— Тс-с-с…

— Ваше высочество?

Скала собственной персоной. Не теряет хватки, вырос, как из-под земли, в своих обтягивающих штанах и прекрасно сидящем камзоле.

— Мы уже думали, что лишились вашего общества. Позвольте вас пригласить на следующий танец. — Пробасил он. К счастью, любимую лошадь в своём приглашении он не упомянул ни разу.

— Конечно! — улыбка вернулась на моё лицо. — Разве может хрупкая девушка отказать такому великану в крошечной просьбе?

— Надеюсь, что и во многом другом она мне не откажет.

Он наклонился и поцеловал мне руку, при этом умудрившись её обслюнявить. Было неприятно — словно слизью холодной мазнули.

— Ах, ваше величество, вы сами знаете, что чувство ответственности за свой народ не всегда позволяет следовать другим, более нежным чувствам. — Опустила я глаза. Мне было неприятно то, как крепко он сжимает мою ладонь, пока ведёт к залу. Там, пережидая последние мгновения текущего танца, я осмотрелась. Ничего рыжего, ни единого отблеска.

Что же он тут вообще делал?

Вечер разбил меня на куски, разбил вдребезги, уже светало, я без ног свалилась на кровать, а сон всё не шёл. Я, пожалуй, перезнакомилась со всеми женихами, и несколько были вполне приятными, но замуж… Замуж…

Я всхлипнула. Такое впечатление, что меня вчера предали. Хотя чем? Рыжий бес давно в прошлом. Да, каюсь, я жалела потом… после, что выгнала его так некрасиво, так грубо, перед кучей свидетелей. Конечно, он не смог вернуться, как отказаться от своего слова, даже произнесённого сгоряча? По-другому ничего быть не могло, всё в прошлом.

Но почему новость о его женитьбе так больно ранила? Между нами ничего такого не было, чтобы Колетт ни болтала. Никогда. Мы дружили, проводили вместе всё свободное время. Его отец присылал нам лучших учителей и помогал советами моим опекунам — лорду Баскему и леди Колетт, потому что не мог бросить сироту. Его улыбку и добрый смех его жены, мамы Даска, я помню и ценю гораздо больше, чем смех своих собственных родителей.

И только однажды, когда я стала совсем взрослой, только в его последний приезд, за несколько дней до того злополучного случая мне показалось — что-то изменилось. Показалось, конечно! Наверное, именно самообмана я ему и не простила. Сказки, которую сама придумала и которую ждала с замиранием сердца. А он ничего и не сделал… всего лишь разрушил мою хрупкую фантазию.

В тот вечер я любовалась закатом из галереи. Летние закаты похожи на сладкое-сладкое и ароматное фруктовое желе, приправленное анисом.

Даск неслышно подошел и встал рядом. Я и не заметила, как он вытянулся настолько, что теперь я вынуждена задирать голову, чтобы увидеть его лицо.

— И о чем ты думаешь, Мариетта, когда смотришь вниз? — спросил он. Под галереей был обрыв, а глубоко внизу — деревья. — Каково это — падать вниз? А потом взлететь, как птица?

— Я смотрю вверх, на небо, — поправила я. По имени он меня называл редко, чаще просто «малявка» или «мелочь».

Закат очень красиво отражался на его лице. Несмотря на рыжину, кожа у Даска всегда была белой, почти без веснушек, а волосы скорее алыми. В его карих глазах блестели и переливались закатные отблески солнца.

Он повернулся ко мне, и в этих глазах появилось что-то другое. Он молчал, осторожно дыша, и наклонялся все ближе.

Мне казалось, он хочет меня поцеловать. Никогда еще меня не целовали, но почему-то я была не против. Он уставился на мои губы и вдруг закрыл глаза. Потом откинул голову назад, отшатнулся.

— Ну, смотри, на ужин не опоздай!

И ушёл.

А через три дня на закате я застукала его в компании фрейлины.

Ненавижу закаты!

Спать категорически не хотелось, но если я не отдохну, прогулка по лесу, которая намечена на послеобеденные часы, меня добьёт. Тогда я вымотаюсь, потеряю бдительность и соглашусь выйти за первого, кого подсунет Колетт, а уж эта доберманша ни за что подобного шанса не упустит.

Нет, я попробую найти того, от которого меня не воротит! От вида которого всё внутри не переворачивается, будто там варят суп, и ноги не дрожат, как последние предатели.

Только нужно отдохнуть.

* * *

Прогулка по лесу, как и ожидалось, вышла утомительной и крайне скучной. Сложно отрешиться от мира и наслаждаться тишиной, когда на небольшой территории собралось такое количество людей — тут не до уединения. За каждым деревом по принцу, спрятаться некуда.

Мне пришлось полчаса проторчать на одном месте, по щиколотку в сугробе, только чтобы со всеми женихами перездороваться.

— Я написал вам стихи, — тихо сообщил Фигаро, слегка кланяясь. — Найдите для меня пять минут вашего драгоценного времени вечером, дорогая Мариетта.

— Конечно, Ваше Величество, я буду ждать этих минут с нетерпением.

Когда толпа усилиями Колетт, фрейлин и столиков для пикника, полных закусок, рассосалась, пришел он.

