом курсе. Соня шла в светлых джинсах, из-под которых выглядывали розовые носки с зайцами, на которые я и засмотрелся. Неделю из головы выбросить не мог, пока не подкараулил, и не окликнул.
Тогда она также замерла.
Добивался ее, любил, как невменяемый. Ее одну видел. Плюнул ведь на мать и отца, в один голос твердивших, что мы — не пара, что она со мной ради денег, и что мне самому надоест быть примерным парнем. Мне с Соней хотелось быть, каждый день в ее глаза смотреть.
— Что ты хочешь? — она обернулась, и взглянула на меня устало.
Черт его знает, что я хочу. Может, потрясти, как следует, и правду выбить? А почему, собственно, и нет?