— Сядьте! — прикрикнул на него он. Феликс послушно опустился, недоумевая, почему с ним говорят так грубо, веля то встать, то сесть. Потом ему отдали его документы, и он заерзал, не зная, подняться или остаться на месте.

— Так, откуда знаете прокурора?

Белов невольно опять вскочил, не закончив рассовывать документы по карманам.

— Я уже несколько недель слежу за судебным процессом из прессы. — И показал на ворох газет на своей скамье.

— Сядьте! Ваше имя? — Саушкин нетерпеливо повел наганом в воздухе. Белов хлопнул глазами и сел, уставившись на него снизу вверх.

— Та-ак вы же… вы же только что посмотрели мой п-паспорт?

— Я, может, хочу удостовериться, что он не фальшивый? Поднимитесь, когда с вами разговаривают.

Феликс вскочил, сердце стало неприятно колотиться. Его нарочно путают и пытаются запугать. Что следует делать в таких случаях? Быть непреклонным, как Дантон [Жорж Жак Данто́н — французский революционер. Казнён во время «революционного террора».], или вилять хвостом, как одомашненная лисица?

— А разве советские паспорта бывают фальшивые? — осмелившись, спросил Феликс, но сделал для этого невероятное усилие и тут же зажмурился, ожидая негодования. — Я вот впервые слышу…

— Имя! — грубо прервал его Саушкин.

— Феликс Белов из Петро… Ленинграда я, с Васильевского острова. Живу недалеко от собора Святого Михаила.

— Род занятий? — спросил его Саушкин уже спокойней. У Феликса отлегло от сердца — уполномоченный вдруг дернул ртом в улыбке. Ну совершенно точно же он над ним потешался.

— Е2-е4, — неловко улыбнулся Феликс в ответ.

— Что «е4»? — опять прикрикнул на него уполномоченный МУРа, насупив брови.

— Ну шахматы, — опять остолбенел Белов, не зная, что могло так разозлить служителя закона. Он же только что улыбался! — Я думал, вы догадаетесь… Вы же сыщик! Я шахматист.

— Сыщик, — передразнил его тот. — Прошу отвечать на вопросы ясно, четко и без выкрутасов. Откуда знаете про прокурора?

— Из газет. — И Феликс поднял хрустящую, пахнущую типографской краской кучу разнообразных изданий. — Тут у меня много чего: «Наша газета», «Гудок», «Вечерняя Москва», «Красная Звезда», «Известия административного отдела Моссовета»…

Агент угрозыска, держа наган, осторожно шагнул к Феликсу в проход, черноволосый сосед Белова с разными радужками чуть подобрал ноги и сдвинулся к окну, давая ему пространство для маневра. Уполномоченный сел рядом с Феликсом и стал отшвыривать со скамьи на пол газеты, бубня про себя заголовки.

— А это что? — он сгреб листок с немецкими буквами и ткнул им в нос шахматисту.

— Internationale Presskorrespondenz, — тихо и почти виновато ответил Белов.

— Немецкая газета! — Агент угро опять ткнул в лицо Феликсу газетой.

Феликс, зажмурившись, отвернулся. Было очень неприятно, когда так бесцеремонно тыкали в лицо смятой бумагой, острые концы тонкой страницы царапнули щеку. Он невольно потер ее ладонью таким нетерпеливым, почти детским движением, будто смахивал муху во сне.

— Но ведь это не запрещено — читать немецкие газеты. Немгосиздат работает вполне легально. Представительство находится по адресу Мойка, 76. А само издательство в столице, на Тверской.

— Читать немецкие газеты нынче не запрещено, но весьма подозрительно, — сузил один глаз агент. — В особенности потому, что тот, кого мы ищем, — австро-венгерский шпион.

— Но почему вы говорите австро-венгерский? Ведь Австро-Венгрии больше не существует!

— Вопросы здесь задаю я!

— Нет, позвольте, но это ведь неверно с вашей стороны не знать такого очевидного исторического факта… — Белов чувствовал нарастающую тревогу. — Австро-Венгрии больше нет!

— Зато шпионы ейные остались. И это еще выясняется, чей он будет — австрийский или венгерский. Поэтому пока зовется австро-венгерский.

— Правильнее сказать: из Немецкой Австрии или из Королевства Венгрии. В газетах же пишут: венгерский.

— Какой же ты утомительный! Зачем газеты немецкие читаешь? — рявкнул на него уполномоченный, покраснев до корней волос.

— Я очень безобидный читатель немецких газет, — добродушно улыбнулся Белов. После того как он одержал маленькую победу, стало гораздо спокойнее. — Все, что мне в них нужно, — шахматные задачки.

— Зачем шахматные задачки? Шифровки?