Рыжие вихры как огонь мелькали среди белоснежных деревьев, пока он приближался.

Надо узнать, что он тут делает и выставить его, в конце концов, из королевства! Снова он портит всё, хотя, вроде бы, куда уже дальше?

Я задрала подбородок. В груди тревожно забилось сердце, становилось то жарко, то холодно. Даск часто во мне такие ощущения вызывал, не знаю, почему, но теперь всё иначе. Больше нельзя задерживать дыхание и ждать, когда он подойдёт. Нельзя смаковать предчувствие. Он женат.

— Добрый день, Мариетта.

— И тебе не хворать.

— Вижу, ты отбросила условности, — он стряхнул с рукава снег и хвою, которые прицепились к ткани, пока Даск лез сквозь кусты. Прямо как раньше — ровные дороги его не интересовали, зачем идти по тропинке, если рядом заросли, которые нужно преодолеть?

— Зачем ты приехал?

Даск отряхнул рукав и принялся за плечи. Они у него стали шире и крепче.

— Я с Максимилианом, кузеном. Помнишь его? Когда он получил приглашение, так разнервничался, что температура поднялась. Вот меня и упросили его сопровождать.

— Ясно.

Про Максимилиана говорили, что он слегка не от мира сего. Или полудурок, если совсем без купюр. Я и не знала, что они родственники.

— Твоего Максимилиана никто не обидит.

— Это намёк на то, что мне стоит убраться прочь?

— Ну что вы, Даск, конечно, оставайтесь.

— Мы опять на вы? Вы совсем заморочили мне голову своими выкрутасами.

Как же тяжело с ним разговаривать! Я отвернулась, непроизвольно отряхивая снег с веток ближайшего куста. Вчера я рыдала, как сумасшедшая. Из-за него. Сегодня он не уймётся, продолжает меня мучить.

— Мне немного не до словесных игр! Вскоре мне предстоит выбрать мужа, а это непросто.

— Разве? — он криво усмехнулся, заложив руки за спину. — Неужели выбрать мужа сложнее, чем книгу для чтения перед сном?

Что-то в этом сравнении было неприличное, хотя придраться не к чему. Ассоциации у каждого свои. Так вот — сон — кровать — ночь ассоциировались у меня с некоторых пор совсем не со сном. Особенно когда фраза сказана таким приглушенным хриплым тоном.

— Чего ты хочешь, Даск?

— Давай мириться?

Мириться? Это было еще хуже, чем никогда не видеться. А потом он захочет подружиться? Он будет приезжать в гости со своей женой, я буду встречать их со своим мужем. Мы будем сидеть за одним столом и вместо беседы давиться словами и хмуриться?

— Давай мириться, Мариетта. Предлагаю свою помощь. Хочешь, помогу тебе выбрать жениха?

— Ты издеваешься, что ли? — я еле сдержалась, чтобы не развернуться и не уйти.

— А что? Почему нет? Я, как мужчина, смогу рассказать тебе о нас то, чего ты не знаешь. Или уже знаешь?

У него стал очень серьёзный взгляд. Думает, мои зубы совсем сточились?

— Хм. А твоя жена, случайно, не будет против того, что ты мне помогаешь узнать о мужчинах нечто, чего я не знаю?

— Нет. Она у меня благоразумная и великодушная. Нервы не трепет. Никогда не хамит, даже если человек заслужил, привечает любого в доме, как дорогого гостя и умеет прощать. Тебе следует у неё поучиться.

— Вот ещё!

Губы задрожали, и я отвернулась, вместо того, чтобы объяснить, куда ему следует пойти со своими комплиментами своей жене. К ней!

— Соглашайся на помощь, пока предлагаю, — как ни в чем ни бывало, продолжал Даск. — Рассказывай, как ты выбираешь?

— Я не знаю, — не смотря на него, призналась я. — Я не знаю, никак. Сколько я ни думаю, все равно никто…

Нужно остановиться, а то выложу всё, как на духу. Женатому мужчине? Признаться? Снова сделать себя несчастной?

— Никто что?

— Ах, оставь меня, наконец, в покое!

— Нет никого лучше меня, ты хотела сказать?

Я обернулась и, честно, хотела влепить ему пощёчину. Как он смеет? Зачем дразнить меня, когда дома ждёт жена? Может раньше, когда мне было пятнадцать, я не понимала, что происходит, но теперь-то знаю. Да, тогда меня к нему тянуло. Я хотела, чтобы он меня поцеловал, чтобы рассказал на закате, как сильно меня любит, произнес признание, полное красивых слов, возможно, сложил бы моей красоте стихи, ну серенаду написал, на крайний случай.

В общем, чтобы вёл себя, как положено пылко влюбленному поклоннику!

Но вместо этого он дразнился и смеялся, и бросался косточками от вишни, и кружил в дурашливом танце посреди леса, пока в глазах не поплывёт, и обращался со мной так, будто я все ещё крошечная девочка. А потом я застукала его с фрейлиной, и на смену трепетному ожиданию пришла ревность. Несколько лет назад он заставил меня потерять равновесие и собирался повторить этот фокус. Нет, такого нельзя допускать.