Они не пожалели: когда у собак возникали разногласия, Дики со вздохом поднимался и вставал между спорщиками. Почему-то они тут же умолкали, хотя старик ни разу ни на кого даже не гавкнул… Может, в собачьем племени больше почтения к старости? Даже Бутч, импульсивный и чернявый, как испанец, затихал, хотя всегда готов был «подоставать» приятелей и без устали прыгал вокруг добродушного Друлла.

До «великого переселения» Дики жил в одном вольере с Мари и длинноногим Друллом, веселой пятнистой расцветкой напоминающим джек-рассела. Эта троица так привязалась друг к другу, что в приюте их водили гулять только вместе. Причем самой боевой из них была Мари…

«У них сложилась такая же странная семья, как у нас, — думала Саша, пытаясь гладить всех собак одновременно. — Их нельзя разлучать. Это Моника — одиночка. А Бутч… Он привыкнет к ним».

Сама Сашка тянулась именно к Бутчу, хотя водить его на поводке было мукой мученической. Наверное, поэтому неугомонного пса уже дважды возвращали «усыновители».

— Больше никто тебя не обидит, — прошептала она, приподняв висячее ухо.

А Никита, наблюдая за ними, уныло подумал: в нем самом Сашке, похоже, как раз и не хватает такого взрывного темперамента и радостной неугомонности. Он больше походил на улыбчивого, спокойного Друлла, но Сашкиным любимцем стал не этот славный, добрый пес…

* * *

Они уже почти покончили с блинами, когда позвонил Разумовский. Никите показалось, что Артур взглянул на телефон умоляюще: «Замолчи, а? Дай мне хоть день побыть дома…»

Но проглотив большой кусок, он уже просипел в трубку:

— Да, Павел Андреевич. Слушаю.

— Ты там не пьешь случаем? — в голосе полковника прозвучало подозрение, чуть сдобренное завистью.

— Почему — нет? У меня отпуск начался.

— Позже отгуляешь. Так ты чем там занят?

— Блины ем. — Он тяжело вздохнул, увидев, как все планы на день вылетают в трубу.

Разумовский одобрил:

— Уже лучше… Тогда быстренько доедай и выезжай на ограбление банка на Большой Семеновской.

Артур приподнял брови:

— Ограбление? Это ж не моя тема…

— Директор банка убит. Грабители ушли. Трое их было…

— Много взяли?

— Всего пару миллионов… Сразу после выстрела пустились в бега. Мы объявили «Перехват», но пока все мимо…

— Понятно. Едем. — Логов уже поднялся, знаками показывая Сашке, чтобы дала ему салфетку.

Она ловко выдернула желтый квадратик из фарфоровой подставки, похожей на белый парус, и протянула ему. Рискуя подавиться, Никита дожевывал блин, жестами заверяя, что практически готов.

— Можно мне с вами? — просительно протянула Сашка, когда Логов спрятал телефон. — Я уже засиделась…

У Никиты вырвалось:

— А как же собаки?

— А что с ними случится? У нас забор почти три метра, они никак отсюда не сбегут.

Они оба уставились на Артура, но он и не думал возражать:

— Да конечно! Куда они денутся? Компания у них отличная, не заскучают. Поехали.

Для всех собак у них были обустроены симпатичные деревянные будки — никаких вольеров! Насиделись за решеткой… Правда, внутрь постояльцы забирались редко, предпочитая мягкую траву. На зиму Сашка собиралась утеплить будки, но сейчас в этом не было необходимости — в Подмосковье пришло настоящее лето, и бескрайнее небо исходило долгожданным теплом. Правда, накануне прошел ливень, загнавший собак под крыши и раскинувший широкую двойную радугу от горизонта до горизонта.

Сашка задохнулась восторгом:

— В Москве такого не увидишь! Все небо дома закрывают…

— Хорошо в деревне летом, — насмешливо протянул Никита.

Но она не поддержала, бросила на него строгий взгляд:

— Ну правда же — хорошо!

Он и сам не скучал по столичной жизни. Во-первых, туда каждый день приходилось отправляться на работу, а во‐вторых, рядом с Сашкой невозможно было заскучать. Когда они запрыгнули в «Ауди» Логова — она, как всегда, села впереди, а Никита сзади, — Саша тут же начала выдвигать версии случившегося. И одна была фантастичнее другой:

— А что, если ограбление организовал его конкурент? Может, хотел поглотить этот банк, а директор сопротивлялся…

— Детка, девяностые давно позади, — насмешливо заметил Артур.

— Ну ладно, — согласилась Саша. — А как вам такой вариант: его заместитель устал ждать, когда директор отправится на пенсию?

Никита подался вперед:

— И типа организовал вакансию? Но не факт же, что эта должность достанется именно ему. Что ж ему теперь, убивать каждого директора?

— Мы еще ничего толком не знаем, — напомнил Логов. — Надо хотя бы увидеть место преступления. Овчинников с Поливцом уже опрашивают свидетелей.

