Может правда? Слесарь когда ещё придёт, а тут мужик всё-таки.

— Подняться с вами? — настаивает Клим.

— Ну что же, кто ищет, тот всегда найдёт. Помогите, пожалуйста, нам с сестрой нужна мужская решимость.

Мы вбегаем в квартиру. Дома очень влажно, из ванной льются ручейки воды. Клим выглядит обескуражено, но мне уже не до него. Я забегаю в ванную и тащу его за собой.

Лиза пытается заткнуть испорченный кран тряпкой, но у неё ничего не получается, и целая ванная комната простреливается по всем направлениям. Увидев Клима в костюме и галстуке, Лиза страшно удивляется.

— О! Ты кто? — спрашивает она.

Клим от такого вопроса на секунду впадает в ступор и не находит ничего лучшего, как ответить:

— Финансовый директор…

— Алёна! — кричит Лиза. — Ты нахрена финансового директора привела? Нам же простой слесарь был нужен!

Она вся мокрая — волосы, голые руки, футболка, облепившая живот и маленькую, но задорную грудь.

— Слышь, директор, — говорит сестра, перехватывая его взгляд, — ты не туда смотришь. На-ка вот, прижми здесь. Да крепче держи, а я пойду слесаря вызову, пока Алёнка министра финансов не притащила.

— Я не понял, — говорит Клим, — просто затыкать трубу тряпкой? А может, воду перекрыть?

4. Трудное решение

Тряпка ничего не может удержать и мы все трое стоим абсолютно мокрые. Вот просто насквозь. Возможно, это приключение мне и было нужно, чтобы полностью перезагрузиться и смыть с себя всё произошедшее в кабинете босса, да и вообще переосмыслить своё отношение к его поползновениям.

И Лизке не повредит такая экзекуция, а то больно умная стала. А вот Клим за что страдает? Есть у него наверное какие-то грешки. Или даже большие грехи, если судить по степени пропитанности влагой.

Лиза выскакивает за дверь и мчится к телефону, а Клим заставляет меня прижимать тряпку, хотя в этом совсем уже нет смысла. Сам он осматривается, заглядывает во все углы, пытается светить телефоном и, наконец, ложится на пол и просовывает руку вглубь под ванну.

Он что-то говорит, возможно, просто матерится, но я не могу разобрать слов и вдруг, вода прекращает течь. Ай да Клим! Он поднимается на ноги и я смотрю на него, а потом и на себя. Оба мы являем собой жалкое зрелище.

И не знаю, что более жалко, моя белая блузка, ставшая от воды прозрачной и бесстыдно выставляющая на обозрение несовершенство моего нижнего белья или его дорогой костюм, превратившийся в бесформенный шерстяной мешок.

— Ауф! Ты сам воду перекрыл? — восхищённо спрашивает Лизка, входя в ванную. — Или тряпку в трубу загнал? А зачем я тогда слесаря вызвала?

— Я просто воду остановил, а слесарь здесь всё починит. Смеситель заменит или сделает, что там надо будет сделать.

— Зачётный костюмчик, кстати, — замечает Лизка, позабыв, что сама выглядит, будто совершенно голая в своей прилипшей футболке. — Просто топчик! «Бриони»?

— Нет, — хмуро отвечает Клим. — «Корнелиани».

— А это лучше, чем «Бриони»?

— Сейчас это хуже, чем «Большевичка».

Лизка начинает хохотать.

— Так, стой! — вдруг пресекает она его попытку выйти из ванной. — Ты куда? С тебя же льётся, ты нам весь паркет испортишь, а ему, между прочим сто лет недавно исполнилось. Стой здесь, пока вода вся не стечёт.

— Лиза! Прекрати свои шуточки дурацкие, это не смешно! Не слушайте её, Клим Романович. Спасибо вам и простите, что я вас в такую передрягу втянула.

Мне действительно делается стыдно.

— Я же не знала, что здесь такой ад, когда попросила вас помочь. Мне очень неловко, что так получилось. Костюм вон испортили дорогущий.

— Ага, — поддакивает сестра. — Кринжово вышло, испанский стыд просто! Это типа мне за тебя стыдно и я тобой не горжусь.

Клим стоит, как в воду опущенный и не знает, что сказать. Нужно ведь что-то делать, не может же он так идти, да ещё и на машине ехать.

— Лиза! Хватит уже непонятными словечками сыпать. Иди переоденься, стоишь, как… не знаю кто… И найди папину рубашку и брюки. Не можем же мы нашего спасителя в таком виде отправить. А потом бери ведро, тряпку и собирай воду. Сейчас соседи прибегут, скажут, что мы их затопили. Сама им будешь ремонт делать.

Лиза по привычке огрызается, но делает, что я сказала. Через несколько минут некогда роскошный костюм Клима, вместе с рубашкой и галстуком висит на плечиках и с него всё ещё стекает вода. А сам Клим выходит из ванной в старых вьетнамках, древней и основательно застиранной офицерской рубахе и тонких синих трикушках.