— Нет, что вы! — сделал большие глаза Феликс, но тотчас просиял — в голову пришла любопытная мысль. — Хотя это очень удачная идея — зашифровывать в шахматных эндшпилях какое-нибудь послание. Например, черный конь на d7 угрожает сразу нескольким фигурам — белому слону на e5, белой ладье на b6 и белому ферзю на f8. Это бы значило, что такой-то человек ставит под опасность таких-то трех людей… Но, разумеется, нужно заранее условиться, кого какая фигура обозначает. Это, знаете, как у уличных чтецов мыслей — менталистов — есть свой набор опознавательных знаков, которыми они пользуются, заранее условившись, какой жест будет означать предмет или цвет, который они угадывают…

— Где вы их там нашли, эти задачки? — оборвал его Саушкин, приосанился, вновь перейдя на «вы». — Почему не покупать газеты и журналы, посвященные шахматам?

— Я такие тоже читаю! — оскорбился Феликс. — Вот, поглядите, у меня журнал «64» за все года с собой… За 1924-й вот еще… под названием «64. Шахматы и шашки в рабочем клубе» — потом его переназвали… Вот наш ленинградский «Шахматный листок». — Суетливо он перекладывал стопки с места на место. — Вы же не станете утверждать, что в журнале «64» печатают шифровки? Ух, как мне понравилась эта идея! — И сокрушенно вздохнул: — Жаль, мне некому составлять тайные послания…

— Тогда на кой черт вам другие, чтоб вас, газеты? — вскричал разъяренный Саушкин, которого абсурдные объяснения Белова начали выводить из себя.

— Видите ли, в чем дело, — начал тот. — Я был очень удивлен, однажды купив «Известия». Там появился целый отдел, посвященный шахматам. С тех пор я скупаю все газеты подряд, в надежде найти в какой-нибудь что-то похожее.

— С какой целью вы прибыли из Ленинграда?

— На Пятый Всесоюзный шахматный турнир, — ответил Феликс и тотчас торопливо вскинул обе ладони вверх, энергично замотав головой, предупреждая взрыв хохота. — Я знаю! Я знаю, что он был в прошлом году! Не смейтесь надо мной. Я опоздал — я это уже понял, — он опустил руки, плечи и голову, понуро вздохнув, — я понял, когда приехал.

— А зачем было ехать просто так? — недоуменно воззрился агент. — Почему было не спросить кого надо, есть ли вообще этот турнир?

— Видите ли, в чем дело, — почесав затылок, Феликс опять завел свою песню. — Я не люблю тратить время на сбор информации. Голову нельзя забивать чем попало! У меня есть теория, что все события цикличны и их можно просчитать. Не читать газет и знать все наперед. Вот поглядите, — Феликс растопырил пальцы и начал их загибать, — первый съезд был в 1920-м, потом в 1923-м, потом в 1924-м и 1925-м. Значит, что?

— Что?

— Что пятый должен был быть в ноябре 28-го.

— Ваша теория — полная чушь, — осклабился агент угрозыска, покачав головой.

— Нет, — по-детски наивно улыбнулся Феликс. — Одна ошибка — еще не значит, что теория чушь. Мне не хватило данных. Я очень пристально слежу за всеми экономическими новостями — все мероприятия зависят от экономической стабильности, которую тоже легко просчитать. Так я с точностью до копейки могу вычислить цены на сахар, хлеб…

Уполномоченный МУРа вскинул руку, останавливая его.

— То есть газеты вы читаете? Про экономику там и все такое… Про австро-венгерского шпиона прочли, московского бывшего губпрокурора… Почему нельзя было из газет узнать, есть ли шахматный съезд? — Он готов был взорваться от непонимания.

— Это только в Москве со скуки я стал читать газеты — ну то есть вообще все, что в них пишут, не только про шахматы и про экономику. Если бы и раньше все подряд читал, то умер был от мозговой горячки. Вы что! Много газет читать нельзя, — предостерегающе поднял палец Феликс. — Надо уметь выбирать. Я вот читал-читал, и к чему это меня привело? Увлекся процессом над Ольгой Бейлинсон — любовницей этого венгерского шпиона, который еще и бывший губернский прокурор! И попал в этот поезд, где среди пассажиров прячется его сообщник… — Он сделал паузу и обернулся назад, посмотрел на девицу в драном кожаном плаще, насупившуюся и глядящую на уполномоченного как на врага народа. — Наверное, не случайно.

Девица развернулась боком и закинула локоть на спинку, слушала, презрительно искривив губы. Феликс вздохнул и стал приводить свои многочисленные запасы газет в порядок.

— Я вам врать не стану, — бормотал он. — Зачем врать, когда можно делу помочь, коли случай занес. И я очень хорошо изучил все детали судебного процесса. И готов оказывать следствию всякую посильную помощь. Я же вижу, сколько следствием всего ценного не учтено. Это заметно только со стороны. Ведь вам нужно вычислить его сообщника, так?

— Откуда вам знать, что не его самого? — уполномоченный прищурился.

— Влада Миклоша? Ну так… — Феликс окинул вагон удивленным взглядом, заметив, что не только девица в плаще, но все пассажиры следят за ними с настороженным вниманием, и чуть этим возгордился. — Так ведь его самого нет среди нас. Это невысокий человек лет сорока с копной черных волос с проседью…