Что? Я должна потренироваться одеваться на скорость?

— Радимир Львович, а вы не охренели часом?! — взрываюсь я.

— Чего?! Да ты слова-то подбирай! Совсем распоясались!

— Распоясались?! — я уже почти кричу. — А кто это нас тут распоясал?! И вы думаете, что такое сойдёт вам с рук?!

— Обычное дело! Как удовольствие получать, она первая, а как ответ держать, так её и нет.

У меня сейчас голова взорвётся. Он что, действительно дурак?

— Вот знаете, правильно вы сегодня себя называли. Под каждым словом подписываюсь. Так что может вам надо было в мед поступать. Диагнозы вы просто отлично ставите. Особенно себе.

Борзов задыхается от такой наглости.

— Да ты! — грохочет он. — Девчонка! Без году неделя на предприятии, а уже позволяет себе!

Я заканчиваю приводить себя в порядок и уверенным шагом двигаюсь к двери.

— А ну, стоять! Кто тебя отпустил?! Сюда иди!

Я не останавливаюсь.

— Заявление на стол мне положишь! — кричит мне в след Борзов. — Сию же секунду! Пиши заявление! По собственному желанию! Немедленно!

— И напишу! Не беспокойтесь! Всё напишу, и по собственному, и по принуждению! И вам напишу и в полицию!

— Да ты!

Я резко распахиваю дверь и чуть не сбиваю стоящего у двери человека.

6. Слонёнок и бал сладкоежек

За дверью стоит глава конструкторского бюро Тихон Газизович Мечтанов. Лысеющий, с толстыми губами, он чем-то похож на добродушного слоника. У него старые очки в массивной оправе, из-под которых внимательно смотрят ласковые глаза, сильно увеличенные толстыми линзами.

Мечтанову лет пятьдесят, но выглядит он страшно несовременным. Он улыбается своей «фирменной», немного грустной и чуть виноватой улыбкой:

— Распекал?

От него исходит волна сочувствия, ощутимая буквально физически.

Я киваю:

— Ещё как. Так что, если можете не идти, лучше не ходите, а то и вас распечёт. По полной программе.

— Не могу, нужно, — смешно разводит руками великовозрастный слонёнок. — Он же меня вызывал. Ну как я могу… Алёна Михайловна, голубушка, доложите обо мне, будьте добры.

Я прохожу к столу и нажимаю кнопку селектора.

— Слушаю, — звучит недовольный голос.

— Радимир Львович, к вам начальник КБ.

— Пусть войдёт, — отвечает он после паузы.

Я делаю приглашающий жест рукой и Мечтанов, как-то скукожившись и став маленьким и невзрачным, открывает дверь. Точно на эшафот.

Я делаю вид, что погружаюсь в работу, но сама раскладываю по полочкам произошедшее в кабинете директора. Надо понять, что именно в моём поведении или внешности вызывает агрессию со стороны Борзова. Ну, то есть не агрессию, а сексуальную необузданность.

Я ухожу глубоко в свои мысли, когда в приёмной появляется Саша Разумовская, начальник канцелярии.

— Алёнка, привет!

Я какое-то время не реагирую, уставившись в невидимую точку перед собой. И только, когда Саша начинает размахивать рукой перед моим лицом и несколько раз озабоченно выкрикивает что-то вроде «мы её теряем», я возвращаюсь к реальности.

— Ой, приветик, Саш!

— Ну ты даёшь! Что это было, сеанс связи с инопланетянами или шеф так замучил? — спрашивает она.

Знала, бы ты, Саша, насколько близка к истине.

— Пытался, конечно, но нас голыми руками не возьмёшь, — отшучиваюсь я. — Чего несёшь?

— Несу я обычно полный вздор, если верить моей матушке. А помимо вздора, вот приказ по КБ решила тебе закинуть.

— О, спасибо большое. И, кстати, передай маме, что без твоего, так называемого вздора, было бы тяжко на свете жить.

— Нет уж, маме лучше об этом не знать, пусть продолжает мучиться в неведении. Ты слышала про бал сладкоежек?

— Ну, что-то слышала.

— Так ведь он уже скоро, и я бы с удовольствием сходила. Закинь удочку боссу, не поможет он нам с пригласительными? Может, кто-то из руководства не захочет идти, так чтобы нам с тобой отдали. Как тебе идея? Крутая?

— Да ну его, босса этого. Просить у него знаешь, означает попасть в зависимость.

— Ну не от наркотиков же и не от алкоголя, — возражает Саша. — А остальные виды зависимости нас не пугают.

— Не, зависимость — это плохо. Лучше уж самим купить билеты. Наверняка же будут продаваться.

— Алён, — говорит она, глядя на меня скептически, — Ты меня удивляешь. Ты сама часом не инопланетянка? Знаешь сколько они стоят? Двадцать пять тысяч. Ты сколько билетов будешь брать? Возьми побольше, чтоб девчонкам подарить, если что.

— Ого! А почему так дорого? Там что будет за такие деньги? Прилюдно будут шефа моего четвертовать? Я бы нашла такие деньги, не пожалела бы.

