Я думал о том, чтó мы скажем маме о нашем внешнем виде. За размышлениями прошла вся дорога, и через десять минут мы вчетвером (я, Алиса, Кир и его железный друг) оказались перед вывеской кафе. Зеленые и растрепанные, мы сели за дальний столик, но это не спасло нас от насмешливых взглядов.
— Героев нигде не любят, — с грустным вздохом заметила Алиса, потягивая из трубочки молочный коктейль.
— Вот-вот. Такова наша участь. — Кир смахнул челку со лба и постучал по столу пальцами. Я проследил за ним взглядом, изучая переливы изумруда на загорелой коже.
— Терпеть насмешки?
— Пить молочные коктейли и размышлять о жизни, — возразил он с ухмылкой.
— Это я могу! — радостно завопила Алиса, и все взгляды снова устремились к нашему столику.
Я пил апельсиновый сок, разглядывая мякоть на дне стакана, и тер щеку, пока зеленая краска не смешалась с красным цветом кожи.
— Прекрати. — Кир отнял мою ладонь от лица, и я почувствовал кожей теплое прикосновение пальцев. — Это бесполезно. Теперь мы обречены ходить с зелеными лицами. Не знаю, как вам, а мне даже нравится. — Он подмигнул Алисе.
Я заметил, как Кир бросил взгляд на мои пальцы: на фалангах темнело несколько пятен от ручки с черной пастой. Утром я снова писал, отдавая предпочтение вымышленному, а не реальному миру. Я старался не выходить из дома без любимого блокнота и нескольких черных ручек, но сегодняшний день стал исключением.
— Нужно уметь принимать последствия, — серьезно заявила Алиса.
Разговор, напоминая бурную горную речку, перетекал с одной темы на другую. Я узнал, что Кир хорошо учится, что есть одно секретное место, где мы должны обязательно побывать, и что он не любит алгебру.
Когда наши стаканы опустели, а от мороженого уже тошнило, Кир вызвался проводить нас.
— Кто знает, — сказал он и улыбнулся мне, — когда тебе захочется в следующий раз прыгнуть под колеса велосипеда.
Под внимательным взглядом Кира я чувствовал себя беззащитным и потому отказался. Мне не хотелось знакомить его ни с мамой, ни со старым домом на Черепаховой горе. Наши жизни соприкоснулись, чтобы навсегда оттолкнуться друг от друга. Я по-прежнему не верил ни в судьбу, ни в планы Бога.
Уставшие и опьяненные жарой, мы брели по улице, скрываясь от солнца в тени аллеи. Пиная камешек и не вслушиваясь в болтовню Алисы, я даже не подозревал, что боль от разбитой коленки — это сущие пустяки. В жизни есть боль, которую не замаскируешь таблеткой но-шпы и толстым слоем зеленки.
Глава II
Маленький призрак
В маленьком замке на Черепаховой горе нас на самом деле было четверо. Каждое утро мы садились за накрытый стол в гостиной и завтракали: это единственная традиция, которая объединяла нашу семью. За спиной я всегда чувствовал призрак. Все чувствовали его, только никто об этом не говорил. Мы молчали. Алиса, я и мама. Мама молчала особенно громко.
Однажды в нашей жизни появился мужчина. Дом на Черепаховой горе подарил нам возможность почувствовать себя полноценной семьей. Мужчина, которого привела мама, частично починил водопровод и дверь в сарае. Он научил меня кататься на скейтборде. Сначала он появлялся, когда мы с Алисой были в школе. Мы быстро заметили присутствие постороннего человека в нашем холодном замке. Дом подсказывал нам о вторжениях чужака. Его появления выражались в кружке с еще не остывшим кофе, покрывшимся пленкой, в капельках воды на керамике ванны и в тяжелом запахе мужского одеколона. Много раз я задумывался: чем пах мой настоящий отец? Узнал бы я его, если бы увидел в толпе, или нет? Хотел бы он знать меня, своего сына, или ему было плевать? Может, он давно умер. Каждый вопрос оставлял в душе червоточину. Порой я мучил себя вопросами, на которые не существовало ответов, и моя душа превращалась в решето.
Осенью мама решилась познакомить нас с чужаком. «Надеюсь, — сказала она, хмуря брови, — он когда-нибудь сможет стать вам папой». У нас уже был отец. Мы не знали его, никогда не видели, но в наших детских головах давно сложился образ, и мы не хотели отпускать его так просто. Алиса представляла его космонавтом, погибшим на важном задании, я видел его храбрым полицейским. У него обязательно были темные вьющиеся волосы, как у меня, и голубые глаза, как у Алисы. Как-то я бежал по подъездной лестнице и не заметил соседку. Я задел ее, и круглые яблоки, выпавшие из пакета, покатились по заплеванным бетонным ступенькам. Как только я нагнулся, чтобы собрать их, она закричала:
— Маленький болван! Весь в свою непутевую мамашу! — Голос эхом разносился по лестничной клетке и хлестал меня по щекам. Я крепко сжимал яблоко, впиваясь короткими ногтями в подгнившую кожуру. — Понарожают от разных мужиков, а нам, соседям, мучайся!
Яблоко выпало из рук. Я вскочил и побежал, не оборачиваясь, а соседка с третьего этажа все кричала и кричала. Я бежал, зная, что от правды мне не убежать.
До того вечера меня не беспокоило, что мы с Алисой совсем не были похожи друг на друга. Я услышал скворчание масла на сковородке и обнаружил маму на кухне. Она стояла в старом халате, с заколотыми волосами, и что-то тихонько напевала под бульканье масла.
— Ты понарожала нас от разных мужиков, да? — спросил я у худой спины, приваливаясь к дверному косяку. Легкие горели от бега, в горле пересохло, но я стоял и гипнотизировал мамину спину.
— Что? — Мама обернулась с деревянной лопаткой в руке. — Что ты сказал?
Голубые глаза сверкнули гневом. Я съежился, чувствуя себя источником ее злости. Нашарив рукой железную заклепку на куртке, я стал теребить ее и медленно отступать в тень коридора.
«Прости, ма, — хотелось сказать мне. — Если бы я только мог исчезнуть, я бы это сделал, прости, только не злись».
— Ты понарожала нас от разных мужиков. А соседи теперь мучаются, — терпеливо повторил я, разглядывая маму. Черты лица заострились, а кожа на шее покрылась пунцовыми пятнами. — Ты понарожа… — снова начал повторять я, думая, что мама оглохла.
— Кто тебе это сказал? — Она выключила конфорку, положила деревянную лопатку на стол и двинулась ко мне. — А ну говори!
Я решил, что она ударит меня, и зажмурился. Когда удара не случилось, я боязливо приоткрыл глаза, глядя на маму сквозь ресницы.
— Молчи! Я знаю, кто это сказал… Сейчас эта дрянь у меня получит! — Мама выбежала из квартиры, подвязывая пояс халата.
Я нашел Алису под кроватью и по секрету сообщил ей, что мама понарожала нас от разных мужиков и что соседи теперь мучаются.
— Пусть мучаются, — ответила Алиса. — Нам-то что?
— Разве можно быть счастливыми, когда другим плохо?
Мы лежали под кроватью, словно испуганные котята, забившиеся в темный угол. Из приоткрытой двери доносились крики. Каждое слово впаивалось под кожу, растворялось в крови и отравляло организм. Почему природа позволила нам, людям, быть такими уязвимыми? Почему эфемерные слова острее лезвий? Звуки рассыпались внутри меня, как битые осколки, и я зажимал уши руками, пытаясь отстраниться от мира. Когда мама вернулась, мы все еще прятались в нашем убежище, прижавшись друг к другу. Длинные волосы Алисы щекотали шею, а пыль, собравшаяся на полу, щекотала ноздри. В тот вечер мы с Алисой узнали тайну.
— Значит, мы не брат и сестра?
— Вы по-прежнему брат и сестра, Матвей. Вы оба были у меня в животе, просто… — Мама села рядом с кроватью и обняла коленки. — Все сложно.
Из-под кровати я видел только худые ноги. Я лежал спиной на полу, разглядывая панцирную сетку, и сдерживал слезы. Я сам не понимал, почему мне хотелось плакать, но я не мог показать слабость Алисе.
— Просто ты шлялась с разными мужиками, — продолжила Алиса.
— Кто тебя такому научил?
— Так говорят соседи. Я слышала.
— Учитесь защищаться, — коротко ответила мама. — Если кто-то оскорбил вас — не молчите! Никто не имеет права оскорблять вас, вы поняли?
— Проще дать сдачи, например… кулаком в глаз. — Алиса положила голову мне на плечо. — Можно?
— Иногда даже нужно… А теперь идите сюда.
Мы выбрались из убежища и попали в теплые мамины объятия.
Этот вечер из детства повторился снова. Мама привела на ужин мужчину и попросила нас быть терпеливыми. Она утверждала, что этот человек может стать нам отцом. Ночью мы с Алисой забрались под кровать и долго разговаривали, представляя, какими могут быть наши отцы. Вновь я чувствовал пыль у себя в носу, а запах гнилого яблока из воспоминаний просочился в каждый дюйм моего тела. Сладковатый привкус мякоти осел на кончике языка. К глазам подступили слезы.
Тогда мы не знали, что новый отец надолго не задержится и оставит глубокую рану.
Сначала он приходил к нам по вечерам и уходил, когда черное небо опускалось на Черепаховую гору. Иногда он отвозил нас с Алисой в школу. Он все чаще и чаще появлялся в нашей жизни, отодвигая личные границы. Я долго противился, убегал и воздвигал стены, которые он терпеливо разбирал по кирпичику. Я прогонял его и злился на Алису, потому что она так быстро поддалась его чарам.
— Он нам не отец, — в который раз уверял я маму.
— Нет, но может им стать. Если ты позволишь. Он хороший.