Сначала по городу развесят афиши с его огромными портретами. Она видела такие в Интернете, на них Туманов совсем на себя не похож, но Нюрка наверняка не удержится и отдерёт одну на память. Спрячет дома, в верхний, запирающийся на ключ ящик стола. Там уже лежат несколько вырезанных из газет фотографий.

Нюрка представляла, как пойдёт покупать билет на концерт. Да что там пойдёт, побежит, чтобы оказаться одной из первых и выбрать самое-самое лучшее место. Какое место самое лучшее? Ряд у сцены, разумеется, кресло по центру. Она хочет смотреть ему прямо в глаза, голубые, почти синие, отражающие огни рампы. Интересно, он её узнает? Вряд ли, ведь на концерт она пойдёт не в форме горничной, а в красивом платье.

Платье она тоже купит заранее и станет носить только по особым случаям. Потому что это будет особое, «его» платье. Причёску сделает в парикмахерской на первом этаже их гостиницы. Там работает Фатима-ханум, она такую укладку умеет делать! К ней за месяц записываются! И маникюр обязательно. Её руки должны быть безупречными, вдруг Всеволод Алексеевич захочет их поцеловать, когда она преподнесёт ему цветы? Он так делал на московских концертах, она видела по телевизору.

Цветы. Цветы она закажет в салоне Узеира. Лучший цветочный салон Баку, там собирают эксклюзивные букеты. Дорогому мужчине дорогие цветы. Чтобы запомнил. После какой песни выйти на сцену? После «Моя последняя любовь»? Или слишком прямолинейно? Лучше после «Прилечу к тебе». Он же прилетит. И можно даже представить, что к ней. Он вытянет последнюю ноту, поклонится публике, и тут она, с букетом. «Помните меня, Всеволод Алексеевич?» И он дар речи потеряет, увидев её такую, красавицу в платье и с причёской. Потом вспомнит и удивится ещё больше. Может быть, пригласит…

Тут Нюркины мысли обычно обрывались, потому что куда именно должен пригласить её Туманов, она не знала даже в мечтах. В ресторан? Нюрка никогда не бывала в ресторанах и не понимала, как там себя вести. Прогуляться по набережной? Невозможно, его сразу узнают прохожие, обступят, начнут фотографировать. Он давно не ходит по людным местам. Других вариантов фантазия не подкидывала, да к тому моменту Нюрка обычно доезжала до своей остановки. Приходилось возвращаться из мечты в реальность, где ждали неубранные номера и переполненные мусорные корзинки.

Конечно, она понимала, что на всё задуманное нужны деньги, много денег. И заранее готовилась ко дню будущего триумфа. Все сэкономленные «колготочные», а также чаевые, оставленные постояльцами в номерах, она складывала в тот самый запирающийся ящик стола. Складывала методично, ни разу не взяв назад ни гэпика. Сколько там накопилось? Сто манат или уже сто пятьдесят? Надо бы пересчитать. Всё равно мало. Должно ведь и на платье хватить, и на причёску, и на букет. А, ещё такси! Она же не может в платье и с причёской ехать на автобусе до концертного зала! Нет, только такси, фиолетовый кэб с высоким потолком, какие ездят только по улицам Лондона и Баку. Водитель выйдет из машины и распахнёт перед ней дверцу. Подаст руку, помогая залезть. И пусть соседи глазеют с балконов, особенно тётя Наташа, любившая повторять, что ничего путного из Нюрки не выйдет. Да, такси входило в обязательную программу волшебного дня.

Если всё подсчитать, то выходит, что сто манат, ну пусть и сто пятьдесят, явно мало. Но и времени у неё в запасе куча! Она только год как начала откладывать, даже меньше, — не сразу догадалась.

Иногда, конечно, возникали соблазны потратить деньги на что-нибудь, никак к Туманову не относящееся. Например, купить себе новый телефон, современный, с хорошей камерой и выходом в Интернет, как у Гюнель. Или велосипед! С наступлением весны в Баку пришла какая-то эпидемия велосипедов! Катались парни, катались девчонки, и русские, и даже азербайджанки. Нюрка смотрела, как они проносятся по улицам, только ветер свистит вслед, весёлые, счастливые, и думала, что велосипед — это как раз по ней. Она тоже не против носиться, возможно, она даже занялась бы экстремальным катанием по всяким там лестницам и бордюрам, освоила бы какие-нибудь трюки, вроде езды без рук или на заднем колесе. Но потом Нюрка вспоминала про волшебный день, и мысли о велосипеде отвергались как глупые и ненужные. Подумаешь, велосипед! Что она, маленькая? Велосипеды вон у всех. А Мечта есть только у неё. И волшебный день тоже.

После пожара гостиница не работала три дня, но выходных им больше начальство не устраивало. Наоборот, объявило сверхурочную повинность. Твоя смена, не твоя — будь добра, выйди. Из-за случившегося в гостиницу нагрянули всевозможные проверочные комиссии, от пожарной до санитарной, и Нюрка вместе с Эльвирой и Гюнель с утра до вечера драили номера и коридоры, отодвигали шкафы и вытирали пыль за батареями, чего не делали раньше никогда, — лишь бы ублажить проверяющих. На первом этаже шёл срочный ремонт горевшей комнаты, и за строителями тоже приходилось выносить кучи мусора.

Задерживались допоздна, и Нюрке пришлось купить маме побольше булочек и молока, чтобы не голодала до её прихода. Мама ворчала, говорила, что Нюрка её бросает. Нюрка объясняла про работу, как могла. А втайне радовалась. Её воля, она бы и ночевала на работе. Запиралась бы в подсобке и мечтала, сколько влезет. Не надо было бы никого кормить, ничего готовить, не надо было бы радостно улыбаться и хвалить маму за вылепленных из пластилина человечков. Одно плохо — из-за внеплановой работы Нюрке приходилось пропускать час в Интернете. На него просто не оставалось сил — едва справившись с домашними обязанностями, она валилась в постель. Но и без компьютера она легко могла пообщаться с Всеволодом Алексеевичем, прежде чем заснуть. Стоило прикрыть глаза, и его образ появлялся сам. Чаще всего в концертном костюме, а иногда в мятой фланелевой рубашке, явно домашней. Где она его в такой видела, на какой фотографии? А может, просто придумала? Он всегда улыбался и говорил что-нибудь хорошее. О том, что скоро приедет. О том, что надо верить в свои желания, тогда они обязательно сбудутся. А иногда молча подходил к ней сзади с большим деревянным гребнем в руках, обнимал за плечи и начинал расплетать её косы. И потом долго расчёсывал Нюркины волосы, пропуская пряди между пальцев. Такие моменты она любила больше всего.

— Нурай! — в коридоре, который Нюрка как раз заканчивала пылесосить, появился дядя Азад. — По всей гостинице тебя ищу! Спустись на ресепшн, там тебя к телефону!

— Меня? К телефону?

Никто и никогда не звонил ей в гостиницу. Ещё не хватало! Да и кто мог ей звонить? Кто вообще знает, что она здесь работает, кроме мамы? Нюрка полетела на первый этаж, на ходу представляя, как будет злиться на неё Захра. Неслыханная наглость, чтобы горничной звонили на ресепшн гостиницы!

Но Захра передала ей трубку со странным выражением лица.

— Слушаю!

На том конце тараторили по-азербайджански. Нюрка, хоть и закончила русскую школу, знала два языка. Говорила на азербайджанском, правда медленно, подбирая слова. Но сейчас она молчала даже не поэтому. А потому, что просто не знала, что сказать.

— Я приеду, как только смогу, — пробормотала она наконец.

— Приезжай немедленно! — закричали на том конце. — Я в суд подам на вашу семью! Я вас на улицу выселю!

Нюрка положила трубку на рычаг. Захра стояла рядом и, похоже, слышала каждое слово.

— Поезжай домой, — твёрдо сказала она. — До завтра я тебя отпускаю.

В другое время Нюрка бы безмерно удивилась такой доброте. Но сейчас просто не смогла оценить поступок начальницы по достоинству. Ей казалось, что мир перевернулся с ног на голову. Нет, невозможно. Шутка какая-то. Глупая шутка. А если правда? Что же теперь делать?

Конец ознакомительного фрагмента