— Нет, там другое. Знаешь, какие там жеребчики соберутся? Породистые, богатые, роскошные. Один другого краше, тридцать три богатыря, дядька Черномор и даже Тарзан им в подмётки не годятся.

— Это что за жеребчики такие? — удивляюсь я.

— Во-первых, все наши сахарно-кондитерские магнаты. Рыковы, Градовы, Борзовы и многие другие. Итальянцы и французы табунами туда прискакивают, знают, как свой генофонд пополнять.

Я смеюсь.

— Во-вторых, — серьёзно продолжает она, — будут наследники или, как они там, из императорского дома Романовых. Представь, можно будет князя склеить или даже великого князя. В-третьих, за такую стоимость вступительного билета сама прикинь, кто туда придёт. Счастливицы, которые проникнут на этот парад кошельков, будут обеспечены до конца дней. При условии, что они не дуры, а вот такие деловые и прагматичные, как мы с тобой. И красивые. Поняла?

— Саша, ты гений, — улыбаюсь я. — Так и быть, попытаюсь выхлопотать тебе контрамарку.

— И про себя не забудь. Я-то замужем… Была. А тебе ещё только предстоит вкусить плотские радости. Поэтому ни за что не пропусти это событие года. Где ты ещё сможешь так себя показать?

Пока мы болтаем, аудиенция у генерального заканчивается и в приёмную возвращается Мечтанов.

— Ой, Александра Сергеевна, — расплывается он в улыбке, — здравствуйте. Какое счастье застать в одном месте двух самых красивых женщин предприятия.

— А вы ловелас, Тихон Газизович, — преувеличенно строит глазки Саша. — И льстец.

Тихон Газизович смущается и делается ещё больше похожим на слонёнка.

— Алёнушка, я же вам не дорассказал давеча, так может и Сашеньке Сергеевне интересно будет про мою установку. Это исключительно в свободное от работы время, вы не подумайте.

— Какая ещё установка? — преувеличенно удивляется Саша. — Мармеладная, надеюсь?

— Нет, — виновато хихикает слонёнок, — Ловондатр называется. Это я в юности участвовал в эксперименте в авиационном институте, ну и вот теперь продолжаю работу, частным образом, так сказать. Это машина времени, в некотором роде, только у меня она иначе работает.

— Иначе? Не так как у нас? По-другому? — серьёзно спрашивает Саша.

— Да-да, по-другому. Я вот в камеру залезу и начну время назад ускорять, ну, то есть замедлять, понимаете? У вас тут ничего не изменится, а в камере у меня часики обратно пойдут.

— И зачем же вам такое чудо?

— Ну как же! Вы тут не изменитесь, а я помолодею. Выйду такой красавец, а вы не узнаете и влюбитесь. Или вот, Алёнушка Михайловна, а может и обе сразу. Я знаете, какой красивый раньше был, это сейчас, — он машет рукой, — а тогда, ого-го!

Говоря о своей фантазии, Мечтанов обычно начинает светиться наивным восторгом и безграничной верой в научный прогресс. Он, конечно, безобидный, но навязчивый, и я, при каждом удобном случае стараюсь избежать встречи с ним. А сейчас вот…

А сейчас из кабинета выходит Борзов и в приёмной сразу становится тихо. Он стоит и какое-то время оглядывая всю мизансцену. Этакий франт, симпатичный барин, случайно ввалившийся в людскую.

— Здравствуйте Радимир Львович, — говорит Саша.

— Здравствуйте, — кивает он. — Приказ принесли?

— Принесла.

— Ну вот, Мечтанову сразу копию дайте, раз все здесь повстречались. Алёна, зайдите ко мне, мы с вами не закончили ещё.

Он возвращается в свой кабинет, и все моментально разбегаются по рабочим местам. И мне надо. Но я совсем не хочу идти к нему. Я ещё не пришла в себя от предыдущего захода и мне совсем не улыбается снова стоять без штанов посреди кабинета и ждать, пока кто-нибудь войдёт.

Щёлкает селектор:

— И кофе, пожалуйста, прихвати.

Пожалуйста? Он так сказал? Серьёзно? Теперь ещё страшнее стало. Я делаю кофе и захожу в кабинет. Несу поднос с маленькой чашечкой, вышагиваю по длинному кабинету, как по помосту к месту казни. Стараюсь не подавать виду, что взволнована. Страх вообще нельзя показывать. Хищники его чувствуют. Их не обманешь…

— Ну что, — говорит он, — почему такой испуганный вид?

Блин!

— Я что, крокодил какой-нибудь? Любавина, чего ты молчишь?

— Ваш кофе, Радимир Львович.

— Мне больше нравится, когда ты говоришь: «Радим».

Он поднимается из-за стола, а я делаю шаг назад.

— Он очень горячий, — предупреждаю я.

— Ну так поставь на стол. Дай сюда.

Он забирает из моих рук поднос и ставит на стол заседаний.

— Да не бойся ты, дрожишь вся. Ты чего нервничаешь?

Это конечно преувеличение, никакой дрожи у меня нет, но и энтузиазма от предстоящего «разговора» я совсем не испытываю.