Лизка начинает хохотать. Мне, признаюсь, тоже довольно трудно удержаться, особенно глядя на полное печали лицо Клима.

— Ну вот, зашёл финансовый директор, а вышел слесарь, — ухохатывается сестра.

— Ошибаешься, — отвечает Клим. — Даже слесаря так не одеваются, как ты меня прикинула. Так может только дед древний вырядиться. Где вы такие раритеты раскопали? Это ж мечта старьёвщика.

— Это от папы осталось.

— А сам он где, не потребует вернуть?

— Нет, — отвечает Лиза, — он умер. Давно очень, я ещё была совсем маленькой.

— Простите.

— Да ничего, мы уже привыкли.

— А он военным был?

— Вообще-то сантехником.

Потом мы сидим на кухне, ужинаем и болтаем. Возможно, джентльмену в костюме от Корнелиани, да ещё и финансовому директору «Русских сладостей» не пристало употреблять жареную картошку с котлетами и солёными огурцами, сидя на тесной кухне, но парень в вытянутых трениках выглядит за нашим столом вполне органично. И уплетает котлеты за обе щёки.

— Очень вкусно, — говорит Клим. — Кто котлеты готовил?

— Лиза, — киваю я на сестру.

— Восхитительно! Я таких миллион лет не ел. Картошка тоже шикарная.

Это уже для меня, я её жарила, пока Лиза воду с пола собирала.

— На здоровье, — расцветает она. — Видишь, Алён, а ты говорила, что запах несвежего мяса невозможно замаскировать.

Клим напрягается.

— Да ладно, расслабься, я тебя рофлю, — грубовато ржёт Лиза, — прикалываю то есть. Мясо свежее было. Сама покупала.

— А вы вдвоём живёте? — интересуется Клим.

— Да, — подтверждает моя сестра. — Но ты имей в виду, нам и двоим здесь тесновато, так что к нашей жилплощади даже не присматривайся.

— А родственники какие-нибудь у вас есть? — продолжает выспрашивать он.

— Маменька имеется, — выкладывает Лизка, а я только головой качаю.

Я, в отличие от неё, стараюсь не распространяться на эти темы.

— И где она?

— В городе Париже.

— Во Франции? Серьёзно? — удивляется Клим.

— Ага.

— И что она там делает?

— Живёт с молодым арабом, или кто он там, наслаждается жизнью, ест улиток и пьёт шампанское. Ты странный, будто не знаешь, что люди во Франции делают.

— И давно она там?

— Лет пять вроде.

— И что, просто так взяла и уехала?

— Ага. Повесила меня на шею старшей сестре а сама улетела на крыльях любви. А я ведь не сахар. Знаешь, как со мной трудно? Да ещё и школу заканчиваю, а там поступать надо. Жуть в общем. Денег нужна прорва. Вот Алёнка и крутится. Пашет, как проклятая, чтобы у меня счастливое детство было.

Клим смотрит на меня со смесью уважения и восхищения. Потом разговор переходит на него самого, но он каждый раз умело уходит от прямых Лизкиных вопросов и мы так ничего особенного о нём и не узнаём, кроме того, что и так знали, то есть про его работу.

Выглядит он в своём новом прикиде отпадно. Он переживает, чтобы его не приняли за угонщика, слишком уж его образ не соответствует транспортному средству.

— Не волнуйся, — успокаивает его Лиза. — Это Москва, детка. Здесь люди ничему не удивляются, особенно если эти люди менты. Тем более, что таких стрёмных угонщиков в природе не существует.

— Неплохой парняга, — делится со мной впечатлениями сестра, глядя в окно, как Клим идёт к своей машине

— Не простой он. Хитрый жук, — отвечаю я ей, — и староват для тебя.

Она фыркает. Клим уезжает, как мне кажется, с чувством огромного облегчения. И я очень сомневаюсь, что хоть когда-нибудь снова его увижу. Разве что придёт, как сегодня к Борзову. Кстати, про Борзова… Вот о ком мне нужно подумать, а не о Климе каком-то.

Надо всё написать на бумажке и тщательно взвесить.

Собственно, тут и взвешивать особо нечего. Всё просто, как ясный день. Борзов сегодня чуть меня не трахнул, а я поплыла и была этому рада. Ну, если и не рада, всё равно, не возражала. Он однозначно повторит свои действия, и я снова не смогу устоять.

Не знаю, чем он меня берёт, но сегодня я почувствовала себя перед ним совершенно безоружной. Я его захотела, вот в чём ужас. Что из этого следует? Простая вещь. Он почувствует свою власть надо мной и будет меня пользовать по собственному произволению. Когда и сколько захочет.

И я перейду из разряда свободной сотрудницы в разряд работниц сексуального фронта. Какая пошлость! Секс с начальником, прямо на рабочем месте. Стыд и зашквар, как говорит Лизка.

Едем дальше. Он хороший человек? Не знаю. Может и хороший, но в нашем случае это неважно. И неважно, строг он со мной или мягок. Он же не по любви, не по зову сердца, а по зову члена. Ну и что со мной будет? Да ничего хорошего.