Вытащив из бардачка упаковку жвачки, Сашка закинула одну подушечку в рот:

— Двое из ларца, как всегда, поперед батьки…

— Так и должно быть. Поэтому они и называются «оперативники».

Она уставилась на него с изумлением:

— Слушай, а мне ведь никогда это не приходило в голову… Точно!

— О сколько нам открытий чудных, — проблеял Артур старческим голоском и замолчал. — Черт! Дальше не помню.

— Готовят просвещенья дух, — подсказала Сашка. — И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…

— Пушкин? — рискнул предположить Никита.

Скосив на него лукавый глаз, она провозгласила:

— И приз за лучшее знание поэзии получает… — ее голос взвился на первом слоге: — Ни-икита Ивашин!

— Да ладно тебе… Мой дед любил смотреть какую-то передачу, которая всегда начиналась этим стихотворением.

Артур подсказал:

— «Очевидное — невероятное».

Но это Никита пропустил уже мимо ушей. Ему показалось, будто Сашкино лицо внезапно сжалось и потемнело, как если бы он резко ткнул пальцем в открытую рану. Может, ее маме тоже нравилась эта передача? Только спрашивать об этом не стоило… Он прикусил губу, судорожно отыскивая в памяти что-нибудь уместное и способное развеселить Сашу, но тут она буркнула:

— Терпеть не могу это слово — «стихотворение».

— Почему? — удивился он неподдельно.

— В нем слышится кулинарный оттенок… Варенье. Что-то в этом роде… Как будто поэт состряпал это.

Никита попытался заглянуть ей в лицо, хотя Сашка отвернулась к окну, за которым проносились мимо монументальные строения проспекта Мира:

— А ты как говоришь?

— Стихи, конечно! Только так.

— Ты такая строгая девушка, — в голосе Логова опять сквозила насмешка. — А по сути-то… Хоть горшком назови!

— Да конечно! — возмутилась она. — Ты же не назовешь Достоевского «чтивом»! А кого-то — вполне…

— Ну, кстати, наш великий Лев, который Николаевич, как раз чтивом и считал романы Достоевского. Бульварной литературой. Не ты ли мне это рассказывала?

— Не я. Вроде.

— Значит…

Артур не договорил, но имя Оксаны повисло в воздухе. Даже Никите стало трудно дышать, и он зачастил, испугавшись за Сашку:

— Ой, Толстой вообще никого ни во что не ставил! Это нам на уроках литературы еще рассказывали. Только Чехова ценил, кажется.

Она подхватила, и ему полегчало:

— Не кажется, а точно. Рахманинов говорил, что Толстой любил одного Чехова… Он даже Пушкина с Лермонтовым обозвал вздором. И Бетховена заодно… И самого Рахманинова тоже, представляете? А у того колени дрожали, когда он шел к этому божеству… Больше никогда не приходил.

— Ты любишь Рахманинова? — почему-то Никите показалось это важным, хотя он вряд ли на слух распознал бы его сочинение.

На этот раз Сашка повернулась, и в ее голубых глазах засветилась надежда. Или ему почудилось?

— Очень, — сказала она. — Если я когда и плакала от музыки, так только от Рахманинова… И он сам — Сергей Васильевич — о боже, что это был за человек! Я читала книгу о нем из серии ЖЗЛ.

Она вопросительно приподняла брови, и Никита поспешно кивнул, подтвердив, что ему известно, как расшифровывается аббревиатура ЖЗЛ. Не такой уж он темный, в конце концов…

— Знаете, Рахманинов в юности был практически нищим, скитался по углам. Его родители развелись и детьми особо не занимались. Сергей уроками зарабатывал, чтобы помогать семье, а у самого даже зимнего пальто не было! По сути, он сиротой был…

«Как мы все», — успел подумать Ивашин, но Саша добавила:

— При живых родителях. Поэтому он потом так дорожил женой, которая подарила ему настоящую семью, дом, дочерей… Знаете, Наташа ведь любила его с двенадцати лет! Она была двоюродной сестрой Рахманинова, им даже пришлось у императора запрашивать разрешение на брак, — у нее вырвался смешок. — Правда, они его не дождались! Их обвенчал полковой священник — Рахманинов его уговорил. Капеллан тогда не обязан был отчитываться перед руководством церкви. Оно же могло наказать за брак, не одобренный царем… Но потом император все равно дал согласие. Сказал, что не станет разбивать того, что уже соединено Богом. И Сергей Васильевич прожил с Натальей Сатиной всю жизнь. Они даже похоронены в одной могиле. Жаль, что в Америке!

Артур меланхолично заметил:

— Далеко мы ушли от ограбления банка…

Точно не услышав его, Сашка добавила:

— А Наташа его в свинцовом гробу похоронила, чтобы потом перевезти на Родину. Сергей Васильевич так мечтал вернуться в свою Ивановку…

И подпрыгнула на сиденье: