Аня смутно помнила по урокам истории Татарстана, что в их краях от кочевников, которые постоянно устраивали набеги на земли живших тут людей, строили засечные черты [Засечная черта — система оборонительных сооружений на границах Российского государства в XVI–XVII веках. Про Билярск и засечные черты в Татарстане можно почитать, например, здесь: Кузнецов В. А. Новая Закамская линия и образование ландмилиции; Дубман Э. Л. Новая Закамская линия: эволюция названия и статус.]. Только какой это был век, она в упор не могла припомнить.
— Это же очень древние времена, да? — пытаясь не выглядеть дурой, спросила она.
— Шестнадцатый-семнадцатый века, до завоевания Казанского ханства и позже.
Про предков Руслан говорил почти что гордо.
— Здорово! Я таким знанием истории семьи похвастаться не могу.
— Архивы в помощь, там много интересного можно найти, — приободрил ее он и позвал официанта, попросив счет. — Я угощаю.
Последний раз Аня ужинала за счет мужчины в день, когда они расстались с Денисом. Неприятные воспоминания снова кольнули в груди, и она тяжело сглотнула, ощущая подступившую дурноту.
— Приятно было пообщаться, Аня. Если я что-то еще найду, дам знать. И про фотографии тоже помню, — сказал Руслан, надевая тяжелую с виду дубленку.
— Спасибо! И за ужин тоже.
Когда за ним закрылась дверь кафе, Аня глубоко вздохнула и ощутила, как напряжение покидает ее тело. Она не очень любила говорить с незнакомыми людьми, но все прошло вполне неплохо.
Руслан прошел мимо окна, и Аня отметила про себя, что есть в его манере продуманно-стильно одеваться и идеальной осанке что-то аристократическое, будто он настоящий татарский мурза. Только рыжие волосы и светлые глаза сбивали с толку, но в чертах лица внешность была вполне восточная.
Если бы она правда работала над книгой, а не филонила, то можно было бы дать персонажу его облик. Очень уж запоминающийся он был.
Ночью Аню снова посетили женщины из прошлого сна.
Теперь они не просто стояли напротив нее вереницей, а подходили по одной и обнимали Аню, что-то говоря. Она понимала, что просят рассказать о них, вспомнить и сохранить эту память для потомков.
Та женщина, что дала ей в руки рыбку, подошла последней. Аня отметила ее карие глаза, монгольское веко и прямые ресницы, отбрасывающие тени на высокие смуглые скулы. Будто похожа на кого-то недавно увиденного. Но во сне мысль мелькнула и тут же пропала. Она что-то сказала, и Аня поняла: женщина назвала свое имя. Правда, как это бывает во сне, она его не расслышала и переспросила, но уже проснулась.
Лежа в свете декабрьского хмурого утра с кошкой в ногах и ощущая приятную тяжесть ватного одеяла, Аня силилась вспомнить то имя, но оно уже ускользнуло от нее.
Следя за кофе на плите, она набрала номер Евгении и, дождавшись ответа, сказала:
— Привет! Я вечером заеду за бабушкиными бумагами, вы дома будете?
И пусть Аня так мало знала о жизни Ульяны, все можно еще исправить. Да и идея написать книгу, основываясь на фактах из реальности, показалась ей заманчивой.
Глава четвертая
За ночь выпало много снега, так что бело-коричневый дом тетушек теперь напоминал пряничную избушку из сказки. В сумерках зажглись фонари, окутавшие его теплым золотым сиянием, но окна были темны. Зато уже у соседнего дома доносились запахи мясного пирога — значит, тетушки готовили на кухне.
Ключ привычно застревал в замке, и Ане пришлось приложить усилие, чтобы все-таки открыть калитку. А в сенях уже горел фонарь, чтобы ей легче было пройти к двери.
Из дома пахнуло теплом и вкусной едой. Евгения как раз доставала пирог, а Лидия направилась к Ане, чтобы обнять и помочь снять шубку.
— Как добралась? — поинтересовалась она, подавая тапочки. Мисти тут же ткнулась мордой под ноги, и Аня наклонилась ее погладить.
— Нормально, автобус почти пустой.
— Все еще на работе, конечно, — отозвалась Евгения, накрывая пирог полотенцем, чтобы остывал постепенно.
Они налили ей чаю, поставили вазочку с конфетами, усадили за стол, отогнав кошку, и вопрошающе воззрились. Аня смешалась и спросила:
— Что такое?
— Зачем тебе бабушкины бумаги? — начала Евгения.
— Я подумала, что было бы неплохо составить семейное древо. Я помню, что у нее были все документы ее родителей и вроде даже какие-то записи, она мне в детстве показывала.
Тетушки синхронно вздохнули.
— Зачем копаться в прошлом? Лучше строить будущее, — покачала головой Лидия. — Мы, конечно, не против, но зачем оно тебе надо?
— Еще найдешь какую-нибудь гадость.
— Это что, например? Свидетельство инцеста? Что кто-то из предков попал в тюрьму за убийство? Или что?
Аня почувствовала раздражение и постаралась успокоиться. Не хватало еще с тетушками поругаться. Они так для нее стараются, переживают, а она их тревожит.
— Простите, — вздохнула Аня, опустив глаза к чашке с чаем.
— Анечка, мы не против, но не ожидай чего-то особенного от этих бумаг. Прошлому лучше оставаться в прошлом. А ты еще молодая, вся жизнь впереди!
— Нет у меня никакого «впереди», — устало отмахнулась Аня и добавила: — Давайте не начинать снова этот разговор, хорошо?
Лидия не сразу кивнула, а затем встала из-за стола, чтобы удалиться в соседнюю комнату. Евгения тем временем принялась нарезать пирог и накрывать на стол.
— Как работа? — поинтересовалась она, ставя перед Аней тарелку.
— Бесит, как и всегда, но это лучше, чем идти преподавать в школу.
— Держи, — положила перед ней на стол массивную кожаную папку Лидия и села рядом. Свою тарелку она придвинула поближе и принялась за пирог.
Аня развязала тесемки и, отставив тарелку и чашку, раскрыла папку. Внутри лежали два альбома с фотографиями — по размеру папки, длинные и переплетенные в такой же кожзам. Под ними обнаружились машинописные бумаги, скрепленные железным зажимом, тетрадка в сорок восемь листов в плотной обложке и большой групповой снимок, обернутый в целлофановый пакет. Аня достала его и принялась рассматривать запечатленных на нем людей.
— Это мамка и папка на свадьбе, — пояснила Лидия. — По левую сторону родственники невесты, по правую — жениха. Узнаешь бабушку Авдотью и деда Федора?
Родители Ульяны. В пятьдесят девятом году им было тридцать восемь прадедушке и сорок прабабушке, но выглядели они гораздо старше. Тогда жилось тяжелее.
— А это кто? — указала на полную светловолосую даму справа Аня.
— Сестра папки, Анна. Тебя назвали в ее честь. Это его вторая сестра — Дарья, — Лидия указала на грузную женщину с тяжелыми чертами лица и темной косой, обернутой вокруг головы. Потом перевела палец на других людей на фотографии. — А вот старшая сестра Мария и их родители, Агафья и Василий. Тут им лет пятьдесят или даже больше, он был у них последышем.
Со стороны невесты, одетой в платье простого покроя без излишеств и с такой же простой фатой на голове, выделялись две улыбчивых девушки — Аня видела их на одном из групповых фото в альбоме Руслана. Но Фирузы на этом снимке не было.
— Получается, бабушка тогда уже поругалась с Фирузой?
Лидия кивнула. Евгения добавила:
— Она и за папку согласилась пойти назло. Мне так кажется.
— Может, просто не хотела остаться в старых девах, если уж увели того парня? — предположила Лидия.
— Ее бывшая подруга говорила, что это бабушка его увела, — встряла Аня.
— А ты откуда знаешь? — заинтересовались тетушки, придвинувшись ближе.
— Я случайно познакомилась с ее внуком и видела их общие фото. Точнее, Фируза такого не говорила, но все так считали.
— Внук? Молодой? Красивый? Сколько ему лет? — наперебой забросали ее вопросами тетушки, и Аня выставила ладонь, призывая к молчанию.
— Неважно, я же не замуж за него собираюсь. Он обещал мне копии тех фотографий, как получу, покажу вам обязательно.
— Аня, в Джукетау нормальных парней уже давно разобрали, — возразила Евгения. — Если ты хочешь выйти замуж, то уже не кривой и не косой сгодится.
Аня почувствовала, как в ней закипает гнев. С трудом подавив его, она решила объяснить, что думает по поводу замужества.
— Я вовсе не…
— Если он внук Фирузы, то, получается, татарин? — перебила ее Лидия.
Она кивнула. Тетушки обреченно вздохнули.
— Нет, пропащий вариант. Ничего хорошего не выйдет. У нас в семье всегда выходили только за русских.
— Я и не собиралась за него замуж! — уже не выдержала Аня. — Мне просто нужны фотографии и немного информации о бабушке, раз уж он внук ее подруги юности. Прекратите выдавать меня замуж за каждого встречного!
Тяжело дыша от такой гневной тирады, она залпом выпила остатки чая и в сердцах грохнула чашкой об блюдце.
— Посуду не бей, — машинально сделала замечание Лидия и, забрав у нее чашку, встала, чтобы налить гостье добавки.
— Простите, — выпалила Аня, стремительно краснея, и опустила глаза к папке. Альбомы ждали ее, но она взяла в руки тетрадку, все еще чувствуя колотящееся от гнева сердце прямо в горле.
Евгения хмыкнула и сказала:
— Это записи твоей мамы. Она в молодости собирала такую же информацию, только без особого толка. Надо искать в архивах до начала двадцатого века, а тогда такой возможности не было.
Они старательно делали вид, что ничего не произошло. Раньше Аня взрывалась по поводу и без гораздо чаще. Но после возвращения из Города, осознав, что во многом тетушки были правы, она все чаще соглашалась с их суждениями и подавляла вспышки гнева.
Под обложкой скрывались исписанные до боли знакомым круглым почерком листы в клетку. Огромные схемы, записи на несколько страниц — явно истории, записанные со слов родителей и бабушек с дедушками. Аня представила, сколько ей предстоит узнать нового о семье, и дыхание захватило от радости. И почему она раньше об этом не подумала?
Ведь тут так много материала, что хватит не на одну книгу!
— Можно я их заберу с собой? Хочу изучить получше, — попросила она, принимая из рук Лидии еще одну горячую чашку чая.
— Бери, можешь даже у себя оставить, — пожала плечами Евгения. — Только вот много нового не узнаешь.
— Если девочка захочет, то всегда может съездить в архив, — предложила Лидия, снова садясь рядом. От нее пахло выпечкой.
Архив находился в Городе. Аня сглотнула и похолодела от мысли, что ей придется туда ехать. Снова.
— Вроде бы можно сделать запрос, — дрогнувшим голосом сказала она.
— Это же Россия, у нас на все запросы отвечают не меньше пары месяцев! — воскликнула Евгения.
Аня кивнула и отпила чай, обжигая себе язык и небо.
— В общем, если тебе так захочется что-то узнать еще помимо этих записей, флаг в руки.
— Но я все равно считаю, что это не лучшая затея, — покачала головой Евгения. — Нечего тревожить мертвых.
Конец ознакомительного фрагмента